– Пошла вон! – Вскочив, Джадд сделал угрожающий шаг в сторону сестры. – Немедленно убирайся! Ты, непроходимая дура! Мисс Джадд вновь приоткрыла рот, но не издала ни звука. Ей все же пришлось заглянуть в глаза брату, но воли бороться с этим холодным огнем она в себе попросту не нашла. Тот продолжил: – Иди в свою комнату и сиди там. Я могу послать за тобой. Мисс Джадд послушно развернулась и вышла, двигаясь как автомат. Фокс распахнул перед ней дверь, когда она скрылась из глаз, снова плотно прикрыл ее, вернулся на середину комнаты и сдержанно сообщил: – Этот момент несет для меня крайнее удовлетворение. Полнейшее! Во время двух моих прежних визитов вы вели себя так недружелюбно, что не имело никакого смысла садиться. Может, на этот раз стоит предложить мне стул? Ничего не ответив, Гатри Джадд поднял с пола упавший журнал и положил его на стол. Ногой оттолкнул скамеечку в сторону. Сел на прежнее место, вынул из кармана зажигалку, раскурил трубку и сделал несколько глубоких затяжек. Только потом он ответил: – Садитесь. Фокс поставил стул так, чтобы смотреть на собеседника в упор, и сел. Выждал несколько секунд вязкой тишины и наконец бросил: – Ну?.. – О нет, – покачал головой Джадд. – Это я вас слушаю. – Как пожелаете, – пожал плечами Фокс. – Филип – незаконнорожденный сын вашей сестры. Существуют документы, готовые это подтвердить. – Покажите мне их. Фокс расплылся в улыбке: – Вы, я погляжу, сделаны из добротной резины. Прочности вам не занимать. Вот только теперь это вам никак не поможет, вас положили на лопатки. – Меня еще никому не удавалось свалить. – А сейчас? – Нет. – Мы находимся в вашем доме. Если это не удар, укажите мне на дверь. Вы определенно не звали меня в гости – посидеть, выпить и поболтать. Выставьте меня вон. – (На это Джадд не сказал ничего.) – Вот видите. Пора бы вам перестать принимать меня за бойца легкого веса. Вы просите предъявить вам документы! Может, я и не прославленный чемпион, но и в легком весе тоже не дерусь. Я хорошо понимаю, что игры с вами слишком опасны, и обладай я даже долей здравомыслия, средней на душу населения, то сразу отнес бы всю папку как есть прямо в управление полиции. Пусть инспектор Деймон с ней разбирается. Сегодня вы, издевательски ухмыляясь, предложили мне так и поступить. Неужели передумали? Джадд молчал. Его трубка опять погасла. – По-видимому, передумали. Как же иначе… – Фокс достал блокнот и карандаш. – Начнем. Когда Филип впервые потребовал у вас денег, угрожая в случае отказа предать огласке свое происхождение? Джадд вновь покачал головой, однако на этот раз заговорил: – Я навел о вас справки. И не смог найти никаких… Фокс рассмеялся ему в лицо: – Давайте я помогу. Вы собирались сказать, что не нашли в моем прошлом никаких указаний на то, что я могу иметь пристрастие к шантажу. И все же деньги есть деньги. Вы не желаете оскорбить меня подкупом, но готовы выплатить разумную сумму в обмен на услугу, скажем, если я раздобуду для вас эти бумаги. И в награду за помощь… – Сто тысяч долларов, – отчеканил Джадд. – Не-а. Я обошелся бы даже дороже Филипа, а тот уже спрашивает миллион. Я занялся этим делом только потому, что к моему великодушию воззвали, мое любопытство разбередили, а мою гордость порушили. Неужели я не говорил вам, что здорово разозлился? Ваши семейные дела как таковые меня не интересуют, и никакая сумма не сможет купить этот интерес. Я собираюсь найти убийцу. И выясню, кто убил Артура Тингли. Вечером во вторник вы были приглашены к нему в кабинет, чтобы встретиться с Филипом Тингли, и вы оба там побывали. Я в курсе, что такой человек, как вы, подтвердит что-то подобное только под давлением обстоятельств, которые не сможет испепелить взглядом, проигнорировать, разбить или которым не сможет противостоять. Сейчас вы находитесь именно под таким давлением. Либо вы расскажете мне абсолютно все, либо Деймон с окружным прокурором явятся сюда через час. И начнем мы с самого начала, с