Ричард уже не первый раз задумался о том, что до сих пор жизнь его была невыразимо скучной. В брак он вступал всего единожды, и брак этот худо-бедно доковылял практически до серебряной годовщины — такой срок Валери определенно сочла бы грандиозным. — Это его шляпа? — Ричард бережно провел пальцами по краю панамы, словно скорбя об ушедшем владельце. — Эта? Нет, я и припомнить не могу, откуда она у меня. «Вероятно, от брака настолько короткого, что его едва успели зарегистрировать», — подумал он кисло. — Ричард, — он почувствовал, что она ненадолго оторвала взгляд от дороги, но продолжил возиться с панамой, — ты ревнуешь? В ее голосе не было издевки; она не пыталась его подначить. Просто задала прямой вопрос, на который следовало дать прямой ответ. — Я видел их. — Кого? — уточнила она, хотя, судя по волнению в голосе, уже и сама догадалась, о ком речь. — Риззоли. Я их видел. — Но их не было на борту, мы бы заметили. — Она действительно серьезно разволновалась. «Мы»? Он решил пропустить это мимо ушей до поры до времени. — Они стояли на мосту замка, наблюдая за катерами. На самом деле довольно умно; зачем ограничиваться одним судном, если из удачного места можно увидеть все? — Но это же чудесно, Ричард. Значит, мы на верном пути. — Она ненадолго замолкла. — Я знала, что они будут там. — А ты знала о том, что Текс там будет? — Не знала. — Мне показалось, что ты была не рада встрече. — Я и не была. Кто-нибудь вообще радуется встрече с бывшими? Просто так иногда случается. — Он заметил, что она отвлеклась. — Мы должны выяснить, куда они направятся дальше, — сказала она, сосредоточившись. — Риззоли? Теперь отвлекся Ричард. Он ничуть не поверил в совпадение с Тексом; все это выглядело чересчур наигранным, сомнительным, и он понял, что у него есть выбор. Можно сказать: «Довольно, я просто киноисторик с уклоном в индустрию гостеприимства, с распадающимся браком и с разочарованной во мне дочерью» — или признать, что вот уже много лет он не чувствовал себя таким живым, и пусть не совсем наслаждался поездкой, но был готов еще подержаться за поручень, чтобы как следует встряхнуться. Он швырнул ничейную панаму на заднее сиденье. — Спросим Томпсонов, — произнес он решительно. — Риззоли почти не говорят по-французски. Мне пришлось бронировать для них поездку, пусть даже они в нее так и не отправились. В общем, я к тому, что они постояльцы Мартина и Дженни; а значит, Мартин и Дженни будут бронировать им все выбранные маршруты. — Конечно. Значит, надо поговорить с Мартином и Дженни, — повторила она и, не включая поворотники и не снижая скорость, свернула в удобный придорожный «карман», едва не сбив старика, облегчавшегося у мусорного бака. Затем извлекла телефон из сумки, визитку Томпсонов — из кошелька и набрала номер. — Можешь поставить на громкую? — шепнул Ричард. — Здравствуйте. — К телефону подошла Дженни. — Здравствуйте, Дженни. Это Валери д’Орсе. — О, Валери, привет! Мы с Мартином только что вспоминали вас и Ричарда. Валери округлила глаза на Ричарда, а тот закатил свои. — Как мило. Мы тут подумали… Знаете, Ричард немного расстроился из-за наших посиделок без него. — У Ричарда вытянулось лицо, и он бешено затряс головой; неужели нельзя было найти другой предлог? — И решили узнать, свободны ли вы этим вечером. Она подняла руку, словно вопрошая: «А чего еще ты от меня ждал?». — О, как здорово! — Дженни с трудом сдерживалась, отчего Ричард мгновенно пожалел о своем решении не сходить с карусели. — Но, к сожалению, сегодня вечером мы не сможем. Так обидно. Дело в этой милой итальянской паре. — Риззоли? — Да, в них. Знаете, они так настроились провести с нами этот вечер, если вы понимаете, о чем я. — Ричарду удалось изобразить сомнение и тошноту разом. — Обычно чем больше, тем веселее, — продолжила Дженни, — но они довольно робкие, поэтому настаивают, чтобы мы собрались исключительно вчетвером. Как некстати, мне ужасно, ужасно жаль. — Да, ужасно жаль. — Валери была ничуть не разочарована; скорее, наоборот, как заметил Ричард. — Может быть, в другой раз, Валери. Мы будем рады вам обоим. — Да, в другой раз. Au revoir[52]. Она нажала отбой, прервав последнее предложение Дженни. — Спасибо Господу за это! — Ричард откинулся назад. — Ну и что мы будем делать? — Отправимся к Томпсонам, Ричард. — В ее глазах вспыхнули искры, которым Ричард не обрадовался. — Но ведь они все будут… заняты. — Именно. — Она снова округлила глаза, и к искоркам добавилось лукавое выражение. — Как поживают твои поры, Ричард? Перед глазами Ричарда вспыхнула картинка, где