— Гениально! — сказала она, похлопав его по груди. — Просто гениально! * * * В мягком красноватом свете двух тусклых потолочных ламп Дженни демонстрировала не меньший восторг. — Это гениально, Мартин! — провозгласила она, похлопывая его голую грудь. — Просто гениально, все любят шарады! Риззоли, обменявшиеся полными недоумения взглядами, похоже, не разделяли восторга Дженни по поводу старомодных салонных игр и совершенно не понимали, почему на Дженни красный корсет с черной кружевной оторочкой, сетчатые чулки и черные туфли на каблуках, а на Мартине что-то вроде тирольских шорт из латекса. На лице синьоры Риззоли отразилось едва прикрытое отвращение, но тут ее муж едва заметно качнул головой, перехватив ледяной взгляд жены. «Понятия не имею, что здесь происходит», — означал этот молчаливый обмен взглядами. Риззоли считали себя развивающимися молодыми профессионалами, стремящимися все вопросы решать без суеты и, как правило, совершенно невозмутимыми. Но эта странная парочка англичан не просто их озадачила, а буквально поставила в тупик. — Ну что, милая, ты хочешь начать? — Тут Мартин громко щелкнул подтяжками своего костюма. — О, ну ладно. Посмотрим. — Дженни в задумчивости теребила кружевные завязки корсета, словно изображая дерзкую соблазнительницу с пикантной открытки. — О, придумала! Она наклонилась к Риззоли, которые инстинктивно откинулись назад, после чего Мартин неуклюже плюхнулся к ним, совершенно игнорируя необходимость соблюдать вежливую дистанцию. Дженни сложила руки в молитвенном жесте, прежде чем раскрыть их в знакомом всему миру обозначении книги. — Libro![54] — воскликнул синьор Риззоли, но тут же сник под яростным взглядом жены. Дженни показала два пальца. — Два слова! — Мартин пришел в сильное возбуждение. Дженни подняла один палец, затем положила два пальца на руку, а после убрала один из них. — Первое слово, два слога, первый слог. Риззоли ерзали на диване, стараясь увеличить дистанцию между собой и Мартином, который настолько увлекся, что, похоже, не замечал этого. Дженни изобразила птицу, открывающую клюв. — Птица? — предположил Мартин. Дженни покачала головой. — Птица, летящая птица, звучит как птица… ПИЦЦА? — Дженни покачала головой. — Пение? — На этот раз вступила синьора Риззоли, решившая, что лучший способ покончить с этим бредом — выиграть игру. Дженни указала на свой нос и одновременно на нос сидящей с каменным лицом женщины. — Похоже на пение? — рассуждал Мартин, но Дженни покачала головой. — А, карканье! Кар! Конечно, вот я дурак. Он похлопал синьору Риззоли по коленке, отчего та выгнулась, словно ей выстрелили в спину. Ее муж задержал дыхание, ожидая реакции, которой, впрочем, не последовало. Дженни обозначила второй слог, а затем показала на себя. — Жена! Женщина! Леди! Карт-дама! Нет, стоп! — Madre[55]. — Это снова была синьора Риззоли, получившая нервную ободряющую улыбку от мужа, тут же разбившуюся о ее суровый взгляд. — Красотка! — воскликнул Мартин. — Картинка! Дженни покачала головой и снова указала на синьору Риззоли. — Мадре? — задумался Мартин. — Мать? Мамочка? Каркуша? МА! Я понял, Кар-Ма! КАРМА! На этот раз Дженни указала на Мартина и снова на свой нос. — Удачи, старушка, — подмигнул тот в ответ. — Чую, второе слово будет тем еще испытанием… * * * — А что конкретно мы ищем? — Ричард тихо стоял в уголке, пока Валери профессионально бесшумно открывала и закрывала шкафы и рылась в сумках. — Пока сама не знаю, — последовал ответ, заставивший Ричарда задуматься, зачем им было вламываться в чужой дом без четкой цели. — Должно быть, они собирались здесь задержаться; судя по моему опыту, никто обычно не выкладывает вещи в шкафы, только не в chambre d’hote. — Я выложила все свои, — рассеянно возразила Валери, — хотя понятия не имею, насколько задержусь. — Она открыла очередной шкаф и сунула руку под стопки одежды. — А! Ричард! — Она почти взвизгнула. — Я