Затем новая боль: он оказался распластанным на капоте собственного «Додж Чарджера». Словно стеклянный шар, раскололся череп. Время растянулось. Он помнил, как смотрел на солнце, похожее на планету Марс. Оно висело низко и казалось чужим. Он видел пепел, летящий в восходящем потоке теплого воздуха, он напоминал светлячков. Во время столкновения он потерял пистолет, но что-то оставалось у него в правой руке. Это казалось невозможным, но что-то там было. Что-то другое. Он повернул шею и посмотрел. Детский ботиночек с застежкой-липучкой. Внутри у него все сжалось. «Нет!» Да. Ботиночек лежал у него на ладони. Под ярким солнечным светом Райсевик видел все трещины на резиновой подошве. Ботиночек случайно соскользнул с маленькой ножки своего владельца… «Нет, нет, нет». Он стоял над высохшим колодцем, который раньше подпитывали грунтовые воды, и слышал затихающий крик маленького мальчика, что летел вниз по темному каменному туннелю. Затем из глубины раздался звук. Удар был громким, он вызвал у него тошноту. Так падает мешок с мукой. Крики мгновенно прекратились. Все. Ничего изменить нельзя. Живот скрутило, он почувствовал кислый привкус во рту. Больше он ничего не мог сделать, но маленький ботиночек оставлял ощущение не до конца выполненной задачи, поэтому Райсевик сбросил вслед за владельцем и его – пусть присоединится к нему в сорока футах внизу. Колодец был его единственным выходом. Он не мог сжечь такое маленькое тело. Даже жутко представить, как бы он разделывал ребенка. Прошлой ночью, когда совсем рядом с ним лежала жена, мысли его одинокой души не давали ему заснуть. Он решил в воскресенье заполнить колодец жидким бетоном, верхнюю часть снести бульдозером и навсегда похоронить этого малыша. Маленький мальчик с каштановыми волосами, который приехал к нему на заднем сиденье машины, заваленный альбомами со стикерами с изображением супергероев, стал первым, которого он убил сам. Это произошло два дня назад. «Мне следовало просто оставить его у пожарной части, – думал Райсевик прошлой ночью, а под храп Лизы у него на глаза наворачивались слезы. – Если бы он вырос и когда-нибудь опознал нас… Ну, значит, опознал бы». «Я сделал ужасный выбор». «Мне никогда, никогда не удастся это искупить». Теперь его ноги горели огнем. Накатила невероятная, все сметающая на своем пути волна боли, нервные окончания превратились в искры, зашипели, ожили – и это было ужасно. Он метался и кричал сквозь стиснутые зубы, но был зажат между машиной Кэмбри и собственной. Он попытался подняться и почувствовал, как коленная чашечка с мерзким звуком вылетела из сломанного сустава. Сквозь слезы он видел оголившуюся кость. Мужчина услышал, как впереди открылась дверца «Тойоты». На дорогу полетели кусочки стекла. Резко накатила еще одна волна боли – кто-то вылез из машины и давление подвески ослабло. К нему приближалась кара за все его грехи. И имя этой кары – Кэмбри. ________________ Вот и все, друзья. Думаю, это конец блога. Уже перевалило за полночь. Я пишу из своей квартиры. Наверное, можно сказать, что пишу сегодня – двадцать первого сентября. В тот день, когда мне предстоит встреча с ним. Все приготовлено. Письма родителям, коллегам по работе, друзьям написаны и запечатаны. Некоторые я уже отправила по почте сегодня. Некоторые электронные. Остальные аккуратно разложены на моем кофейном столике. А теперь мне нужно забраться в кровать и поспать, по крайней мере, часов пять. Надо немного отдохнуть перед самым важным днем в моей жизни, который я проведу на мосту Хэйрпин. Но перед тем, как закончить… Одно, последнее письмо. Для тебя, Кэмбри. Потому что я поняла, что ничего тебе не написала. По