Любит, не любит: Джуна Барнс (2) Впервые опубликовано в газете Dagens Nyheter 10 декабря 2009 года. Мужчина делает женщине предложение. Она отвечает на его чувства – сдержанно, но недвусмысленно. Они женятся, у них рождается сын. Сразу после рождения ребенка женщина уходит. Она бросает мужчину, который так и не сможет понять, зачем вообще она вышла за него. Женщина также бросает и своего сына – болезненного и умственно отсталого ребенка, который навсегда сохранит надежду на ее возвращение. Эта женщина встречает другую женщину. Затем бросает ее. Та, которую бросили, так и не поймет, в чем причина разрыва. Затем наша героиня встречает другую женщину. Они перебираются на другой континент. Приходит время, и наша героиня умирает. Свидетелем ее смерти становится собака. Вот и все события, из которых складывается роман Джуны Барнс «Ночной лес» (1936), – по крайней мере на внешнем, сюжетном уровне. И тем не менее эта небольшая по объему книжка – один из величайших памятников модернистской литературы, грандиозное произведение, которое завоевывает всё больше почитателей с каждым новым поколением. Долгое время модернизм ассоциировался с весьма ограниченным кругом имен, преимущественно – мужских. Первым делом это был Джеймс Джойс, Джеймс Джойс и Джеймс Джойс. И еще Т. С. Элиот. Ну и, возможно, Эзра Паунд, и, может быть, Франц Кафка, Эрих Мария Ремарк, Джон Дос Пассос, Ф. Скотт Фицджеральд. Сегодня история выглядит иначе. Теперь представляется невозможным игнорировать такие имена, как Вирджиния Вулф, Гертруда Стайн, Джуна Барнс. Без этих и других писательниц разговор о модернизме немыслим. Не многие из них были гетеросексуальны. Джуна Барнс сомневалась в самой идее: писать прозу после «Улисса» (1922). Но попыток не оставляла. Писала – и переписывала. Как отмечает Юнас Тенте в своем послесловии к роману – гораздо более полезном для читателя, чем знаменитое предисловие Т. С. Элиота, – по пути к публикации книга существенно уменьшилась в объеме. Изначально рукопись представляла собой бесформенное творение в 670 страниц, но постепенно сократилась до 212 – объема, практически идеального для прозы. В 1936 году книга была опубликована в Англии, год спустя – в США. В качестве писательницы Барнс дебютировала раньше, и уже были изданы несколько ее произведений, но именно «Ночной лес» стал настоящим прорывом. К моменту выхода романа Джуне Барнс было сорок четыре года. Судя по всему, читательская аудитория у книги была невелика, но критика восприняла ее с энтузиазмом. Помог и Т. С. Элиот – он позволил уговорить себя и написал предисловие к «Ночному лесу». «Я самая знаменитая в мире неизвестная писательница», – любила говорить Джуна Барнс. «Ночной лес» – роман с немым центром. У этого центра есть имя: Робин – женщина, которая разрушает всё, к чему прикасается. Она практически не говорит. Ее вообще сложно распознать; ее присутствие заметно разве что по душевным ранам, которые она наносит своему мужу, своему сыну, своей возлюбленной. Именно эти следы героини видны наиболее отчетливо, и именно вокруг них вращается роман, одновременно легкий и парализующий, вязкий. Можно также сказать, что Робин – это женщина, которая всех превращает в философов, в той или иной степени против их желания. Выражаясь словами одного из героев романа, «чтобы приготовить паштет, нужно измельчить гусиную печень, а чтобы сделать из человека философа, нужно растревожить его сердечные мышцы». Когда Робин погибает, весь мир словно задыхается от скорби. «Ночной лес» можно рассматривать как реквием в форме эстафеты. Один голос приходит на смену другому: голос мужа, сына, возлюбленной. А Робин служит эстафетной палочкой – именно она объединяет всех персонажей романа и заставляет их судьбы пересекаться. И за всем бдительно наблюдает доктор О’Коннор – первый и последний голос в романе; человек, обладающий, по сути, женской натурой и лучше других