– «Итак, мы дохромали до финишной прямой вечера, точно марафонские бегуны, страдающие от невыносимой боли. На десерт должны были подать блюдо, когда-то принесшее повару известность в гастрономическом мире, то есть во Франции». – Ричард раздраженно прищелкнул языком. – «Так называемое парфе де фромаж де шевр а-ля Гроссмаллард. Та искра, которую мы долго ждали». – Звучит довольно позитивно. – «Искра от пожара давно угасшей славы». – А-а. – «Напоминание о былых свершениях, памятник минувших дней, подобно Колизею или Парфенону: занятные руины, и не более того. Утоптанная туристами достопримечательность, утратившая прежнюю притягательность. Сначала у меня появилась мысль, что Гроссмалларду следовало оставить прошлое в прошлом и не пытаться оживить счастливые воспоминания для посетителей, но затем мое мнение изменил гениальный твист. Сыр в парфе оказался веганским, а не натуральным козьим, которым так гордится эта местность. Веганский сыр! В долине Луары! Шедеврально, должен вам сказать. Этим вечером совершенно не планировалось воскресить из мертвых репутацию великого шеф-повара. Нас обманули. Дело было в будущем Себастьена Гроссмалларда, которое, вне всяких сомнений, заключается в обеденных перекусах для офисного планктона, некой разновидности кулинарного тренда на быстрое питание из винтажного грузовика на площади Республики. Дешевое лакомство, которое можно есть на ходу, для доверчивых лентяев, которые думают, что веганский сыр означает меньше часов любования собой в зеркале тренажерного зала. Себастьен Гроссмаллард наконец обнаружил свое будущее, поэтому пора нам всем забыть его прошлое». – Вот это да! – присвистнул Ричард. – И никакого упоминания, что десерт приготовил сын шеф-повара? – Нет, а что, так и было? – По крайней мере, он сам так объявил. Я предположил, что именно это имел в виду месье Гроссмаллард, когда кричал: «Ты убил меня». Обвинял своего сына. – Или он говорил о Менаре. – Валери схватила его за руку, не в состоянии сдержать возбуждения. – О поставщике сыра! – Послушай, – начал Ричард, решив, что дело зашло слишком далеко, и если так продолжится, то разочарование будет еще сильнее. – Насчет Фабриса Менара. Он был серьезно болен, причем давно. Слабое сердце, не помогало никакое лечение. Боюсь, смерть наступила от естественных причин. – Он свернул к сыроварне покойного и добавил неловко: – Просто не возлагай чрезмерных надежд на это расследование. – Ричард, смотри! – прошептала Валери, усиливая хватку и впиваясь ногтями в кожу его руки. Он поднял взгляд и почувствовал, как сжимается сердце. Парковка была забита битком и гудела как потревоженный улей. Четыре полицейские машины, пожарная и скорая помощь стояли брошенными под самыми странными углами, что намекало на спешку. Присутствовали все ведомства, отвечавшие за здоровье, безопасность и охрану, включая таких серьезных парней, как национальная полиция. Если смерть произошла по естественным причинам, то органы правопорядка сильно перестраховывались. Глава пятая Торопясь к выезду, Ричард развернул старенькую машину так резко, что та едва не опрокинулась. – Что ты делаешь? – прошипела Валери, вполглаза с беспокойством посматривая на драгоценного Паспарту. – Мы же не хотим здесь застрять? – Это подразумевалось как риторический вопрос, но, к сожалению, Ричард забыл, что для собеседницы не существует подобных оборотов речи. – Почему? – Очевидно, потому что это место кишит полицией! – И что с того? Ричард остановил машину и посмотрел на Валери. Всю жизнь со школьной скамьи общепринятым правилом – и он мог бы поспорить, что говорит от имени подавляющего большинства – являлось поспешное отступление в противоположную сторону при виде полиции. Возможно, этот инстинкт среднего класса базировался на иррациональном чувстве вины, но факт оставался фактом. Все ощущения вопили: «Не позволяй себя втянуть, избегай нежелательного внимания». – Ну, они, наверное, очень заняты, – в итоге слабо сказал Ричард. Их накрыла тень от проехавшего к парковке молоковоза. Валери немедленно выпрыгнула из машины и направилась к заводу, который заслонил собой огромный грузовик. – Естественные причины, – с досадой воскликнул Ричард, – естественные же причины, черт возьми. – Он заметил в зеркале