знала это! — Медленно вытащив руку, она направила на Ричарда блеснувший в узком луче фонаря пистолет. — Пистолет, — произнес он тупо, ошеломленный и встревоженный тем, что на него направлено оружие. — Пистолет, да, точнее, «беретта пико 380». Это запасной пистолет; здесь должны быть и другие, но в качестве доказательства мне хватит и этого. — Она взвесила его на ладони. — А он еще и заряжен. Она кинула пистолет Ричарду, едва не упавшему в попытке поймать его из страха, что тот может выстрелить, а сама продолжила обыскивать шкаф. — А! — раздался очередной писк, и взмокший Ричард, держащий пистолет на вытянутой руке, точно тот плохо пах, с ужасом представил, что еще она может вытащить из шкафа. Может, автомат или огнемет? Он чувствовал себя не в своей тарелке, но больше всего его поражало — и он гадал, как мог не заметить этого раньше, — что Валери совершенно никакой неловкости не испытывала. — Телефон! — К его удивлению, она ничуть не была разочарована. — Возьму и его. — Ты не можешь просто взять его, это воровство! — Он тут же понял, что вряд ли сейчас подходящий момент для работы комиссии по этике и морали, особенно учитывая, что из-под его маски вот-вот готовы были забить гейзеры пота. — Надеешься, что они хватятся его и придут за еще одной моей курицей? Валери на мгновение задумалась, пытаясь одновременно включить телефон. — Хм-м-м, тут требуется пин-код… Что ты сказал? О, ладно. Мне все равно нужно время, чтобы разобраться здесь, так что ступай вниз и покарауль пару минут на всякий случай. Ричард неохотно поплелся к двери. Он был совсем не прочь выйти из этой комнаты; просто сомневался, что она не разграбит ее и не заберет все с собой. Это может оказаться вполне невинно, и тогда Риззоли приедут к нему с полицией, требуя вернуть оружие. Он взглянул на пистолет. Вообще-то никто не берет с собой оружие в долину Луары, если, конечно, не собирается охотиться, но это вовсе не охотничье ружье. По крайней мере, не для традиционной охоты. Chasse — так старик сказал тогда Валери. Он спрятался в тени, безвольно опустив руку с пистолетом, но тут увидел странный красный свет в главном здании. «Забавные люди эти Томпсоны», — подумал он. Каждому свое, и все такое, но, по мнению Ричарда, они обладали эротическим шармом корнуоллского пирога и были столь же безнадежно английскими. Тут он вздрогнул, услышав грохот из освещенной комнаты. Может, нужно сходить? Но имеет ли он право покидать свой пост? Он подумал, что Валери бы не колебалась, а затем кинулся к главному зданию и заглянул в окно, на котором, к его удивлению, не оказалось ни штор, ни жалюзи. Увиденное ему не понравилось. Бедные Мартин и Дженни; пожалуй, стоило их предупредить. Глава двадцатая На цыпочках пробираясь вокруг дома к задней двери, Ричард тряс головой, пытаясь выкинуть из нее картинку, похоже, навсегда отпечатавшуюся в мозгу. Он изо всех сил старался не хрустеть гравием под ногами и не тревожить больше сигнальные огни и, добравшись до задней двери, отчасти гордился своими усилиями. Потянулся к двери и сквозь застекленную часть заглянул в огромную кухню. На столе стояли пустая бутылка из-под местного белого вина и тарелки с остатками закусок, которые Дженни всегда готовила для подобных вечеров. За кухней можно было разглядеть тускло освещенный коридор, а еще дальше — эфемерное, если так можно выразиться, красноватое свечение из гостиной. Казалось, кто-то забыл закрыть дверь в комнату для проявки фотографий. Он помялся, не зная, стоит ли идти дальше. И без того он увидел много неприятного, а ведь еще и Риззоли могли рыскать где-то поблизости. Также его останавливало нынешнее местоположение: у задней двери Томпсонов. Бесконечное назойливое повторение Мартином двусмысленного «вход для ремесленников» воскресил в памяти Ричарда бесчисленные вечера в их компании, когда он мечтал оказаться в любом другом месте. «Мартин — чудовищный зануда», — подумал