– Банка? Все еще у моего друга. – Что значилось на этикетке? – «Печеночный паштет, номер три». Тингли покряхтел, раздумывая. – Где вы ее купили? – У Брейгеля, на Мэдисон-авеню. – В магазине Брейгеля? Бог ты мой! Это первый раз, когда… – Тингли осекся и уставился на посетителя твердым долгим взглядом. – Направляясь сюда, я мог предположить, – с сочувствием произнес Фокс, – что несу вам ошеломляющую новость, но, очевидно, ошибался. Видите ли, я детектив. Текумсе Фокс. Вероятно, вы слышали обо мне. – И где же, черт возьми, я мог о вас слышать?! – Просто думал, вы можете оказаться одним из немногих, кто слышал… – (Разве что цепкий взгляд Покорни смог бы уловить едва заметные признаки того, что это заявление задело самолюбие Фокса.) – Не имеет значения. Суть состоит в том, что, будучи человеком наблюдательным, я смог отметить отсутствие у вас всякого удивления по поводу хинина. А незавершенная фраза подсказывает, что о хинине вы слышите не впервые. Известно ли вам, как это вещество могло оказаться в печеночном паштете? – Нет. Мне это неизвестно. – Тингли поерзал в кресле. – Как я понял, мистер Фокс, у вас имеется жалоба на качество нашей продукции? Вы определенно сможете получить компенсацию… – Я не жалуюсь, – отмахнулся от этой мысли Фокс. – А что, у вас большой наплыв недовольных? – Мы… Действительно, у нас побывали несколько… – А приверженцы здоровой пищи уже заходили? Чиновники из городских служб контроля? Или какая-нибудь из газет… – Боже, этого не хватало! Нет причин… хинин не особо опасен… – Верно. Но аппетит он тоже вряд ли пробудит, да и на этикетке не упомянут. Как уже было сказано, я здесь не для того, чтобы подать жалобу. На самом деле я намеревался дать вам представление о том вреде, который кто-то вроде меня мог бы нанести вашей фирме, сообщив о скандале властям или натравив на вас репортеров из «Газетт», к примеру. Или и то и другое. Лично я не собираюсь этого делать, всего лишь намекаю на такую возможность. Подавшись вперед, Тингли вонзил в посетителя разъяренный взгляд. Фокс ответил улыбкой. Затянувшуюся паузу прервал сам Тингли, сипло процедив: – То есть вы мне угрожаете? – Именно так. – Да как вы… – Тингли уже дрожал от ярости. – Грязный прохвост… – Челюсть его продолжала подпрыгивать, но поток слов иссяк; лишь немного погодя ему удалось обрести дар речи. – Клянусь богом, сейчас вы сами ответите на вопрос! На кого вы работаете? На «Пи энд би»? – Тингли буквально выплюнул ненавистное название. – Я работаю только на себя самого, ни на кого другого. – Черта с два! Перешли к давлению, что ли? – Тингли выставил перед собой дрожащий кулак. – Можете передать мистеру Клиффу… – Ошибаетесь. Знать не знаю никакого мистера Клиффа. Это моя собственная инициатива. Плод моих размышлений в одиночестве. Если необходимо, Фокс мог быть убедительным; так вышло и теперь. Тингли откинулся на спинку кресла и с минуту сердито смотрел на него, сжав губы в тонкую линию, и наконец прорычал: – Личный шантаж. Так, что ли? – Совершенно верно. – Что же вам нужно? – Я хочу пройтись по вашей фабрике, поговорить с работниками. Хочу произвести все необходимые действия, чтобы выяснить в итоге, кто подложил хинин в тот паштет. Я детектив и хочу провести свое расследование. – Ну еще бы!.. – с ядовитым сарказмом прошипел Тингли. – И сколько же денег мне придется выложить? – Нисколько. Ни цента. Не ваше дело, почему я хочу этим заниматься, ведь вы все равно согласитесь, уступив давлению. Скажем просто, что я надеюсь удовлетворить свое любопытство. Но, вообще говоря, вам крупно повезло: детектив я хороший. Вы знакомы с кем-нибудь из полицейского начальства? Должны же вы знать хоть кого-то, раз всю жизнь ведете здесь бизнес. Позвоните знакомым и спросите обо мне… – Фокс сунул руку во внутренний карман, чтобы вытащить кожаную папочку с водительской лицензией, раскрыл