понимающий, что такое желание, измена и предательство. Он – все вместе и каждый в отдельности, и в книге он выступает единственным надежным свидетелем этой драмы страсти. Джуна Барнс словно хочет сказать нам: бессмысленно задаваться вопросом, кто мы такие. «Человек обретает цельность только тогда, когда принимает в расчет свою тень так же, как и самого себя – а что есть тень человека, как не великое чудо?» Мы обретаем себя только в отношениях с другим, только когда нам находится место в сердце другого. И это меняет нас безвозвратно. Жизнь идет своим чередом: Симона де Бовуар Впервые опубликовано в газете Dagens Nyheter 21 сентября 1992 года под названием «Волшебный мир не помогает». Спустя девять лет после окончания Второй мировой войны, в 1954 году, во Франции увидел свет роман Симоны де Бовуар «Мандарины» – внушительное повествование о современности. Писательница с тревогой ожидала этого события. Она боялась, что вокруг ее имени вновь станут распространять всякую чушь и злобные сплетни: так уже было несколькими годами ранее, после выхода ее знаменитого феминистского трактата «Второй пол» (1949). Но для тревоги не было оснований. Критики, за небольшим исключением, приняли роман благосклонно, и продавалась книга на удивление хорошо. Более того, за нее Симона де Бовуар удостоилась престижной Гонкуровской премии. Была только одна загвоздка. Критики и читатели восприняли как данность, что всё, описанное в «Мандаринах», основано на реальных фактах и событиях. Подобный подход к творчеству Бовуар широко распространен и сегодня. Критики пытаются уверить нас в том, что спутница жизни Сартра создавала исключительно автобиографические произведения. Симона де Бовуар, мол, паразитировала на реальности, в то время как Сартр создавал ее. При таком подходе сама возможность говорить о художественных особенностях произведений Бовуар по определению исключается. Вместо этого открывается полная свобода ставить знак равенства между произведением и его автором. И вот иные интеллектуалы достают портновскую рулетку и замеряют объем груди и бедер. Настоящий сухарь? О, да. Зацикленная на себе? Абсолютно. Фригидная? Вероятно. Лишенная воображения? Похоже на то. Бесчувственная? Определенно. Слишком умная? В точку! Вот такая печальная судьба постигла Симону де Бовуар, о чем пишет Торил Мой в своем глубоком и детальном исследовании. Нам хорошо известно, что схожая судьба постигла многих женщин-писательниц. Просто удивительно, как легко на роман «Мандарины» повесили клеймо, от которого так трудно избавиться. Эта книга – не более чем «роман с ключом», твердят со всех сторон. Так ли это? И даже если так – какое это имеет значение? Но вот прошло время. Сартра и Бовуар больше нет, их любимое место – «Кафе де Флор» – превратилось в дорогую приманку для туристов, и Диснейленд стал чуть ли не главной Парижской достопримечательностью. И при всем при этом роман «Мандарины» – 650-страничное повествование о группе интеллектуалов в послевоенном Париже – остается актуальным. Причем весьма актуальным. С течением времени это произведение стало в гораздо меньшей степени «романом с ключом», и в гораздо большей – феноменом художественной литературы. Та небрежно замаскированная реальность, которую столь многие, как им казалось, узнавали в романе, поблекла, как старая фотография. Конечно, можно найти сходства между героиней романа, тридцатидевятилетней женщиной-психиатром Анной Дюбрей, и самой Симоной де Бовуар («Когда это ты работала психиатром?» – спрашивали писательницу знакомые, буквально воспринявшие сюжет романа). Сходства просматриваются и в том, что Анна предпринимает длительное путешествие, чтобы воссоединиться со своим любовником в США, и в том, что ей сложно смириться с собственным старением. И, конечно, немало общего у героя романа – писателя Робера Дюбрея – с Сартром, и, возможно, Анри Перрон напоминает Камю. Но при