он, судорожно цепляясь за поручень, летит вниз вместе с вагончиком карусели. Костяшки его побелели от напряжения. Глава восемнадцатая Мари, мурлыкая себе под нос, стирала пыль с охотничьих наград, стоящих в прихожей, на серванте — громадном, резном, темном, почти черном — предмете мебели, которому вполне нашлось бы место в каком-нибудь фильме ужасов. Он очень напоминал самого судью: этакий судья в образе мебели. Темный, пугающий, несущий груз былых заслуг. Она еще раз, абсолютно без надобности, стряхнула с него пыль. Ей было невдомек, для чего старому судье нужно, чтобы она приходила так часто; непохоже, чтобы он тут гостей принимал. На самом деле, насколько она знала, единственными его посетителями были она сама и Боннивал, который и сейчас здесь отирался, кланяясь и пресмыкаясь перед старым тираном. Обычно человек в должности Боннивала отчитывался только перед мэром, но, поскольку мэр сохранял трезвость не более десяти минут в день, да и то, когда просыпался, что случалось ближе к полудню, ему трудно было добиться уважения. Он являлся марионеткой, посаженной в кресло судьей в результате фальшивых выборов, и именно судья управлял городом. Это знали и Боннивал, и Мари, и Бруно. Всем в Вошеле это было известно. Но в последнее время судья перестал шататься по «своему» городу и заперся в особняке, находясь целыми днями в кабинете, за полуприкрытыми жалюзи. Он сидел там, накрыв колени покрывалом, и поглядывал в щель между пластинами штор, словно кого-то ждал. Она могла узнать страх, когда видела его, и, несмотря на сумрак в кабинете, именно его она разглядела на лице некогда уверенного в себе, грозного судьи Граншо. Стоило ли ей посочувствовать ему? Она и сочувствовала, самую капельку; пусть он и был ворчливым старикашкой с мерзким характером, но Мари чувствовала в нем какую-то уязвимость, незаметную другим. — Мари! — рявкнул судья из кабинета. — Прекрати этот чертов шум, мы тут свои мысли не слышим! Мари отлично знала, как справляться с помыкательством, поэтому сразу же перестала мурлыкать и принялась громко распевать «ла-ла-ла», словно распевалась перед гала-концертом. Подошла поближе к кабинету, чтобы сильнее позлить его, а затем снова принялась тихонько напевать себе под нос, чтобы лучше слышать. — Чертова девчонка! — услышала она его слова. — Сразу видно, что она работала у моего брата, такая же нахалка, как и он. — Возможно, был, — тихо вставил Боннивал, прощупывая почву. — О чем это ты, парень, что за «был»? — Я о том, что ваш брат может быть мертв. Повисло молчание, и она попыталась заглянуть в щель между дверью и косяком, но судья сидел к ней спиной. Ей хотелось увидеть его лицо, чтобы понять, вызвала ли мысль о смерти брата боль или облегчение, а возможно, и вовсе счастье. — С чего ты решил, что он мертв? — спросил судья тихо, но в голосе его не прозвучало ни намека на эмоции. — Просто считаю, что мы должны учитывать и такую вероятность. — Боннивал казался увереннее, чем обычно. — Нельзя от нее просто отмахнуться. Вы знаете, что за голову вашего брата назначена цена? Судья небрежно отмахнулся от слов Боннивала скрюченной артритом клешней. — Конечно, знаю. Так ему и надо. Если якшаешься с убийцами, как это делал он, за это приходится платить, и всегда найдутся желающие подзаработать на тебе. — Пять сотен тысяч евро. И снова судья на мгновение замолчал, подъехав на своей коляске к окну. — Полмиллиона евро? Откуда ты узнал? — У меня есть приятель в министерстве. Навел справки. — Молодец, Боннивал. — Старик словно ушел в себя, но тут же, взбодрившись, уколол: — Не думал, что ты хоть что-то собой представляешь. Друзья в министерстве, да? Боннивал пропустил оскорбление мимо ушей. — Это огромная сумма — пять сотен тысяч евро. Но им наверняка потребуются доказательства его смерти. Никто, и уж тем более мафия, не станет расставаться с деньгами без весомых доказательств. Боннивал сел за стол. — Кроме того, он не мертв! По крайней мере, пока. — Судья швырнул на стол несколько конвертов, вскрытых и имеющих весьма официальный вид. Боннивал собрал их. — Штрафы за превышение скорости, протоколы о нарушении общественного порядка, неоплаченные гостиничные счета и так далее. Последний штраф выписан прошедшими выходными. О, он не мертв, а живее всех живых. — Откуда у вас это? — с удивлением спросил Боннивал. — Я взломал его почтовый ящик. А ты как думал? Я вполне еще могу передвигаться при необходимости. И, прежде чем начнешь ворчать, Боннивал, да, знаю, что это незаконно. Полицейский просматривал бумаги, покачивая головой.