Эми подумала, если оцепенелое и затуманенное сознание можно считать мыслью, что потрясение от увиденного парализовало ее, хотя на самом деле все было наоборот. Вообще говоря, шок придал ей сил вопреки нанесенной травме, чтобы откатиться в сторону, приподняться, встать на колени и ползком, огибая лужу крови, направиться в угол, где у стены стояла мраморная раковина. Не поднимаясь с колен, она потянулась вверх, стащила с вешалки полотенце и, уперевшись плечом в ножку умывальника, вытерла им руку, скользнувшую в лужу крови. Это действие было обусловлено чем-то более первобытным, чем усилие воли, – то был инстинкт; проще говоря, на ее руке не должно было остаться и капельки крови. Когда, покончив с этой задачей, Эми бросила полотенце на пол, ее желудок решил, что настало время для бунта. Она прижалась лбом к холодному краю раковины, зажмурилась и задержала дыхание. Спустя целую вечность отчаянным усилием ей удалось одержать над желудком победу и проглотить скопившуюся во рту слюну. Спустя какое-то время, тоже показавшееся ей вечностью, она схватилась обеими руками за скользкий мраморный край, подтянулась изо всех сил и оказалась на ногах. Остается только гадать, как поступила бы Эми, будь она способна соображать в нормальном режиме. Учитывая ее интеллект и характер, предположим великодушно, что она тотчас же направилась бы к телефону, чтобы вызвать полицию… Пожалуй, да. Так бы она и сделала, но сознание Эми еще не вполне избавилось от ощущения речной мути. Она все еще была оглушена, и потому, постояв немного у раковины, взирая выпученными, затуманенными болью глазами на лежащее на полу тело и вытекшую из него кровь, она отцепилась от умывальника, обнаружила, что вполне может стоять прямо, и начала двигаться. Ее маршрут пролегал по дуге, чтобы обойти страшное препятствие на полу напротив холщовой ширмы, скрывающей от глаз умывальник, но по мере того, как она приближалась к цели, дуга ломалась и шла зигзагами. Прислонясь к дверному косяку, она постояла еще чуть-чуть, собираясь с силами. Теперь она уже знала, что с ее головой творится что-то неладное, и это не просто шок при виде дяди Артура на полу с перерезанным горлом, тогда она провела по ней рукой, а потом вгляделась в пальцы. Очевидно, открытой раны там не было. Успокоив себя этим, Эми двинулась дальше. Она наверняка не смогла бы самостоятельно добраться до улицы, если бы кто-нибудь, потянув за цепочки от ламп, которые Эми оставила включенными, погасил их. Но свет горел, так что она смогла добраться до выхода. На улице по-прежнему лило, но Эми вышла, не замечая дождя, и не стала тратить драгоценные силы на то, чтобы закрыть за собой дверь на фабрику. На двух каменных ступенях крыльца она пошатнулась и едва не упала, но все же вовремя вернула себе равновесие и зашагала в восточном направлении. Сейчас у нее уже появилось слабое ощущение, что она совершает нечто неправильное, но неодолимая необходимость переставлять ноги, идти все дальше и дальше была куда сильнее. Эми стиснула зубы, хотя это заметно усилило ее головную боль, и постаралась выпрямиться, ускорив шаг. Она перешла на другую сторону улицы, одолела еще квартал, увидела такси у тротуара, села в него и попросила шофера отвезти ее к дому номер 320 по Гроув-стрит. Только оказавшись у своего дома, Эми наконец сообразила, что при ней нет сумочки с кошельком. Это открытие заставило ее впервые с того момента, как она пришла в сознание, включить мозг в полную силу. Попытка вышла неутешительной. Сумочка, конечно, осталась в кабинете. Но там ее нельзя оставлять. Если по какой-либо причине окажется, что надо будет