Он заметил мятый лист бумаги с логотипом «Сороки» в руках норвежца и нахмурился. – Откуда у вас это? – Будем считать, сорока на хвосте принесла. Скажите, когда вы это написали? – Чёрт… – Джон Робинсон тяжело вздохнул и подпёр голову. – Вечером. В баре «Сороки». – Накануне отъезда? Кивок. – А утром передали жене? – Нет. Она спустилась в бар, искала меня, звала спать. Тогда я отдал ей это. – Как она отреагировала? – Не знаю, не смотрел на неё. Я увидел такси и сразу вышел на улицу, чтобы куда-нибудь уехать. Спросил у таксиста, где ближайший бар. Он указал мне за спину, на тот, из которого я вышел. А всё остальное, сказал, в этот час закрыто. Пришлось погулять неподалёку, потому что ещё одной сцены я бы не выдержал. Вздох. – Тьма была жуткая. Слава богу, снег не шёл. Карлсен спросил: – А когда вернулись, вы больше не обсуждали это? Джон Робинсон покачал головой: – Тамара уже спала. Он встал со стула. – Ты думаешь, что я убил свою жену? Потом ухмыльнулся и добавил: – Возможно, так и было. Он скрылся из бара. Мистер Палмер сказал Карлсену: – Этот джентльмен не мог отравить супругу, поверьте женатому человеку. – Вы полагаете? – Тут полагать нечего, точно вам говорю. Если бы мы травили своих половинок лишь за то, что они могут нас раздражать, в мире не осталось бы людей. Уж я бы точно стал вдовцом ещё много лет назад. Палмер тихо рассмеялся. – Быть мужем иногда нелегко, молодой человек. Мистер Робинсон справлялся со своей задачей как мог. Да, и в нелёгкие моменты спасался выпивкой. Но поверьте, на большее, чем это, – он указал курительной трубкой на письмо, – мистер Робинсон не был способен. Карлсен заметил: – Иногда слова могут ранить не меньше лезвия. Палмер сдвинул брови и сделал затяжку. Карлсен, тронув очки, сказал: – Вообще-то я предположил, что после этого письма у миссис Робинсон могла возникнуть мысль о суициде. – Вот вы о чём. Исключено, – Ричард Палмер категорично покачал головой. – Она не выглядела раненой, поверьте. Карлсен вопросительно на него взглянул. – Я застал миссис Робинсон в баре, когда вернулся с прогулки перед сном, – объяснил Палмер. – У неё в руках был этот листок бумаги. Мы поздоровались, и я, соблюдая приличия, спросил, всё ли в порядке. Она поделилась тем, что случилось, показала мне письмо, рассчитывая, как я полагаю, на моё сочувствие. Но я не имею привычки лезть в чужие дела, поэтому в знак поддержки предложил проводить её до номера. Заявляю с полной уверенностью: у миссис Робинсон не было состояния человека, раздумывающего о суициде. – А какое у неё было состояние? – Ну, она была расстроена, но несильно. На самом деле, думаю, она просто хотела, чтобы её пожалели. Любое доброе слово помогло бы ей тогда. – Вы считаете? – Так и было. Мы поднялись, по дороге обсудили погоду, ну, знаете, общие фразы, а когда желали друг другу приятных снов, она уже была в полном порядке, даже улыбалась, словно и не было в тот момент никакого письма в её руке. Мистер Палмер помолчал, делая затяжку. – Поэтому уверен, что о суициде не может быть и речи. Тамара Робинсон была сильной женщиной, способной исцелить саму себя. Редкое качество. В войсках нам приходилось воспитывать такую бодрость духа. А тут человек сам на глазах возрождается, словно феникс. Адам Карлсен задумался над этими словами. Что-то такое его зацепило, но он никак не мог понять, что именно… Нужно подумать. Палмер с ухмылкой добавил: – Из миссис Робинсон вышел бы прекрасный командир полка! Хотите выпить? Карлсен отказался и поплёлся в сторону лифта. – Вот вы где! – Из лифта вышел Каннингем. – Я вас везде ищу. – Кажется, вы – единственный, кто не нашёл меня. Вы точно в разведке служили? Пол Каннингем развёл руками: – Теряю форму. – Подскажите, в каком номере остановился Коннор? – Робинсоны занимают второй этаж. Вы что-то узнали? – Надеюсь узнать прямо сейчас. – Не возражаете, если я… – Вовсе нет. По коридору второго этажа катилось громкое эхо. Леонард Робинсон молотил кулаком в дверь. – Что вы делаете? – спросил Каннингем. – Коннор не открывает. Я стучу уже минут двадцать. – Вы уверены, что он там? Леонард кинул на него недобрый взгляд и продолжил стучать. – Коннор! Коннор! Открой! У Адама возникло тревожное чувство. – Какой же я идиот… Нужно скорее… – его голос растворился вместе с ним. Через минуту он вернулся, и с ним месьё Фабьен и швейцар Матей с ключами. Когда отперли дверь, мужчины толпой ввалились в номер. Коннор лежал без сознания на кровати. – Mon Dieu! – Коннор! Леонард потряс его за плечи. – Коннор!.. Он жив? Каннингем проверил пульс. – Жив. Пульс слабый.