всем этом роман «Мандарины» отлично стоит на своих собственных ногах – как произведение художественной литературы. «Мандарины» – отчасти ироническое описание жизни и деятельности небольшой группы интеллектуалов. Многие из них были участниками Сопротивления, и все без исключения связывают свои надежды на лучшее будущее с социализмом. Роман начинается с того, что друзья празднуют Рождество 1944 года. Можно щедро намазать хлеб маслом и поднять бокалы за окончательный крах немцев, который уже не за горами. Ключевое слово в этой сцене – мир. Но буквально пару дней спустя, незадолго до того, как мир уже станет свершившимся фактом, наваливается ощущение великой пустоты. Известный писатель Анри Перрон сидит, словно парализованный, за печатной машинкой. Зачем писать? Во имя чего? Анну Дюбрей одолевает апатия, когда она работает со своими пациентами. Зачем лечить? Изгонять печаль – но ради чего? Чувство вины выжившего – тяжкое бремя. Выясняется, что некоторые знакомые были коллаборационистами и предателями. Священные принципы истерты до неузнаваемости. Робер Дюбрей изо всех сил старается скрыть попавшую к нему ужасную информацию о советских «трудовых лагерях». Перрон отчаянно влюбляется в некую блондинку, которая путалась с немецкими офицерами, делает ее героиней своей пьесы и даже совершает клятвопреступление ради нее. Здесь Симона де Бовуар достигает вершин трагикомического. Запутанные жизненные ситуации, в которых оказываются друзья, описываются частично с точки зрения Анри, а частично – с точки зрения Анны. Это потрясающая и увлекательная история. И хотя стартовый разгон довольно длинный, Бовуар проявляет себя как мастер композиции. Ее описания тревожных обстоятельств и запутанных взаимоотношений захватывающи и одновременно забавны – как, например, эпизод, раскрывающий интриги вокруг «левого» журнала с довольно типичным названием Espoir (Надежда). Можно посетовать на то, что некоторые рассуждения о политике и морали, представленные в романе, звучат ходульно и что довольно странным образом героини этого произведения проживают свои жизни почти исключительно в тени мужчин. Однако у романа «Мандарины» есть одно качество, которым наделены не многие произведения: он передает исторический опыт во всей его полноте. Стина Аронсон и снег Впервые опубликовано в газете Dagens Nyheter 20 декабря 2003 года. Столь велика бедность, что после еды хлебные крошки бережно сметают в ящик стола. Столь глубоко благочестие, что окна держат незанавешенными, потому что занавески – это портки дьявола. Столь благороден шведский язык, что, когда ему случается «внедриться» в финский, выглядит это так же изысканно, как покупные башмаки. Столь мал человек, что земли и реки, леса и горы, кажется, смотрят на него, когда он стоит у окна в ожидании, ибо ожидание – его удел. Человеком у окна мог быть любой из окрестностей Мянтюярви или из какой-нибудь другой деревни, что располагается на финских землях в Норрботтене 1930-х годов. Но в данном случае это Эмма Нисканпяя, одинокая женщина, которой суждено потерять то немногое, что у нее есть: сначала мужа, а затем и единственного сына. Такова воля Господа. Всё, что остается, – одинокая хижина и луга вокруг. Об Эмме Нисканпяя и некоторых других обитателях заброшенного и уединенного уголка Норрботтена рассказывается в самом известном романе Стины Аронсон «По эту сторону небес» (1946). Эта девятая по счету книга стала для писательницы настоящим прорывом. Через год, в 1947-м, Аронсон была избрана членом литературного «Общества девяти» («De Nio»). Детство Стины Аронсон прошло в непростых условиях. Эстер Кристина Андерссон – такова ее девичья фамилия – была незаконнорожденным ребенком, выросла в приемной семье в Уппсале, затем окончила педагогический колледж в Стокгольме и позже вышла замуж за медика Андерса Аронсона. Супружеская пара переехала в Норрботтен, где муж Стины получил место