Та была дюйма на три повыше него. Она хорошо держится — не скованно и не горбясь. — Она таки весьма привлекательна, — сказала миссис Аллертон. Она искоса глянула на Тима. Даже смешно, как он сразу клюнул. — Не то слово. Жаль только, вид у нее злой и надутый. — Может, это напускное. — Да нет, она стервоза. Хотя и привлекательная. Между тем героиня их беседы плелась рядом с Пуаро, крутя нераскрытый зонтик, и имела на лице то самое выражение, что отметил Тим: надутое и злое. Брови нахмурены, опущены углы ярко-алых губ. Выйдя в ворота, они повернули налево и углубились под сень прохладного парка. Лицо Эркюля Пуаро излучало добродушие, неспешно журчала его речь. Белый, отлично выглаженный чесучовый костюм, панама, в руке богато изукрашенная мухобойка с набалдашником из искусственного янтаря. — Я очарован, — говорил он. — Черные скалы Слонового острова[266], солнце, челны на реке. Нет, жить — это хорошо. Помолчав, он добавил: — Вы не находите, мадемуазель? — Почему же нет? — кратко ответила Розали Оттерборн. — Только уныло здесь, в Асуане. Отель наполовину пуст, а те, кто есть, столетние… Она оборвала себя, прикусив губу. В его глазах зажглись огоньки. — Совершенная правда, я сам одной ногой в могиле. — Я… не вас имела в виду, — сказала девушка. — Извините. Некрасиво получилось. — Ничего страшного. Это нормально, что вам нужны ровесники для компании. Постойте, по крайней мере, один молодой человек имеется. — Это тот, что ни на шаг не отходит от своей матери? Она мне нравится, а он, по-моему, ужасный — такой самодовольный! Пуаро улыбнулся. — А я — самодовольный? — Нет, я бы не сказала. Ясно, ей это безразлично, но Пуаро не стал обижаться, а со спокойным удовлетворением заметил: — Мой лучший друг говорит, что я очень самодоволен. — Может быть, — рассеянно сказала Розали, — чем-то, наверное, вы можете быть довольны. Меня, к сожалению, совсем не интересуют преступления. На это Пуаро с серьезным видом ответил: — Рад узнать, что вам нет нужды скрывать что бы то ни было. На секунду ее лицо оживилось, когда она вопросительно стрельнула в его сторону глазами. Словно не заметив этого, Пуаро продолжал: — А что ваша матушка не выходила к ленчу? Не потому, что нездоровится, надеюсь? — Не нравится ей тут, — коротко ответила Розали. — Я не дождусь, когда мы уедем. — Мы ведь вместе плывем, не так ли? Вместе поднимемся до Вади-Хальфа и Второго порога?[267] — Да. Из тенистого парка они вышли на пыльное полотно прибрежной дороги. Их тут же облепили глазастые продавцы бус, почтовых открыток, гипсовых скарабеев, пара мальчишек с осликами и ватага просто назойливых юных бездельников. — Хотите бусы, сэр? Очень хорошие, сэр. Очень дешево… — Хотите скарабея, леди? Смотрите: великая царица приносит счастье… — Смотрите, сэр: настоящий лазурит[268]. Очень хороший, очень дешево… — Хотите ослика для поездки, сэр? Это очень хороший ослик. Этого ослика зовут "Виски-сода", сэр… — Хотите поехать в гранитный карьер, сэр? Вот очень хороший ослик. Тот ослик очень плохой, сэр, он падает… — Хотите открытки, очень дешево, очень красиво… — Смотрите, леди… Всего десять пиастров…[269] очень дешево… лазурит… вот слоновая кость… — Вот очень хорошая мухобойка — это все из янтаря… — Вам требуется лодка, сэр? У меня очень хорошая лодка, сэр… — Хотите вернуться верхом в отель, леди? Вот первоклассный ослик… Поматывая рукой, Эркюль Пуаро отбивался от липнущего человеческого роя. Розали шла сквозь людей, как сомнамбула[270]. — Лучше всего притвориться слепой и глухой, — заметила она. Юные бездельники трусили сбоку, канюча: — Бакшиш![271] Бакшиш! Гип-гип-ура! Очень хорошие, очень красивые… Они живописно трясли своими пестрыми лохмотьями, на ресницах гроздьями сидели мухи. Эти были самые назойливые. Другие отстали и уже взяли в оборот очередного путника. Теперь, под вкрадчивые уговоры, Пуаро и Розали выдерживали магазинный искус. — Не зайдете в мою лавку, сэр? — Не хотите крокодила из слоновой кости, сэр? — Вы не были у меня в лавке, сэр? Я покажу вам очень красивые вещи. Зашли они только в пятую лавку, где Розали взяла несколько фотопленок, ради чего и была затеяна эта прогулка. Выйдя, они направились к берегу реки. Как раз швартовался нильский пароход. Пуаро и Розали с интересом глазели на пассажиров. — Порядочно их, правда? — заметила Розали. Она обернулась к подошедшему Тиму Аллертону. Тот запыхался от спешки. Постояв минуту-другую, Тим заговорил. — Видимо, такая же жуткая публика, как всегда, — пренебрежительно обронил он, кивнув в сторону высаживавшихся пассажиров. — Они обычно все кошмарные, — согласилась Розали. Все трое взирали на вновь прибывших с превосходством уже обжившихся на месте людей. — Ба! — возбужденно воскликнул Тим. — Разрази меня гром, если это не Линит Риджуэй! Оставив равнодушным Пуаро, эта новость сильно заинтересовала Розали. Брюзгливость разом сошла с ее лица, когда она спросила: — Где? Вон та в белом? — Ага, рядом с высоким мужчиной. Это они сейчас сходят. Новоиспеченный муж, я полагаю. Забыл, как ее теперь величают. — Дойл, — сказала Розали, — миссис Саймон Дойл. О них писали во всех газетах. Она в самом деле богачка? — Да, пожалуй, из богатейших девиц в Англии, — весело отозвался Тим. Все трое молча смотрели на сходивших пассажиров. Особа, о которой шла речь, обратила на себя внимание Пуаро. — Красивая, — пробормотал он.