заднего вида морду Паспарту с написанным на ней выражением «А ты чего ожидал?» и почувствовал, что попал в затруднительное положение. Как же поступить: остаться в машине или пойти за Валери? Пожалуй, второе, ведь ей понадобится прикрытие, которое и обеспечивал Ричард. Но почему здесь собралось столько полицейских? В гонке двух лошадей – смерть от естественных причин или от злого умысла – на несколько корпусов теперь опережала последняя. – Ладно, детка, – вздохнул он, воображая на месте чихуахуа Ингрид Бергман, – я в деле. Драматический выход героя, однако, подпортило его возвращение, чтобы открыть окна совершенно не впечатленному поступком псу. Ричард не видел Валери, поэтому задумался, что делать дальше. Не хотелось выглядеть вынюхивающим что-то подозрительным типом, но и беспечный зевака мог привлечь нежелательное внимание, поэтому он решил придерживаться своей легенды о йогурте и направился к офису продаж. Несмотря на количество бродящих вокруг людей в штатском, спешившим по делам, было довольно спокойно. Солнечные блики отражались от двух огромных ферментационных чанов, которые находились возле одноэтажного здания. Если бы не повышенная активность представителей правоохранительных органов, летний денек ничем не отличался бы от любого другого. Водитель молоковоза подошел подписать накладную на груз у сотрудника в белых сапогах, белом халате и с сеточкой для волос на голове. Что бы ни случилось с бедным Фабрисом Менаром, жизнь и производство сыра продолжались. Ни следа Валери не обнаружилось и в офисе продаж, куда нерешительно вошел Ричард. Помещение пустовало, даже за стойкой администратора никого не было. Чаще всего там сидела жена Менара, Элизабет, если не работала в магазине, расположенном в городе. За последние пятнадцать лет сырный бизнес сильно вырос и распространился даже за границу, но в основе по-прежнему оставался семейным предприятием, и владельцы планировали так все и продолжать. Дверь за стройкой администратора была открыта, и Ричард мог разглядеть чуть вдалеке еще сотрудников в униформе, работников в белых халатах и кого-то похожего на изготовителей сыров, только в светло-голубых халатах. «Криминалисты, – подумал он. – Что же тут случилось?» – Могу ли я вам чем-то помочь, месье? Ричард резко обернулся. В дверях стоял коренастый мужчина, подсвеченный со спины лучами солнца. Он шагнул вперед, не выглядя слишком агрессивным, несмотря на отсутствие улыбки, но распространяя ауру мировой скорби или, возможно, крайнего истощения. Темно-синий мятый костюм сидел на фигуре мешковато, а потертые светло-коричневые туфли из замши совершенно не подходили к нему. Верхняя пуговица белой рубашки была расстегнута, полосатый, заляпанный галстук свисал с перекрученного воротника. Темные волосы незнакомца были аккуратно расчесаны на пробор, а в слегка запущенных усах виднелись крошки круассана. Создавалось впечатление, что перед Ричардом недавний безработный, переставший следить за собой и опустивший руки. Печальное выражение карих глаз подтверждало сделанный вывод. – Я комиссар Анри Лапьер. А вы? – Собеседник протянул руку, но выражение лица не потеплело ни на градус. – Йогурт, – ответил Ричард, запаниковав. – Ясно, – вздохнул Лапьер, и глазом не моргнув на нелогичное заявление, хотя большинство людей наверняка удивились бы. – Боюсь, это не по моей части. – Простите, – извинился Ричард, с трудом собрав разбежавшиеся мысли. – Меня немного выбила из колеи… э-э… активность полиции. Я владелец chambre d’hôte неподалеку. Месье Эйнсворт, к вашим услугам. – Отсюда и йогурт, – кивнул Лапьер, доставая засаленный бумажный пакет из кармана пиджака и снова откусывая от начатого круассана. – Прошу прощения, я не успел позавтракать. Вы англичанин? – Да, – отозвался Ричард, чуть переборщив с жизнерадостностью. – Полагаю, меня выдала фамилия? – И акцент, верно. – Лапьер по-прежнему не улыбался, поэтому было непонятно, пошутил он или раскритиковал произношение, что казалось равноценными вариантами. – Вы знали месье Менара? – Фабриса? Да, хоть и не слишком близко. Однако в достаточной мере, чтобы время от времени беседовать. С ним что-то случилось? – с невинным видом добавил Ричард. – Еще как случилось, месье Эйнсворт. Вы брезгливы? – Комиссар