– Только подумать: все эти горы, все люди вокруг слышали звон моего колокола! Это было, пожалуй, самое волнующее событие в моей жизни! – Несомненно. Минуту-две они молчали, пока в колокол не забили вновь. Эмили просияла: – Это Тамара! Джон, сходи к ней, она тебя всё утро ждала. Мистер Робинсон молча доел рожок и с тоской во взгляде (так, во всяком случае, показалось Веронике) отправился в церковь. В небольшом зале, побелённом известью, прямо в центре висел длинный трос. И в самом деле звонила Тамара Робинсон. При появлении мужа она расцвела. – Джон! Это так необычно! Я загадала желание, и… Ты уже придумал, что будешь загадывать? Мистер Робинсон посмотрел вверх. – У меня не осталось желаний. У меня всё есть, – сказал он тихо. – Тогда загадай, чтобы и впредь было всё как есть! Прикинув что-то в уме, Джон Робинсон подошёл и несколько раз дёрнул за верёвку. Тамара обняла его. – Джон, какие же мы с тобой счастливые! Нам так повезло… Глава 3 К моменту, когда мисс Нортон прервала свои восторженные рассуждения о жизни и отлучилась в уборную, Веронике Бёрч порядочно надоело изображать из себя больную. Она переобулась и оторвалась от скамьи, пока никто не видел, и двинулась вглубь острова. Миновав церковь (Вероника всегда предпочитала внутренним убранствам просторы улиц и площадей), сделав несколько кадров, она подошла к ступеням с противоположной стороны острова. Это была менее парадная лестница, но всё же прекрасная, как и все старинные каменные лестницы. Она вела вниз к земле, где у кромки озера росли деревья. На одной из ступеней в одиночестве стояла Тамара. Удивительно, но даже когда вы осведомлены о наличии у кого-то особой энергетики или эффектной внешности, вас всё равно сбивает с ног магия присутствия этого человека, как только он оказывается рядом. Ощутив поначалу нечто подобное, Вероника заметила, что миссис Робинсон совсем недавно плакала. – Доброе утро, мисс Бёрч. – Добрый день, миссис Робинсон. С вами всё в порядке? Тамара отстранённо произнесла, глядя куда-то в снег: – Да, всё хорошо. – Мистер Робинсон не нашёл вас? – Он остался в церкви. Мы поссорились. – О… Миссис Робинсон повернулась к Веронике. – Я всегда отвечаю, что у меня всё в порядке. Только так я могу сохранить реноме Джона. Я создаю видимость, что Джон успешен в семье и в делах. Вероника спросила: – А зачем вы это делаете? – Не знаю. Дура, наверное. – Думаю, вы просто сильно его любите. Тамара кивнула: – Потому что все двадцать лет была дурой. Она громко вздохнула и через некоторое время сказала: – У Джона алкогольная зависимость. Он пьёт. Потому так поздно встаёт, никогда не завтракает с семьёй. Для него мы все глупые, ограниченные, несовременные, неправильные. В Англии он общается исключительно с молодёжью – с прогрессивной, как он говорит, молодёжью, которая, по его мнению, значит в современном мире гораздо больше, чем кто-либо. Ходит на их вечеринки, думая, что нравится им, что они считают его своим. На самом деле он выглядит смехотворно, но не понимает этого. Он ведь, когда пьяный, – старик стариком. Рука Тамары нервно зашарила в кармане и вытянула носовой платок. – А все эти сопляки с ним только потому, что он за них платит. Он покупает им выпивку, оплачивает им поездки на отдых. И как только я касаюсь этой темы, он начинает звереть и орать на меня. «Они молодые, они должны развлекаться, но у них нет денег. Им не повезло в жизни так, как тебе. Ты скупая и мелочная!» Он платит моими деньгами и считает, что я – неблагодарная стерва. Тамара всхлипнула и отвернулась. Помолчав, обращаясь к одному из деревьев, сказала: – По-вашему, я неблагодарная стерва, мисс Бёрч? Вероника с жаром ответила: – Разумеется, я так не считаю! – Джон не любит меня, мисс Бёрч. Не любит всю мою семью. Не любил моих родителей, когда они были живы. Не любит мою сестру. Она для него глупее, чем я, – я хотя бы грамотно пишу, говорит он. Понимаю, моя сестра не отличается умом, но она, по крайней мере, не строит из себя кого-то, кем не является. – Мисс Нортон – вымирающий вид. Я не уверена, что когда-нибудь встречала таких бескорыстных людей. – Понимаете, у Джона комплекс. Он не состоялся в молодости. Теперь пытается наверстать. Только непонятно что. Дома его любят, не за деньги, а за то, кем он в действительности является, – что он отец. А он – ноль внимания на детей. Вернётся домой пьяный и начинает орать, что я порчу ему всю жизнь. Каждый раз клянётся, что уйдёт от меня… Протяжный вздох. – Вы так молоды, мисс Бёрч, и уже знаменитая на весь мир писательница. Представьте, каково Джону: вы – личность, а он – мыльный пузырь, живущий за счёт жены. Вот он и ходит фертом, вот поэтому и носит вас на руках. Вероника почувствовала, как загорелись её щёки. Она спросила: – Это вам мистер Робинсон сказал? – Я сама всё видела. – Дело в том… – Вероника ощутила себя провинившимся ребёнком, – в том, что я упала и подвернула ногу… – Но сюда вы шли очень уверенно. Как я вижу, всё уже прошло? Зелёные глаза Тамары Робинсон блеснули, как у кошки. Американка поняла, что попала в какую-то западню. Она растерялась, чего совершенно от себя не ожидала. В голосе миссис Робинсон вновь зазвучали тепло и ласка: – Знаете, я рада, что вы подружились с моей сестрой. Ей так одиноко по жизни и даже в этой поездке. Я стараюсь, но быть на разрыв порой и мне нелегко. Вы же видите, что произошло между вами и Мэри, стоило мне пойти с Эмили в церковь? В надежде окончательно уйти от темы с ногой, Вероника задала дерзкий вопрос: – А вам не кажется, миссис Робинсон, что ваши дети уже довольно взрослые и в таком… отчаянном внимании не нуждаются? – Да я знаю, знаю, – ответила Тамара. – Никому я там уже не нужна. И моя забота никому не нужна. Я всё себе придумала. Всю жизнь себе придумываю… Она отвернулась. Когда разговор строился не по её плану, миссис Робинсон его завершала. Мисс Бёрч сказала: – Я, пожалуй, спущусь и поснимаю виды, пока свет хороший… Она оставила миссис Робинсон на лестнице, а сама преодолела несколько десятков обледенелых ступеней вниз. Ей нужно было упорядочить мысли о том, что случилось в это утро. А случилось, что она стала жертвой интриги, сплетённой Тамарой Робинсон. Поначалу Вероника не могла в это поверить и поэтому ещё раз проанализировала факты. Она начала с конца. Да, растяжение она выдумала. Чтобы немного позлить Мэри. Она знала, что Мэри увидит, как её любимый Джон несёт Веронику на руках. Это она придумала в отместку пятнадцатилетней девице, толкнувшей её, задумавшей «выяснить отношения».