нескольких несложных контрольных вопросов. Не забывайте, я уже говорил с вашей сестрой. Итак, кто был отцом Филипа? Двигаясь нарочито медленно, Джадд выбил пепел из трубки в пепельницу на столике, вновь набил чашечку табаком из кисета, который достал из кармана, и, пощелкав зажигалкой, хорошенько ее раскурил. Когда он все же заговорил, словам пришлось пробиваться через серо-голубую дымовую завесу: – Вы достаточно умны, надо полагать, чтобы предусмотреть все возможные последствия… для вас лично, я имею в виду… своих поступков. – Конечно. Пусть это вас не тревожит. – Очень хорошо. Отцом Филипа был Томас Тингли, отец Артура Тингли. Прикрывая брешь самоконтроля, допустившего нечаянный подъем бровей при удивлении от этой примечательной новости, Фокс закашлялся и достал свой носовой платок. – Выходит, – сказал он, – Артур приходился Филипу братом. – Сводным братом. – Лицо и голос Джадда не выражали никаких эмоций. – Томас был женат и имел двоих детей от своей жены, сына и дочь. Сыном был Артур. – Была ли его жена жива, когда… – Да. Моя сестра устроилась на фабрику Тингли в тысяча девятьсот девятом году. Мне было тогда двадцать пять, я только начинал свой бизнес, а ей – девятнадцать. Артур на год или два моложе меня. Его отцу, Томасу, было тогда под пятьдесят. В одиннадцатом году сестра рассказала мне о своем затруднении и о том, кто в этом виноват. Тогда я уже начал зарабатывать и смог отправить ее в глубинку. В сентябре того года у сестры родился ребенок. Мальчик. Сестра терпеть его не могла, хотя никогда даже его не видела. Она отказалась смотреть на него. Его устроили в сиротский приют, и мы с сестрой на время о нем позабыли. В то время я был настолько занят своими делами, что не обращал внимания на вещи, о которых следовало бы подумать. Лишь годы спустя мне пришло в голову, что в том заведении могли сохраниться записи, которые стоит уничтожить, и я сделал соответствующие запросы. – Когда это было? – Всего три года назад. Я узнал о том, что случилось. Томас Тингли умер в тысяча девятьсот тринадцатом, а его жена – годом позже. Артур женился в двенадцатом, а в четырнадцатом его жена умерла при родах, причем ребенок тоже не выжил. И в пятнадцатом году Артур официально усыновил четырехлетнего мальчишку из сиротского приюта. – Вы уверены, что это тот самый мальчик? – Да. Я встретился тогда с Артуром. Он знал, что мальчик приходится ему сводным братом. Его отец на смертном одре все рассказал ему и поручил следить за благополучием ребенка – тайно, разумеется, ведь тогда жена Томаса была еще жива. Два года спустя, когда жена Артура скончалась, а сам он остался бездетным вдовцом, Артур решил его усыновить. Фокс поднял голову, оторвавшись от своих записей: – Когда три года назад вы встречались с Артуром, у него были при себе нужные вам бумаги? – Да, но он не отдал их мне. Я уговаривал его, пытался убедить. Я сулил ему непомерные деньги. Он проявил упрямство, возненавидел меня и к тому же горько разочаровался в мальчишке, который оказался полным идиотом… Вероятно, это как-то связано с нетерпимостью Артура Тингли к незамужним матерям, подумал Фокс. – Значит, вы предприняли некие усилия, чтобы раздобыть эти архивные документы каким-то… э-э-э… иным способом? – Нет. Не предпринял… – Уголок рта Джадда слегка приподнялся. – У вас не выйдет сложить из моей жизни дешевую мелодраму. Не мой масштаб. Даже если впишете туда убийство. Мне известен характер Артура. Попыток растления подчиненных ему работниц фабрики я смело мог не опасаться. В итоге он сделал уступку: убрал бумаги в ящик, который запер в сейфе, и завещал мне ящик со всем содержимым. Вот только не сказал, где их найти. Это я выяснил позже. – Когда? – Три дня назад. Брови перестали слушаться Фокса и взлетели. – Три дня, вы сказали? – Да. В понедельник утром Филип явился ко мне в офис. В последний раз я его видел, когда ему был месяц от роду, но он сумел подтвердить свою личность, и у него были с собой копии