продолжил, не дожидаясь ответа: – Нет? Тогда следуйте за мной, пожалуйста. Ричард выполнил указание и, совершенно не в восторге от ситуации, пошел через приемную за Лапьером, который из-за своих усов вполне отвечал впечатлению англичан о французской полиции, основанной почти полностью на образе инспектора Клузо[12]. Но на внешности сходство и заканчивалось. Комиссар выглядел упорным неподкупным терьером, который не отпустит жертву, пока… Ричард потряс головой, велев себе сосредоточиться. Он был не частным детективом под прикрытием, а якобы деловым партнером, явившимся навести справки по поводу органического йогурта из козьего молока. – Когда вы уточнили насчет брезгливости, то что имели в виду? – нервно поинтересовался Ричард. – Что произошло? – С прискорбием вынужден сообщить вам, что этим утром Фабрис Менар покончил жизнь самоубийством. – Лапьер остановился и обернулся к спутнику. – Действительно? – Вы выглядите удивленным, месье, – быстро прокомментировал комиссар. – Ну, так и есть. – Почему? – Почему? Наверное, потому что предполагал, что смерть наступила из-за его слабого сердца… – Но вы не удивились, что месье Менар скончался. Я задаюсь вопросом, как так получилось? – Я по активности полиции догадался: стряслось нечто серьезное. – Ричард почувствовал, что начинает потеть. – А еще… – Да-да, месье? – Лапьер подозрительно прищурился. – Вы сами об этом сообщили. Недавно, в приемной. – Верно. – Комиссар бросил взгляд в одну сторону, в другую, после чего снова отвернулся и зашагал по территории завода, минуя занимавшихся повседневной работой сотрудников. – Послушайте, – произнес Ричард, догоняя более низкорослого спутника, – хотя я и сказал, что не брезгливый, но предпочел бы не видеть труп, если не возражаете. Все-таки это не мое дело. – Труп уже давно убрали, – опять останавливаясь, заявил Лапьер. – Его нашли прошлым вечером. Нет, я подразумевал, что вам потребуется крепкий желудок. – Звучит ужасно. – Ричард уже начинал всерьез жалеть, что приехал сюда с Валери. Кстати, а где же она сама? Он сделал глубокий вдох, когда они с комиссаром вышли из двустворчатых дверей в конце цеха и направились к более старому и маленькому зданию. Какое бы кошмарное зрелище ни ждало впереди, Ричард настроился достойно преодолеть испытание. – Дело в козах, месье, – трясущимся голосом пояснил Лапьер. – Не выношу исходящий от них запах, сразу ощущаю приступ тошноты. – Он определенно выглядел слегка позеленевшим, когда прижал неопрятный платок к носу и указал на загон с примерно дюжиной блеявших животных. – И все? – недоверчиво спросил Ричард. – Этого вполне достаточно! «Может, он не такой и упорный», – мелькнула мысль. Он осмотрелся. Загон находился с одной стороны, дверь вела на поле снаружи, хотя коз кормил облаченный в белый халат сотрудник с закрытым маской лицом. В дальнем конце помещения виднелись холодильники, блестящие мраморные столы, а также старомодный ферментационный чан гораздо меньшего размера, чем те, что соединялись с цехом главного здания завода – примерно с большой газовый котел для дома. – Здесь, должно быть, все и началось, – прокомментировал Ричард, ощущая себя посетителем действующего музея. – Тут же все и закончилось, – приглушенно пробубнил Лапьер сквозь носовой платок. – Как я и упоминал, месье Менара нашли в этом месте вчера поздно вечером, головой вон в той штуке. – В ферментационном чане, – подсказал Ричард, пытаясь помочь. – Кажется, вы очень хорошо разбираетесь в оборудовании, – снова прищурился комиссар. – Мне нравится козий сыр, – пробормотал в свое оправдание владелец гостиницы. – Ноги покойного торчали сверху. В таком положении его обнаружил сын. Оба погрузились в молчание, будто в помещение проник призрак хозяина завода. Как ужасно умереть, утонув в будущем сыре. И немного глупо. Ричард почувствовал себя слегка виноватым за подобные мысли. – А как вы тогда узнали, что это самоубийство? – Месье Менар оставил записку. Он влез на ту лестницу, – Лапьер указал на небольшие ступени, вряд ли заслуживавшие гордого звания лестницы, – выложил бумажник, снял обручальное кольцо и сверху пристроил прощальное послание. – Он вытащил небольшой блокнот и зачитал вслух: – «Я предал вас. И не могу так больше жить».