Он всегда жаждал тихой жизни. Проснуться, похлопотать, немного поискать информацию, написать пару сотен слов; aperitif поздним утром с последующим обедом — это всегда было для Ричарда идеальным началом дня. Именно так проходил его день до этого момента, а потому — в теории — ему следовало бы наслаждаться им намного больше, чем сейчас. Он задумчиво налил себе очередной бокал белого вина, чтобы отвлечься, но это ничуть не помогло выкинуть из головы навязчивый вопрос, хаотично и бесцельно носящийся там, словно воздушный шарик, который надули, но завязать не успели. Что она задумала? Он прекрасно понимал, что, когда речь шла о планировании, его не включали в комитет, насколько ему известно, состоявший из двух членов: Валери и Паспарту. Но они столько пережили вместе, стольким делились, что ему казалось, он имеет право быть в курсе событий, оттого особенно обидно было осознавать: судя по всему, в его услугах больше не нуждаются. За завтраком Валери была очень тиха, большей частью глядя в телефон, затем ушла к себе, «сделать пару звонков», а час спустя он услышал, как она уезжает в своей обычной манере автогонщика, и на этом все. В голове мелькнула мысль, что на самом деле ему стоит побеспокоиться о ней, но он не мог вообразить себе такой сценарий, при котором Валери попадала бы в беду. Риззоли были нейтрализованы; лишь он и Валери знали о том, что Граншо спрятан в холодильнике… На первый взгляд, все было под контролем. Ну и что же она задумала? «Да к черту все эти игры в солдатиков, — подумал он, одним глотком допивая вино, — лучше уж я немного поработаю» — и направился к полкам, чтобы выбрать фильм. Провел пальцем по корешкам дисков, расставленных по жанрам и разбитых по алфавиту внутри категорий сложной системы, включающей даты выпуска и студии. Наконец остановился на комедии «Дорога в Утопию» 1945 года студии «Парамаунт». Хватит с него простаков из фильмов-нуар; пора немного посмеяться. Он включил фильм, немного повозился в любимом кресле, затем встал, взял бутылку вина и снова занял свое место. Жалюзи были опущены, а телефон — отключен; его ждал идеальный послеполуденный отдых. — Так и знала, что найду тебя здесь. Валери вошла в комнату: как всегда, с Паспарту на руках. Сначала она включила свет, затем подняла жалюзи и распахнула окна. Ричард не шевелился, замерев с наполовину поднесенным ко рту стаканом. Она посадила Паспарту ему на колени — песику, по крайней мере, хватило такта принять виноватый вид, — забрала у него стакан, сама сделала глоток и поставила на стол вне его досягаемости. Он тоскливо посмотрел туда. — Могу ли вам чем-нибудь помочь, мадам? — спросил он сухо. — Конечно, можешь! — воскликнула она. — Я не справлюсь без тебя, Ричард. Его лицо судорожно пыталось отразить всю череду переживаемых в данный момент эмоций. Сначала появилась улыбка, затем в глазах вспыхнуло недоверие, за которым последовало негодующее сжатие губ и трепетание ноздрей, затем брови изогнулись в подозрении. Он выглядел так, словно участвовал в конкурсе на лучшую гримасу. — Правда? — спросил он, голосом выражая то же, что и бровями. — Правда, — подтвердила она, не колеблясь. — А где ты пропадала все утро? — Мне нужно было кое-что проверить — к примеру, наших друзей, Риззоли. Они в порядке, немного не в форме, но в порядке. И еще так, всякие мелочи. Внезапно в ее голосе прорезалось смущение. — А что ты хочешь, чтобы я сделал? — Он все еще не был готов расстаться со своими подозрениями. — Хочу, чтобы ты отвез меня пообедать, — заявила она тоном, который подразумевал, что он мог бы и сам догадаться. — Хорошо. — Он решил просто плыть по течению. — Мне заказать столик? — Я уже заказала, — ответила она, подхватывая Паспарту. — И куда я тебя веду? — К Бруно. — В глазах ее вспыхнуло лукавство. — На самом деле это, скорее, вечеринка. — Вечеринка? Ему ужасно захотелось, чтобы она хотя бы раз выдала ему всю информацию сразу, а не заставляла его все время чувствовать себя болваном. — Да, там будут Мари, Мелвил, судья Граншо, Бруно, само собой, мы с тобой — в общем, все. Ричард прищурился. — Ты что-то затеваешь, и я бы хотел узнать, что именно. — Я знаю, кто убил мсье