тех приютских документов. Он потребовал миллион долларов в качестве пожертвования в пользу какой-то идиотской чуши, которую называл «РАБДЕН». Он все рассчитал. Деньги не следовало выписывать ему лично, он же не хотел платить с дохода. Каково? Вымогатель, который боится подоходного налога! – С пряником понятно, но что служило кнутом? Угроза обнародовать бумаги? – Ну нет. Филип – отпетый мерзавец, но все-таки не дурак. Он заявил, что пришел ко мне, потому что приемный отец платит ему нищенское жалованье – так и сказал, «жалованье» – и по завещанию фактически лишил его наследства, а ему нужны деньги на дурацкие фантазии с «РАБДЕН». Артур поступил достаточно глупо, дав ему ознакомиться со своим завещанием, и отдельное распоряжение насчет запертого ящика в сейфе, который будет передан мне, заставило Филипа почуять наживу. Говорю же, он не дурак. Он выкрал ящик из сейфа, взломал его – и сказочно разбогател. Филип явился ко мне, угрожая даже не предать огласке то, что нашел, а подать на нас с сестрой в суд, требуя компенсации за то, что бросили его, младенца, на произвол судьбы. Само собой, огласка тоже состоится, но суд выставит нас в самом неприглядном свете. Мы не могли допустить этого ни при каких обстоятельствах, и Филип это понимал. Фокс кивнул, хотя и без особого сочувствия: – Отчего же не заплатили? – Потому что все это было… возмутительно. Выписать чек на миллион долларов для выплаты предъявителю? Не в моих правилах. – Я бы не стал, но… вы могли бы. – Не стал и я. Более того, мне требовались твердые гарантии, что на этом все и закончится. Для начала я должен был знать наверняка, что получу все оригиналы документов, и убедить меня в этом был способен только Артур, а он не захотел встретиться со мной в понедельник. Когда я объяснял ему, зачем мне потребовалась встреча… не открытым текстом, разумеется, ведь мы говорили по телефону… В общем, он вбил себе в голову, будто я выдумал хитроумный предлог, для того чтобы поквитаться, некий способ заполучить его драгоценный бизнес. И этот упрямый осел отказался меня принять. Филипа я угомонил на день, выдав ему десять тысяч долларов. А на следующее утро Артур позвонил мне сам с известием, что ящик исчез из сейфа, но и в этом случае он не пожелал заехать ко мне в офис или встречаться где-либо, кроме собственного кабинета. Пришлось ему уступить. Фокс покивал: – Визит Брауна утром во вторник. Я видел вас там. – Сам знаю. Если бы не эта напасть… – Гримаса, на миг исказившая черты Джадда, отразила всю бесплодность причитаний над случайным невезением. – Я приехал на фабрику и рассказал Тингли о требованиях и угрозах Филипа. Он, понятно, был взбешен. Плохо оценивая характер приемного сына и не взвесив все риски, он повел себя до нелепости глупо. Тингли считал, что Филипа можно запугать, но мне так не казалось. Впрочем… вразумить Тингли не вышло. Он решил сделать все по-своему. В итоге мы договорились, что в пять часов он вызовет Филипа на серьезный разговор, а на следующее утро, в среду, все втроем мы встретимся в его кабинете. Я согласился только потому… – Так не пойдет, – замотал головой Фокс. – Не позволю. Теперь вы пытаетесь отшить меня… – Ничего подобного. Я не пытаюсь никого отшить. И уверяю, давить на меня… – Лгать нехорошо, мистер Джадд. Вы собирались встретиться в кабинете Тингли вечером во вторник, а не утром в среду. И вы там побывали. Досадно, конечно, что ту единственную дверь, в которую я должен войти, чтобы найти убийцу, вы держите под замком, но вам придется ее открыть. Поэтому не тяните время. Не важно, что я пугаю вас тенью инспектора Деймона, эта тень нависла и надо мной, так что… В дверь постучали. Оба повернули голову на стук, и Джадд сказал: – Войдите. Дверь открылась, и на пороге возник мужчина в строгом костюме. – Что еще? – рыкнул Джадд. – Вас желает видеть один джентльмен, сэр… – Мужчина уже подходил к нему с небольшим серебряным подносом в руке. – Я занят. Меня нет дома. Ни для кого.