ее и протянул вперед. – Вот имя. Тингли всмотрелся, что-то буркнул, посидел немного без движения и потянулся к телефону. Набрав номер, попросил пригласить капитана Дарста, а чуть погодя принялся задавать вопросы. Получил доскональную характеристику на своего посетителя и даже попросил детально описать его внешность. Повесив наконец трубку, он развернулся в кресле и опять уставился на Фокса. С лица Тингли исчезло беспокойство, но раздражение сохранилось. – Кто вас прислал? – потребовал он. – Никто, – терпеливо ответил Фокс. – Не начинайте сызнова. Должно быть, у вас немало важных дел. Просто выдайте мне пропуск на фабрику и на время забудьте обо мне. – Вы что, совсем сдурели? – Даже не сомневайтесь. Прямо сейчас мне следовало бы находиться дома и опрыскивать персиковые деревья, а посмотрите, чем я развлекаюсь. И на себя посмотрите. Вам бы трусцой бегать со скоростью пять миль в час, но вместо этого вы торчите тут. – Вы от «Консолидейтед сирилз»? – Я ни от кого. – Что конкретно вы хотите сделать? – То, что сказал. Осмотреть все фабричные помещения и задать людям вопросы. Можете приставить ко мне кого-нибудь из своих доверенных лиц. – Тут вы чертовски правы, это я могу. Вы либо отъявленный лгун, либо сумасшедший. В любом случае… – Тингли протянул руку к ряду массивных, старомодных звонков и нажал на второй слева. Потом он сел прямо и не сводил сердитого взгляда со своего посетителя, пока не открылась дверь в боковой стене кабинета. За ней стояла женщина лет пятидесяти-шестидесяти, крупного телосложения, с резкими чертами лица и темными глазами, в которых сквозила деловитость. Энергично шагая, она подошла к столу: – Мы как раз начали промежуточные пробы по новым смесям… – Сам знаю, – оборвал ее Тингли. – Послушайте минутку, мисс Йейтс. Фамилия этого человека Фокс. Он детектив. Пусть немного осмотрится на фабрике. Он может задавать любые вопросы вам, или Солу, или Кэрри, или Эдне, или Торпу. Никому больше. Я не доверяю ему. Потом объясню, почему он здесь. Кто-то из вас должен быть с ним неотлучно. – Ему позволено заходить в соусный цех? – Да, но держитесь настороже, пока он там. Мисс Йейтс, определенно слишком занятая, чтобы тратить время на дальнейшие расспросы, кивнула Фоксу и твердо бросила ему: – Следуйте за мной. Оставшись в одиночестве, Артур Тингли упер локти в стол деда и, крепко зажмурившись, прижал ко лбу обе ладони. Так он и просидел не шевелясь целых десять минут, и лишь затем, встрепенувшись и часто моргая, обвел кабинет неуверенным взглядом. С угрюмым отвращением уставился на лоток с утренней почтой. Там, вне всякого сомнения, скопились наглые письма насчет несъедобных «лакомств», а также очередная пачка отмененных заказов. Типичный рабочий день любого типичного бизнесмена не обходится без головной боли, но еще прежде, чем тот вторник миновал, правая рука Тингли – угловатая и цепкая в работе, сорокатрехлетняя старая дева по имени Бердина Пильт, которую тот неизменно называл «мой клерк» вместо «моя стенографистка» или «моя секретарша», в полной мере испытала на себе чрезмерные даже для Тингли рычание, фырканье и вопли. Объяснялось это, скорее всего, историей с хинином, хотя Бердина имела основания подозревать, что утренним посетителям босса каким-то чудом удалось усугубить положение; гневные возгласы и горькие комментарии Тингли, как и надиктованные им письма, ясности не внесли. Комната, которую занимала Бердина, отделялась от кабинета Тингли двумя внутренними перегородками, так что она многое упустила. К примеру, она не слышала ни слова из переговоров с мисс Йейтс и менеджером по сбыту Солом Фраем, состоявшихся в половине третьего; кроме того, она не имела понятия о цели необычной вылазки, которую ее босс совершил точно в четыре часа. Тингли выскользнул из своего кабинета через ту же дверь, через которую мисс Йейтс этим утром