– В тот год, помню, началась война. Поэтому с Мэри у меня прочно засела ассоциация с войной. Глупость, конечно. – Значит, пришла Мэри, а с ней – война? Коннор нахмурился. – Ну, это глупая мысль, я не должен был говорить этого. Мэри была очень тихим, спокойным ребёнком. Даже когда в Девоне над нами пролетел «Мессершмитт» и сбросил бомбу неподалёку, Мэри практически не испугалась. Она потом с интересом разглядывала бомбовую воронку на холме, когда мы выходили на прогулку. – Дитя своего времени, – пробормотал Карлсен. – Хорошо помню удивление родителей, когда война, можно сказать, началась у нас в Девоне, а не где-нибудь в Лондоне. – Как они отреагировали на известия о войне? – Они уже пережили одну войну, когда были детьми. Поэтому вторая, мне кажется, вызывала больше недоумение, нежели страха или чего-то ещё. Во всяком случае, нам троим родители не давали почувствовать страх. Они делали всё от них зависящее, чтобы мы были так же организованны, как и они. – И у вас не возникало трудностей с этим? Коннор ответил с долей гордости в голосе: – Мы были отличной командой. Затем он вздохнул и сказал: – В то время маму не мучили никакие болезни. Так мне кажется. Было здорово. – Миссис Робинсон была с вами во время войны? – В основном да. Если она отправлялась на дежурство в местный госпиталь, её сменяла подруга либо тётя Эмили. У нас также была одна помощница по дому, иногда мы оставались с ней. – А мистер Робинсон? – Поначалу он вступил в отряд самообороны. Он рвался за границу, как и все, но ему долго отказывали. Тогда мы непонятно чего ждали. Вроде какие-то бомбы сбрасывались у нас, но ни Лондон, ни другие более близкие к континенту края ещё не бомбили. Папы не было дома каждую ночь. Это называлось «дежурство». Шли месяцы, война всё никак не разражалась. Но папа продолжал уходить с винтовкой каждую ночь. Потом винтовка исчезла. По-моему, тогда-то я впервые услышал, как родители ругались между собой. – По какому поводу? – спросил Карлсен. Коннор неловко ухмыльнулся. – Ввиду того, что ничего не происходило, эти ночные дежурства постепенно превратились в лёгкие попойки. Отец стал возвращаться домой нетрезвым. Иногда его приводили какие-то более способные стоять на ногах члены отряда. Винтовку у него отобрали. Помню первое чувство стыда за отца. Ему ведь только немного за тридцать было. – Леонард и Мэри также видели всё это? Коннор кивнул. – Но мне кажется, они ничего этого не понимали. А может, я ошибаюсь. – Значит, с тех пор мистер Робинсон пристрастился к алкоголю? – Пожалуй, да, – произнеся это, Коннор поёжился, словно ощутил сильный дискомфорт. – И с той же поры миссис Робинсон стала нервничать, и в дальнейшем это отразилось на её здоровье? – Похоже на то. Коннор устало выдохнул. – Мир так поменялся после войны. Мамино здоровье, друзья родителей, оставшиеся без крыши над головой и без средств к существованию… – Но на доходах вашей семьи война не отразилась, насколько я понимаю. – Слава богу, наш уцелевший дом и деньги – это то немногое, что осталось неизменным. Всё благодаря маме. Она как чувствовала, что будет война и поэтому следует вкладываться именно в американские предприятия. Если бы не мамино чутьё, не представляю, где бы мы сейчас были. Коннор опустил голову. Адам произнёс: – Да, кажется, что время потекло быстрее после войны. – Отец оказался без работы. Долго ничего не мог придумать. В Сити его не брали, там была сильная конкуренция. Потом где-то в пабе он познакомился с каким-то смышлёным студентом, тот помог ему открыть агентство. Отец создал рабочие места, и первое время ему помогали субсидии, выделенные по плану Маршалла. Так у него появилось много новых знакомых. – И много врагов у миссис Робинсон, – вставил Карлсен. – Ну, врагов это сильно сказано. Просто они ей не сильно нравились. – Потому как все они нашего с вами возраста. Коннор вновь почувствовал неловкость. – Вначале её смущало не это, – сказал он, – а то, что папа не сделал нужных выводов, как она. Тот студент обвёл отца вокруг пальца, украл прилично из тех денег, что были вложены. Но тем не менее он продолжил связываться с подобными типами, считая их взгляды более свежими и прогрессивными. Прибыли от дела всё равно не было, отец стал чаще брать в долг у матери. – Он отдавал долг хотя бы раз? – Не думаю, – Коннор покачал головой, а затем добавил: – Но мама его и без денег любила. Глава 3 – И всё-таки я хотел бы услышать от вас кое-что относительно Мэри, – сказал Адам Карлсен. Коннор поднял на него глаза. – Что именно? – Она когда-нибудь ссорилась с мистером или миссис Робинсон? – Ну, в последнее время бывало. Но я уже говорил про колючий возраст. – Вам известны причины, по которым происходили стычки? – Ну, какие могут быть у Мэри причины? У детей её возраста всегда найдётся из-за чего поспорить с родителями. Ей могли не дать карманных денег, могли заставить делать уроки, могли не пустить гулять с подругами. Вот из-за такого, я думаю. – Вы считаете Мэри ребёнком? Коннор сдвинул брови. – Но она ведь ребёнок, – парировал он. – Разумеется. – А когда ваши родители ругались между собой, Мэри принимала чью-то сторону, защищала кого-то из них? – Точно нет. Мэри не лезла в их отношения. Карлсен склонил голову набок. – Вы так считаете? – Это не просто моё мнение, так и было! – настоял Коннор. – Допустим. А вы слышали её ссору с миссис Робинсон в отеле два дня назад? – Да, слышал. – Расскажите, как всё было. – Ну… После завтрака я, немного прогулявшись, поднимался к себе мимо этажа родителей. Их дверь была приоткрыта, и я услышал, как мама читала нотации. – А Мэри кричала в ответ? – Нет, это я потом узнал от тёти Эмили, что Мэри кричала, причём так, что стены тряслись. Мне кажется, тётя преувеличивает, если честно, но я-то сам не слышал, поэтому не могу оспорить. – Вы помните, что именно миссис Робинсон говорила Мэри? – Помню. Это была фраза, которая меня зацепила. Кажется, «мой муж ни за что не свяжется с такой девицей, как ты его ни соблазняй».