в санатории в Сандтреске. Стина Аронсон оставила преподавание в школе и целиком посвятила себя домашним заботам – и писательству. Стина Аронсон дебютировала в возрасте двадцати девяти лет с романом «Книга о добрых соседях», которую опубликовало издательство Bonniers. Ее книги – описания повседневной жизни в маленьких городках и деревнях, а также поэтические опыты – продавались плохо, чтобы не сказать ужасно; порой удавалось продать всего пятьдесят экземпляров из тиража. Об этом можно узнать из подробного исследования литературоведа Каролины Граэске, посвященного долгому и извилистому писательскому пути Стины Аронсон. Издатель Стины Аронсон, Карл Отто Боньер, верил в талант писательницы – он был очевидным – и поддерживал ее, публикуя книгу за книгой, хотя сам, случалось, критиковал Аронсон за многословие, перегруженные предложения и цветистый слог… По прошествии двадцати лет с неизменно низкими показателями продаж Тур Боньер, пришедший на смену Карлу Отто, заявил, что издательство не считает возможным далее вкладывать деньги в Стину Аронсон. Это был военный 1942 год. Тогда Аронсон обратилась в издательство Norstedts с частями рукописи, которой суждено было впоследствии стать книгой «По эту сторону небес». Аронсон давно нашла свой стиль и свою тему, но понадобилось более двух десятилетий, чтобы все детали головоломки встали на свои места. И, возможно, не последнюю роль сыграл в этом Рагнар Сванстрём, глава издательства Norstedts, – по крайней мере так полагает Граэске. После четырех лет работы и множества переделок Аронсон сочла, что роман «По эту сторону небес» завершен. В итоге получилась выдающаяся книга, в которой писательница исследует территории, на которые никто до нее не ступал: отдаленные уголки Норрботтена, повседневная жизнь которых описывается с точки зрения трудолюбивых крестьян и лесорубов, их жен и детей, набожных и добродетельных, за исключением жены фермера Ваары, которая сбегает от своего мужа к пастору и живет с ним во грехе. Однако произведения Аронсон читают не ради сюжета. Мало что может привлечь читателя в краю этих смиренных людей. Эмма Нисканпяя живет самой обычной жизнью на унаследованной от предков ферме, пасет коз и расчищает снег. Мы узнаём о том, что ее муж погиб в результате несчастного случая, когда работал в лесу: Аронсон уделяет этому трагическому событию всего полстраницы и рассказ ведет отстраненно, немногословно, спокойно. И всё же мы чувствуем отчаяние Эммы Нисканпяя, когда она лежит ночами без сна и думает о том, как им с сыном теперь жить дальше. В то же время описание суровой метели занимает более десяти страниц, что придает этому явлению метафизические масштабы – словно гнев Божий поразил окрестности Мянтюярви. Пока ярится метель, Эмма Нисканпяя наваливается всем своим весом на покореженную лопату, толкает ее перед собой, снова и снова, чтобы расчистить дорожку между воротами и хлевом. И чем тяжелее усилия Эммы Нисканпяя, тем легче проза Аронсон во всей ее искусной безыскусности: Остановившись на минутку, чтобы перевести дух, Эмма вспомнила, какой была дорожка летом. Тогда она была аккуратной, хорошо утоптанной, поросшей по обеим сторонам редкой травой. По утрам дорожка долго оттаивала после ночных заморозков, и трава была похожа на бурую пряжу. А выйдешь во двор осенним вечером и видишь: всё небо исчерчено медленно падающими звездами. Можно даже услышать тихий звон: это звезда разбивается о гору. Эмма стерла пот с лица и снова принялась за работу. Нужно было во что бы то ни стало расчистить эту дорожку к хлеву. Шаг за шагом пропахивала она узкую борозду в метровой толще снега. Пот скопился подмышками и в складках под увядшими грудями. Временами ей хотелось просто лечь на эту снежную постель. Но некий голос предостерегал: вставай, Эмма Нисканпяя! И она вставала, гоня прочь пустые мысли, крепче сжимала черенок и выдергивала обледеневшую лопату.