проводила Текумсе Фокса, сделал пятнадцать шагов по коридору между разделительными перегородками, остановился у открытой двери и бросил опасливый взгляд в начало и конец коридора, прежде чем нырнуть внутрь. Так он оказался в узкой комнате, обе стены которой и торцевая перегородка в конце были увешаны предметами верхней женской одежды, в основном пальто на вешалках. Пройдя прямо к поношенному пальто с меховым ондатровым воротником, он опять оглянулся по сторонам, сунул руку в карман этого пальто и вытащил из него небольшую, плотно закрытую склянку, а затем вернулся в свой кабинет. Как раз в это время в другую дверь постучала Бердина Пильт, принесшая на подпись стопку напечатанных писем. Артур Тингли бросил склянку в ящик стола и поспешно его задвинул. Бердина не знала, о чем босс собирался поговорить с Филом Тингли, когда тот вернется на фабрику около пяти, так как ей было просто поручено предупредить приемную о таком намерении. Когда Фил появился, она как раз завершила рабочий день и вместе со всеми остальными, за исключением мисс Йейтс, которая обычно задерживалась примерно до шести, отправилась домой. Итак, Бердина видела, как Фил прибыл спустя пару минут после пяти, но не стала свидетелем его ухода примерно сорока минутами позже, а от наиболее поразительного события этого дня – телефонного разговора, состоявшегося без четверти шесть, спустя всего пять минут после того, как Фил покинул офис, – ее отделяли не только двойная перегородка, но и восемь миль подземки. Артур Тингли недовольно кривился, не отводя взгляда с лотков для корреспонденции на столе: – Бьюкенен четыре-три-ноль-один-один… Это ты, Эми? Дядя Артур беспокоит. Я хочу… э-э-э… у меня возникла… э-э-э… одна проблема, и ты могла бы помочь. Сможешь подойти сюда, в офис, в шесть… нет, погоди-ка, вот черт, это неудобно… можешь прийти к семи часам? Нет-нет, не в этом дело. Не по телефону. Нет, не могу. Ну да, проклятье, я прошу тебя об услуге! Хорошо, так и быть. Об одолжении прошу… мы ведь семья… моя сестра приходится тебе матерью, так? Все обсудим, когда ты появишься… В гостиной своей квартиры на Гроув-стрит Эми Дункан положила телефонную трубку на рычаг и присела на диван со смесью отвращения и изумления на лице. – Ушам своим не верю, – сказала она вслух. – И я согласилась туда явиться… Вот ведь дура набитая! Надо было посоветовать ему обратиться со своей проблемой к детективу мисс Боннер. Эми посидела еще немного, а затем отправилась в ванную и приняла аспирин. День выдался предельно неудачным. Проснулась она поздно и ничего толком не сделала, так как делать было нечего. Теперь у нее оказалось предостаточно свободного времени, чтобы поправить воротничок и выпустить подол зеленого платья, чем она и собиралась заняться перед званым обедом, но теперь никакого свидания не намечалось. В какой-то момент этого нескончаемого дня Эми все равно вытащила платье из шкафа и даже начала отпарывать строчку на подоле, но бросила это занятие, не доведя дела до конца. За весь день не произошло ровным счетом ничего. Единственным исключением стал телефонный звонок около четырех дня. Текумсе Фокс сообщил, что, вероятно, через день-другой сможет представить ей свои первые выкладки. Чуть позже пяти появилась подруга, с которой они снимали квартиру, вихрем пронеслась по дому, переоделась и убежала. Эми же, приняв аспирин, прошла в спальню, глянула на себя в зеркало, но не нашла там утешения, легла на кровать и закрыла глаза. Так она и пролежала не менее часа. Когда же, вздрогнув, она посмотрела на свои часики, то резко вскочила. – Бедная ты дуреха! – произнесла Эми с нотой отвращения в голосе, опять обращаясь в пустоту. – Если полагаешь, что не знаешь, о чем таком тебе не хочется думать, лучше не думай вовсе. – Неожиданно для себя самой, она весело рассмеялась. – А что, неплохо сказано! Возьми на