2 Обед прошел в подавленном настроении. Миссис Виринг оправилась от первого потрясения, вызванного потерей любимой племянницы, и, казалось, полностью владела собой, или, по крайней мере, полностью владела выпитым спиртным, что в данном случае было одним и тем же. Брекстону обед подали в комнату. Остальные остались сидеть в гостиной и неловко пытались поддерживать разговор, стараясь не упоминать про случившееся, но не умея найти другой темы для беседы. Медленно наступала реакция. Шок происшедшего постепенно овладевал нами, особенно когда миссис Виринг обнаружила шарф Милдред, небрежно переброшенный через спинку кресла, словно она в любой момент могла за ним вернуться. Поначалу мы собирались в Медстоун-клуб на коктейль, но в последний момент миссис Виринг все отменила. Намеченные на вечер танцы тоже оказались под сомнением. Правда, про себя я решил, что отправлюсь на них, пойдут ли другие или нет. И даже лучше, если не пойдут: меня больше устроит встреча с Лиз Бессемер с глазу на глаз. Постепенно гости разбрелись кто куда: кто-то поднялся в комнату, кто-то ушел на пляж, кто-то остался в доме, причем никто не знал, как вести себя в подобных обстоятельствах. Я коротко переговорил в алькове с миссис Виринг. Никто, включая меня самого, не хотел входить в воду, хотя после полудня океан-убийца выглядел еще более голубым и сверкающим. — Ну, как вы думаете, это может помешать? — Миссис Виринг пристально посмотрела на меня. — Чему помешать? — Приему, чему же еще? Это может создать мне рекламу… но нежелательного толка. Я начал понимать, что она имеет в виду. — Можно считать… — Что полезна любая реклама, — поспешно прервала она. — Но в обществе не совсем так. Устройте себе рекламу известного сорта — и люди от вас отвернутся. — Я не могу себе представить, как на вас может сказаться, что ваша гостья случайно утонула. — Если все действительно так, то не скажется. — Она сделала многозначительную паузу; я ожидал дальнейшего развития темы, но она неожиданно сменила тему. — Когда приедут газетчики, я бы хотела, чтобы вы действовали от моего имени. Один из них уже катит сюда. Но не объясняйте им, в чем состоит ваша настоящая работа. Просто скажите, что вы один из гостей, что я расстроена случившимся… Ведь на самом деле так и есть… И что вам поручено говорить от моего имени. — А что я должен буду говорить? — Ничего, — улыбнулась она. — А что вы можете сказать? Что Милдред была моей племянницей; что я очень любила ее; что она недавно болела (полагаю, на это следует обратить внимание) и что она не справилась с течением. — Они забрали… э-э… тело в морг? Врач с Брекстоном внесли ее в дом, и больше я их не видел. — Не знаю. Врач увез его с собой в машине «скорой помощи». Я уже договорилась с владельцем похоронного бюро, он обо всем позаботится… Они сами свяжутся с врачом, а тот — мой старый друг. Она задумалась и замолчала, перебирая бумаги на столе. Меня удивила быстрая смена ее настроения, но я знал, что подобным образом ведет себя большинство алкоголиков. Общительные, доброжелательные, эмоциональные натуры, они зачастую безответственны и непредсказуемы. За обедом я сидел рядом с нею и то, что могло показаться бокалом с водой, как я заметил при более внимательном рассмотрении, оказалось полным бокалом джина. К концу обеда бокал опустел. Потом она добавила: — Я буду вам очень признательна, Питер, если вы ничего не скажете… по поводу ночного недоразумения. — Вы имеете в виду крики? Она кивнула. — Если бы стало известно… Ну, если бы возникли неверные представления об отношениях Милдред и Брекстона, это серьезно повредило бы мне в глазах общественности. Он был весьма ей предан и все время поддерживал во время ее нервного срыва. Не хотелось бы, чтобы возникли ложные слухи… — Разве есть такая возможность? Несчастная женщина пошла купаться и утонула; мы все были свидетелями — и ничего больше. — Знаю, знаю. Но даже если это так, вы знаете, как люди любят сплетничать. Мне