он, отдергивая руку от дверной ручки, но тут же вспомнил, что тот попал в серьезные неприятности. Тогда он медленно повернул ручку и тихо вошел в кухню, забирая вправо от открытой двери в коридор и прислушиваясь к каждому звуку. К великой радости, не услышав ни одного, он преувеличенно аккуратно прокрался по коридору к источнику красного света. Когда он толкнул дверь в гостиную, та громко скрипнула, заставив его отскочить в сторону, так, на всякий случай. Ничего не произошло, и он метнулся в комнату. Вид с этой стороны окна был ничуть не лучше, чем с той. Здесь, в углу, на полу сидели Мартин и Дженни, связанные спиной к спине, как рождественские индейки. Их бледная кожа покрылась мурашками, а волосы на руках встали дыбом, словно по ним прошел разряд тока. Со своего места он не мог видеть лицо Мартина, но зато видел Дженни. Ее рот был заклеен чем-то вроде розовой липкой ленты, глаза широко распахнуты, не столько от боли или шока, как решил Ричард, сколько от легкого смущения, вызванного ее затруднительным положением. Он прокрался внутрь, все еще опасаясь, что Риззоли где-то поблизости, а затем просигнализировал вопрос Дженни, для подстраховки. Она покачала головой, насколько смогла, и он быстро подошел к связанной паре. На лице Мартина не отражалось ни капли смущения, а в широко распахнутых глазах определенно горело возбуждение. Рот его тоже был заткнут, но при помощи тонкого черного ремешка, застегнутого на затылке и крепящегося к чему-то вроде красного мячика между губами. К вопросу о мясных аналогиях, подумал краснеющий Ричард: Мартин походил на молочного поросенка. Мартин согнулся, выставив челюсть, словно у него заложило уши, и выпихнул шарик на подбородок. Ричард понимал, что наблюдает за всем этим с неприкрытым отвращением, но сейчас ему было не до светских любезностей. Выпихнув шарик, Мартин удовлетворенно вздохнул. — Ричард, — произнес он, оглядывая того с головы до ног, — на кого ты похож? Ричард всегда самым тщательным образом старался подготовиться к любым случайностям. Он не имел склонности к спонтанным решениям или действиям по наитию — может быть, именно это стало причиной нынешнего плачевного состояния его брака, — но буквально ничто в мире не могло подготовить его ни к этой ситуации, ни к этому вопросу. У него чуть земля не ушла из-под ног. Он замер, пытаясь каким-то образом осознать вопрос Мартина, и в этот момент краем глаза уловил свое отражение в ростовом зеркале на двери. Одетый в черное, с вязаной шапочкой не по размеру на макушке и лицом, вымазанным какой-то грязью, он совершенно точно мог вызвать вопросы у обычного прохожего. Но, господи помилуй, для половинки связанного латексом бутерброда из двух пухлых извращенцев, да еще и с зажимами для бумаг на сосках, комментировать чей-то выбор вечернего наряда было верхом наглости. Ему нестерпимо захотелось снова сунуть красный шарик Мартину в рот. — Что случилось? — спросил Ричард некоторое время спустя, проигнорировав вопрос, который — он был в этом уверен — как и многое из этого вечера, будет преследовать его вечно. — Извини, Ричард, что ты сказал? Тут Ричард с тоскливой безнадежностью понял, что его глиняная маска затвердела, губы больше неспособны свободно двигаться и потому он разговаривает как плохой чревовещатель. Он закатил глаза и всплеснул руками. — Ч… о сл… ч… л… сь? — выделил он. — …рости…энни, — и нагнулся, пытаясь отклеить ленту от ее рта. — Отрывать нужно резко, старик, — посоветовал Мартин через плечо, — ей так больше нравится. Ричард отвел глаза, срывая ленту. Дженни взвизгнула от удовольствия, и Ричард, не удержавшись, хмыкнул, точнее, попытался. — Говорил же, — сказал Мартин, словно давал советы по замене колеса. — Т… к ч… о сл… ч… л… сь? — Ричард уже не пытался скрыть нетерпение. — Ну, у нас был чудесный вечер, да, милая? — Чудесный, — подтвердила Дженни, поджимая губы, чтобы немного их размять.