заметку… ха! После чего, не теряя времени, Эми стала приводить в порядок лицо и одеваться, выбрав в шкафу старое синее платье, которое никогда ей не нравилось. Поесть она уже не успевала, но с этим можно и повременить – в любом случае голода Эми не чувствовала. Насколько можно было судить, вглядываясь в ранние ноябрьские сумерки, за окнами слегка моросило, однако, выйдя на улицу, Эми попала под сильный дождь с ветром и решила добраться на такси. Ей даже повезло остановить машину еще до того, как она дошла до угла. Перед зданием Тингли на Двадцать шестой улице Эми вылезла из такси и под дождем устремилась к крыльцу. Добралась до входа, толкнула дверь и вошла. На пороге она остановилась, решив пока дверь не закрывать, так как света не было. Выщербленные ступени бежали вверх, в кромешную темноту. Лишь тогда Эми вспомнила про один из бесчисленных недостатков старого здания: в нем не было настенных выключателей. Она осторожно сделала пару шагов вперед, слепо водя поднятыми над головой руками по воздуху, пока ее пальцы не нащупали свисающую цепочку выключателя. Потянув за нее, Эми включила свет, прикрыла парадную дверь и стала подниматься по лестнице. Ее шаги по исстрадавшимся доскам громко раздавались в окружающей тишине. На верхней площадке Эми вновь пошарила в воздухе руками, нащупала и потянула еще за одну цепочку, только после этого преодолела оставшиеся футы и открыла дверь в приемную. Здесь тоже царила темнота. С полсекунды она простояла неподвижно, а затем по всему ее телу пробежала мелкая дрожь. То был мышечный рефлекс, вызванный вспышкой паники, которая пронеслась по нервам без всякой, впрочем, на то причины. Окружающая тишина вполне заслуживала называться мертвой, но дядя Артур не всегда бушевал и топал ногами, и не было никаких оснований предполагать, что в здании находятся какие-либо другие производящие шум существа. Что до отсутствия света, об этом беспокоиться и вовсе не имело смысла. Еще работая тут, Эми как-то заметила вслух, что покидать рабочее место в темноте было подобно забегу по коридорам с невидимыми препятствиями. Что ж, электричество обходится недешево, а Тингли никогда не одобряли расточительства. В любом случае Эми замерла на миг, трепеща на пороге тьмы. И даже ощутила почти неудержимое желание прокричать в эту тьму имя дяди, но все же совладала с собой, подавила эту слабость. Тем не менее дверь в приемную она оставила открытой и вернулась к прежней тактике: прокладывая себе путь дальше, останавливалась, нащупывала цепочку от лампы и включала свет, пока не прошла весь лабиринт перегородок до двери с надписью «Томас Тингли». За матовым стеклом кто-то уже успел включить свет, и дверь стояла распахнутой. Эми вошла и сразу заметила, что Артура Тингли за письменным столом нет. Неуверенно постояв, она сделала второй шаг, и тогда, следуя уверениям тех, кто считает сознание необходимым атрибутом человеческого бытия, Эми Дункан перестала существовать. К жизни она возвратилась, не имея в тот момент ни малейшего представления о том, сколько времени провела в пустоте, почти ощущая себя каким-то скользким существом, мучительно пробивающим себе путь сквозь ил на топком дне мутной реки. Возвращение к жизни было настолько мучительным, что казалось агонией. Еще какое-то время Эми не жила в подлинном смысле этого слова, оставаясь лишь бессвязным, далеким гулом нервных импульсов. Потом что-то произошло: она открыла глаза, хотя еще не вполне достигла нужного уровня осознания, чтобы это понять. Вскоре, однако, это осознание пришло. Эми застонала и, опираясь на локоть, попыталась приподняться. Но рука заскользила, и Эми вновь растянулась на полу, но уже достаточно придя в сознание, чтобы понять: скользким пол сделала большая лужа крови, а предмет, лежащий на расстоянии вытянутой от нее руки, был головой дяди Артура. И что его горло… Глава 4