очень не хотелось бы, чтобы кто-нибудь из газетчиков, из этих жутких репортеришек, начал строить какие-то версии. — Я прослежу за этим, — заявил я с куда большей уверенностью, чем подобало в подобных обстоятельствах. — Вот почему я бы хотела, чтобы вы взяли прессу на себя… И еще одно… — она помолчала, потом добавила: — Постарайтесь держать остальных подальше от газетчиков. Это требование меня поразило. — Почему? Ведь это не имеет никакого значения. Мы все видели одно и то же. Полиция уже получила наши показания. — Полиция будет помалкивать. Просто сделайте так, как я прошу, — и я вам буду очень благодарна. Я пожал плечами. — Постараюсь, если смогу. Но как остановить ваших гостей, если им захочется общаться с прессой? — Надеюсь на вас. — Она сменила тему разговора. — У меня была очень милая беседа с Альмой Эддердейл, она просила вам о ней напомнить. Сегодня утром она остановилась в отеле «Си Спрей». — Чудесно. — Я надеялась встретиться с ней завтра, но теперь… Право, не знаю, как быть. — Я бы сказал — как обычно. Это ужасная трагедия, но… — Но ведь она была моей племянницей, мы были с ней очень близки… Другое дело, будь она просто моей гостьей… Я понял, чего от меня ждут. — Может быть, стоило бы пригласить нескольких человек… друзей семьи. Я убеждена, это выглядело бы естественно. Тут я кое-что вспомнил и бодро вмешался: — Меня сегодня вечером пригласили на танцы в яхт-клубе. Если вы не пойдете, могу ли я… — Да-да, конечно, вне всякого сомнения. Но пожалуйста, пожалуйста, не говорите ни с кем о том, что произошло. Я, скорее всего, не смогу и не уверена, что захотят остальные, — все они были более или менее тесно связаны с Милдред. А у вас нет никаких причин не пойти. И, чувствуя себя слугой, которому дали свободный вечер, я удалился, а миссис Виринг отправилась в спальню, к графину с волшебным средством, отгоняющим заботы. Спустя час вся гостиная осталась в моем распоряжении, что оказалось весьма кстати, — дворецкий привел первого представителя прессы, щуплого молодого человека из отдела хроники. Я любезно пригласил его сесть в кресло. — Мне хотелось бы поговорить с миссис Розой Клейтон Виринг и Полем Брекстоном, — простуженным голосом выдавил репортер. — Вам придется удовлетвориться беседой со мной. — Я приехал сюда, чтобы поговорить с миссис Розой… — Можете говорить со мной, — сказал я уже резче. — Мне поручено говорить от имени миссис Виринг. — Кто вы такой? — Питер Катлер Саржент Второй. Он медленно записал это, делая вид, что стенографирует, на самом же деле просто выводя кошмарные каракули. — И тем не менее мне все-таки хотелось бы… — упрямо повторил он, но я опять прервал: — Молодой человек, они не хотят встречаться с прессой. Вы можете поговорить со мной или убраться восвояси. Это явно произвело на него впечатление. — Хорошо, сэр. Я был в полиции, и там сказали, что миссис Брекстон утонула сегодня утром в одиннадцать часов шесть минут. Это верно? Я подтвердил и выдал все имевшиеся факты, а он старательно записывал. — Мне бы хотелось осветить проблему с человеческой точки зрения, — сказал он тоном, выдававшим человека, едва окончившего школу журналистики. — У вас есть все возможности. Брекстон — известный художник. Миссис Виринг принадлежит к сливкам высшего общества. Просто поройтесь в справочном отделе вашей редакции, и там найдется материал на приличную статью. Он подозрительно посмотрел на меня. — А вы не работаете на какую-нибудь газету? Я покачал головой. — Мне как-то пришлось посмотреть фильм «Первая полоса», так что я все о вас, ребята, знаю. Он с явным отвращением поморщился. — Мне хотелось видеть миссис Виринг просто для того, чтобы… — Миссис Виринг — открыть кавычки — убита горем — закрыть кавычки. Поль Брекстон — открыть кавычки — всемирно известный современный художник отказывается каким-либо образом комментировать происшествие, в настоящее время находится в своей комнате и недоступен — закрыть кавычки. Вот и вся ваша история.