скрыть тот факт, что Эми побывала на фабрике, – мысль слишком сложная и запутанная, чтобы ее рассматривать здесь и сейчас, – сумочка не только не должна там оставаться. Ее следует оттуда забрать. Единственный человек, который способен или желает это сделать, – сама Эми. Единственный способ это сделать – туда вернуться. Вот только она не хотела возвращаться. Когда ее мозг пришел к этому простому, безупречно логичному выводу, Эми попросила таксиста подняться с ней в квартиру, достала десятидолларовую купюру из хранящейся в шкафу заначки и заплатила ему за поездку, а когда тот ушел, взяла телефонную книгу Уэстчестера, нашла нужный номер Кротон-Фоллс-8000 и набрала его. Подтащив к столу стул, Эми села и во время разговора поддерживала голову судорожно сжатым кулаком. – Алло? Мистер Фокс? Могу ли я с ним поговорить? Будьте так добры… – Ожидая, она держала глаза закрытыми. – Здравствуйте! Это Эми Дункан. Нет, я… Здесь, у себя дома. Тут что-то случилось… Нет, не здесь. Это случилось… Не хочу говорить по телефону. Нет, не такое – что-то ужасное. У меня голова почти не работает, и я, наверное, не совсем ясно выразилась… Знаю, во мне порой столько наглости, сама поражаюсь… Нет никаких причин, чтобы вы согласились, но мне просто некого больше попросить… Вы не могли бы приехать прямо сейчас? Нет, по телефону не могу… почти не соображаю, что говорю… хорошо. Да, это я понимаю… я… хорошо, жду вас у себя… Она уронила трубку на рычаг, посидела еще чуть-чуть, а затем, упершись ладонями в стол, поднялась. Мокрый воротник серой меховой шубки лип к шее. Эми сняла ее и повесила на спинку стула, но, когда подняла руки, чтобы снять шляпку, пошатнулась, налетела на диван и опять лишилась чувств. Первым, что Эми ощутила, был какой-то неприятный, раздражающий, но отчасти знакомый запах. Может, эфир? Нет. Нашатырный спирт. Но зачем, укладываясь спать, она захватила в постель эту гадкую жидкость? Эми распахнула глаза. Над ней стоял какой-то мужчина. – Вы меня помните? – спросил он. – Естественно, помню. Текумсе Фокс. Только почему… – шевельнулась Эми. Он придержал ее плечо кончиками пальцев: – Полежите лучше спокойно. Вы помните, как звонили мне? – Да… Я… – Потерпите минутку. Если вы повернете голову, сможете увидеть мистера Олсона. Ему пришлось впустить меня, и теперь он желает знать, друг я вам или враг. Повернув голову, Эми ойкнула от боли, а затем действительно увидела консьержа с крайне озабоченным выражением на лице. – Все в полном порядке, Эрик, – сообщила она консьержу. – Мистер Фокс – мой добрый знакомый. Спасибо, что впустил его. – Но вы же… Вам, кажется, нехорошо, мисс Дункан? – Со мной все отлично. Благодарю. Когда дверь за мистером Олсоном закрылась, Фокс поднял со стола бокал и протянул его Эми: – Вот, сделайте небольшой глоток. Это позволит вам продержаться еще чуть-чуть, пока я не пойму, что с вами стряслось. Я нашел это на кухне, так что за счет заведения. Бренди огнем полыхнуло в горле. Она сделала еще глоток и позволила Фоксу забрать у нее бокал. Голова Эми снова опустилась на подушку, и по всему телу пробежала дрожь. Голос Фокса казался ей громоподобным, хотя на деле он говорил довольно тихо: – Перед тем как дать вам понюхать нашатыря, я снял с вас шляпку, укрыл ваши ноги и самую малость побыл детективом. Вы шли под дождем, вы оставили где-то свою сумочку, вы стирали с руки кровь – не особо, впрочем, тщательно, – и кто-то нанес вам удар по голове неким тяжелым предметом. Держать глаза открытыми и говорить требовало от Эми значительных усилий. Бренди продолжало жечь глотку. – Откуда вы знаете? – У вас над правым ухом гематома