Полина, — призналась она, и он собрался перебить ее. — Ну, в действительности думаю, что знаю, кто убил мсье Полина, и мне нужно, чтобы ты помог это доказать. — Кто? — Не хочу говорить, пока все не станет ясно. — Но тогда и говорить не придется. — Да, тут-то ты все и узнаешь. — Да, но почему я не могу узнать сейчас? То есть если тебе нужна моя помощь и все такое. Она принялась нервно расхаживать по комнате. — Ричард, ты чудесный человек, и я считаю нас отличной командой, правда? — Да-а-а. — Казалось, ему уже доводилось участвовать в подобных беседах, причем неоднократно. Обычно в итоге ему приходилось стоически выслушивать высказывания вроде того, что его любят «как брата», и так далее. — Но ты слишком честный. Если я все тебе расскажу, ты не сможешь ничего скрыть. — Он снова сжал губы. — Ты смотришь на актеров, — она указала на экран, где все еще шла «Дорога в Утопию», — но сам играть не умеешь. Он не смог скрыть легкой обиды и в то же время был вынужден признать, что она права. Как-то они с Клер вступили в бридж-клуб — это была идея ее босса, — но всего после нескольких партий жена отказалась быть его партнером. — У тебя лицо не как открытая книга, Ричард; это чертова витрина! — Не могу сказать, что твои слова меня не задели. — Он постарался говорить обиженным тоном. — Прости, но если те, кого я подозреваю, хоть что-то заподозрят, это может оказаться очень опасным. Он вздохнул. — Ладно, но в этом случае мы не станем заниматься этим в одиночку… — Но… — Я настаиваю. Там должен быть Боннивал, должна присутствовать полиция. Это не Дикий Запад; мы должны сделать все по правилам, Валери. — Она отвернулась. — Пожалуйста. Она испустила глубокий вздох. — Ой, ну ладно. Если ты настаиваешь. И с этими словами она покинула комнату. Ричард тоже глубоко вздохнул и повернулся к экрану в поисках вдохновения. — Я не ищу неприятностей, партнер, — говорил Боб Хоуп, — но если неприятности станут искать меня, то найти окажется не так-то просто. «Хоуп, как всегда, кстати», — подумал Ричард. Глава тридцать пятая — Что это с ним? — спросил судья Граншо, пока Ричард катил его кресло к центру города. — У него лицо словно куриная гузка. — Полагаю, дело в том, что он англичанин, мсье le juge, — ответила Валери, толкая Ричарда локтем в бок. — У них, как известно, поджатые губы — символ твердости духа. Ричард, все еще не понимая своей роли в происходящем, по-детски скопировал ее жест. — Лучше бы ему лишиться присутствия духа до обеда, а то придется есть суп, как после анестезии у дантиста. — Старик захихикал себе под нос. На нем была большая фетровая шляпа, скрывавшая большую часть лица, и от этого он каким-то образом производил еще более пугающее впечатление. Должно быть, столкнуться с ним в суде было тем еще кошмаром, подумал Ричард. Предзакатное солнце позолотило площадь оранжевыми отблесками, а легкий ветерок спасал от чрезмерной жары. Был прекрасный весенний вечер, который с добавлением птичьих трелей становился прямо-таки идиллическим. Бруно, как обычно безупречный в своей белой рубашке и черных брюках, поприветствовал их, низко склонив голову. — Bonsoir, мадам, мсье и мсье le juge. — Он заметно нервничал. — Я и не знал, что наш уважаемый судья будет нашим гостем сегодня вечером. Для меня это большая честь. — Ха! Думаю, так и есть, синьор Фраскатти, — проворчал старик. Сегодня он определенно решил поддерживать свой имидж. Бруно пропустил его выпад мимо ушей. — Ваш столик готов, — спокойно сказал он, снова поклонившись. — Семья Бруно из Италии, — сказал судья, — однако все это в прошлом, не так ли, Бруно? — Он снова захихикал. Ричард перехватил взгляд Валери, и та ему подмигнула, коротко улыбнувшись. Бруно приготовил им столик на четверых на террасе, рядом с окном, накрытый безукоризненно белой скатертью, со свернутыми в винных бокалах темно-зелеными салфетками. Мари крутилась рядом со столом, как всегда что-то напевая, и раскладывала последние столовые приборы. Мелвил сидел за столиком по другую сторону от двери, держа сигарету, и потягивал колу, словно изображал звезду киноэкрана. Он кивнул им, не снимая темных очков, чтобы не нарушать цельности образа важной персоны.