крайней мере, официально. Итак, моя близняшка… Несмотря на то какие мы разные, несмотря на расстояние между нами, я горжусь тем, что у меня твое лицо. Когда-то мы находились в одной утробе, мы даже были одним человеком. У нас были общие атомы. И когда-нибудь, когда наши тела превратятся в пыль, у нас снова будут общие атомы. Прости, что соврала маме и папе про того оленя. Прости, что на протяжении всех этих лет так никогда и не сказала правду. Мне очень жаль, что мы с тобой почти не разговаривали. Я могла бы тебя поддержать, но не сделала этого. Я виновата в том, что твоя жизнь закончилась на том мосту. Завтра я искуплю вину. Сейчас я отправляюсь в кровать, а когда проснусь, поеду в Монтану и, черт побери, уничтожу того, кто убил тебя, сестра. Крысиная Морда. Отключаюсь. 21.09.2019; 00:11. Глава 26 Она смотрела, как Райсевик извивается, зажатый между «Тойотой» и передним бампером патрульной машины, напоминая раздавленное насекомое. Лена не видела его ноги ниже колена, да ей и не хотелось. Было достаточно растекавшейся по дороге лужи крови. Лена подобрала свою «Беретту». – Я… – произнес он с трудом. – Тебе нужно знать… перед тем, как ты меня убьешь. Она проверила магазин и прицелилась. – Говори быстрее. – Это не твоя вина, – выдохнул он. – Случившееся с Кэмбри. Она замерла на месте. Палец на спусковом крючке. Она ожидала от капрала Райсевика очередную порцию яда, еще больше лжи, насмешек и ненависти. Больше жутких деталей. Может, фразочку типа «Я трахал твою сестру» или «Ей нравился мой член», сказанную сквозь разбитые зубы. Что угодно, но только не это. Изуродованный капрал сделал еще один долгий вдох, попытался пошевелить сломанными ногами, зажатыми между машинами. Он с трудом выдавливал из себя слова, воздуха не хватало. Штаны все были в крови. Она ждала. – Кэмбри была самодостаточной личностью, – говорил он грудным шепотом. – Когда Рай застрелился… я понял: часть вины можно переложить на него. Если будешь себя ненавидеть, Кэмбри это не вернет. У Лены на глаза навернулись слезы. Оружие в руках неожиданно стало тяжелым. – Лена, смерть Кэмбри – не твоя вина. Это был ее выбор, и он привел ее на этот мост. Лена отвернулась. Она не хотела, чтобы он видел ее слезы, поэтому посмотрела на горизонт, моргала, пытаясь разглядеть языки пламени. По небу растекался дым, словно коричневая краска. Во всем этом была своеобразная смертельная красота – все погибает, обугливается и разлетается пеплом. Она вспомнила, как девочкой часами смотрела на костер, пока Кэмбри искала в темноте насекомых и собирала их в банку. Неугомонная Кэмбри. Всегда в движении. Всегда в поиске. «Это не твоя вина». Наконец она снова повернулась к нему. – Спасибо, Рай. – Зови меня Рик, – он мягко улыбнулся, и на мгновение Лена увидела человека, которым он хотел бы быть, но вырос убийцей детей. – Боже, ты выглядишь… совсем как она. – Я знаю. – Я словно вижу призрак. – Я знаю. – Она о тебе никогда не говорила, – прошептал он. – Ни разу. «Погоди». Она задумалась о его последних словах. Что-то в них было не так. «О чем это он?» В эту минуту Райсевик расстегивал ремень, чтобы наложить над коленом тугой жгут. Затягивая узел, он морщился от боли. Его слова крутились в голове у Лены, она ждала, когда он заговорит снова. Нет, верить ему нельзя. Он снова врал. Снова пытается сбить ее с толку. Она вспомнила про его бумажник. Он лежал на дороге. Как хоккейная шайба. В том месте, где она его бросила час или два назад, как только разгадала хитрость Райсевика. А его папаша в это время целился ей в спину и нажимал на спусковой крючок винтовки. Он врал, чтобы ее отвлечь. Лена в этом точно не сомневалась.