размером с лимон. Пощупайте сами. Кто же вас ударил? – Не знаю… – Морщась, Эми постаралась упорядочить мысли. – Я не знала даже, что меня ударили. – Где это случилось? – Я была в кабинете дяди Артура. Его… Дядя умер. Он лежит там на полу с перерезанным горлом… Ох, я… я… – Не волнуйтесь, – распорядился Фокс; намек на улыбку, более-менее постоянно присутствующую в уголках его губ, внезапно исчез. – И постарайтесь не двигать головой. Сейчас не самое удачное время опять потерять сознание. Вы видели своего дядю мертвым? Лежащим на полу с перерезанным горлом? – Да. – Сразу, как вошли в кабинет? – Нет. Его там не было, когда я пришла… То есть я его не видела… В кабинете горел свет, и я переступила через порог… никого не видела и ничего не слышала… – Эми замолчала. – Продолжайте, – попросил Фокс. – Это все, что мне известно. Когда я пришла в себя и открыла глаза… у меня рука заскользила, а когда я попыталась подняться… то увидела всю эту кровь и дядю Артура… так близко… – Сохраняйте спокойствие. Что было дальше? – Я отползла к стене, взяла полотенце и вытерла руку… потом поднялась… И когда поняла, что могу идти, сразу ушла. Я знала, что с моей головой что-то не в порядке, но ничего не соображала и не поняла, что… – Из-за сотрясения и потрясения. Вы направились сюда? – Дошла до авеню… Восьмой, кажется… и села в такси. – Вы звонили мне, как только оказались дома? – Да, сразу же. – Звонок прозвучал в восемь сорок две, – прикинул Фокс. – Получается, вы ушли оттуда примерно в десять минут девятого. Когда вы туда прибыли? – В семь часов. Только я немного опоздала – минут на десять. Дядя Артур позвонил и попросил меня прийти в семь, но я опоздала. – Добирались на такси? – Да, шел дождь, и я… – Сумочка осталась там? – Должно быть… В такси ее при мне уже не было. – Почему ваш дядя попросил вас прийти? По какой причине? – Сама не знаю. Он сказал, возникла какая-то проблема… попросил об услуге… напомнил о семейной связи… Можно мне еще глоточек бренди? Фокс плеснул в бокал немного янтарной жидкости, подал его Эми и подождал, пока она выпьет. – Он не объяснил, в чем заключается проблема? – Нет. – Вам не показалось, что речь шла о хинине? – С чего бы мне… Я не помню в точности, о чем тогда думала. – Во сколько вам звонил дядя? – Я не… погодите, все-таки помню. Я посчитала, что уйти придется примерно через час, значит дело было незадолго до шести часов. Скажем, без четверти шесть. – И чем вы занимались на протяжении этого часа? – Я ушла в спальню и прилегла там. У меня голова болела. – Позвольте, я пощупаю вашу голову. Эми разрешила, и умелые пальцы Фокса, осторожно раздвинули пряди ее светло-каштановых волос, пробежали по шишке над ухом и вокруг нее, затем, уперев серьезный взгляд в лицо Эми, Фокс вдруг сильно нажал прямо на шишку. Эми моргнула и поморщилась. – Очень больно? – Ну… достаточно. – Извините. Думаю, с вами все будет отлично. Простите, что так тороплюсь, но еще и теперь остается возможность… Вы убедились, что ваш дядя действительно мертв? – То есть? – распахнула глаза Эми. – Убедились, что он не дышит? Что его сердце не бьется? – Боже мой! – в ужасе выдохнула она. – Но он ведь… нет… то, что я увидела… – Ничего. Но вену на шее стоило проверить… – Стоя рядом, Фокс не сводил с лежащей на диване Эми внимательного взгляда. – Почему вы не позвонили в полицию? – Не могла. Моя голова… Я не совсем понимала, что делаю, пока не оказалась на улице. – Я не говорю о фабрике. Уже после возвращения домой. Вы же знали, что я живу в шестидесяти милях отсюда и мне потребуется полтора часа, чтобы добраться. Почему же вы не позвонили в полицию?