— Когда мы приехали, тело оставалось в прежнем положении? — Да. — Что вы делали в комнате Холлистера среди ночи? — его усталый голос оставался сухим и безликим. — Хотел кое о чем его спросить. — О чем? — Насчет записки, которую получил сегодня утром. Уинтерс удивленно взглянул на меня. — Какой еще записки? Я протянул ему бумажку. Он быстро пробежал ее глазами. — Когда вы ее нашли? — голос его звучал холодно. — Сегодня утром во время завтрака… вернее, вчера утром. — Почему вы мне про нее не сказали? — Потому что решил — это мистификация. К тому же я считал, что будет еще масса времени, чтобы передать ее вам. Я представления не имел, что вы уже решили арестовать Помроя. Это был хорошо рассчитанный удар ниже пояса. Уинтерс нахмурился. — Вы знаете, что существует наказание за сокрытие существенно важных улик? — Я ничего не скрывал. Я только что передал ее вам. У него сорвалась пара крепких слов, дававших понять о степени его возмущения и ярости. Какое-то время мы оба молчали. Он занялся изучением письма. Потом продолжил уже менее официальным тоном: — Что вы думаете по этому поводу? — Думаю, это означает, что Холлистер в ту ночь проник в библиотеку и добыл какие-то компрометирующие бумаги — или попытался их найти. — Ясно, что он их не нашел. — А вы? Уинтерс покачал головой и откровенно сознался: — Если мы их и нашли, то этого не поняли. Мы не раз и не два проверили все бумаги и, насколько могу судить, в них нет ничего такого, за что Холлистера можно упрятать в тюрьму… а тем более сенатора. Масса всяких политических махинаций, но ничего незаконного. — А вам не кажется, что сенатор мог держать свои деловые бумаги еще в каком-то месте? — я припомнил таинственные сейфы в подвалах конгресса, в которых после смерти владельцев обнаруживали огромные суммы наличными. — Теперь нам нужно их найти. — А губернатор не сможет вам помочь? Ведь он был адвокатом сенатора. Уинтерс вздохнул и обескураженно посмотрел на меня. — Я не могу добиться от него ни единого слова. Он постоянно разглагольствует о том, что мы нарушаем гражданские права. — Может быть, вам удастся выяснить, кто написал это письмо, и допросить его. Уинтерс раздраженно покосился на меня. — Вы выбрали самое подходящее время, чтобы рассказать мне о записке, — сразу после того, как я едва не совершил фатальную ошибку. В чем заключалась ваша мысль? — Вспомните, я не видел вас целый день. Я получил письмо утром и отправился к Холлистеру, чтобы спросить его… — Стало быть, вы говорили с ним о бумагах? — Конечно. Уинтерс заинтересовался. — И что вам удалось выяснить? Как он себя вел? — Мне ничего не удалось узнать, но для человека, который в ближайшие часы собирается покончить с собой, он выглядел слишком спокойным. — И никаких намеков? Что же произошло на самом деле? Расскажите мне все самым детальным образом. Я попытался как можно точнее передать наш разговор, рассказав о всех моих уловках и изобразив их куда более хитроумными, чем они были на самом деле. Все мои показания записывала молчаливая секретарша. Когда я закончил, лейтенант не выглядел более осведомленным. — Был там кто-нибудь еще? Упоминал ли он еще кого-нибудь? — Насколько я помню, нет. Мы были одни. Какие-то газетчики пытались связаться с ним по телефону и… — Внезапно меня осенило. — Когда умер Холлистер? — Когда… — Уинтерс так устал, что не смог быстро отреагировать. — Какое время назвал коронер? — А… Около двенадцати. Точно станет известно после вскрытия. — Холлистера убили. Я сказал это, тщательно стараясь избежать всякого мелодраматизма, причем настолько тщательно, что Уинтерс меня не понял. Пришлось повторить, и мое заявление от этого много потеряло. — Нет, — лейтенант Уинтерс откинулся в кресле. — Он сам убийца. У нас его признание. — Которое напечатал убийца, после того как застрелил Холлистера. — Шли бы вы лучше спать. — Сейчас пойду. Но прежде хочу быть уверен, что вы выставите в доме надежную охрану. У меня нет ни малейшего намерения оказаться следующим быком, которого отправят на бойню. — Почему, — насмешливо спросил Уинтерс, — вы полагаете, что Холлистера убили? — Потому что вчера утром, когда я был в его кабинете, раздался телефонный звонок и он договорился с кем-то о встрече прошлой полночью. Как, время смерти совпадает? Из того, что мне удалось услышать, следует, что собеседнику он очень хотел угодить и обещал встретиться непременно. — Возможно, он встретился, а потом застрелился. — Не похоже. Думаю, весь вечер он провел дома. И никуда не собирался уходить. Гость должен был с ним встретиться именно здесь. Но мы же знаем: никто из посторонних в дом не входил. Тот, с кем он собирался встретиться, уже был в доме, это один из нас… Он и убийца, это очевидно. Пока я говорил, Уинтерс все больше выпрямлялся в кресле. Когда я замолчал, чтобы перевести дух, он сказал: — Я хочу, чтобы это никому не говорили. Поняли? — Конечно. — Не только потому, что вы можете быть правы и убийца насторожится; если вы правы и убийца заподозрит, что вы напали на след, мы можем получить третью жертву. Я сказал, что не имею ни малейшего желания попасть на первые страницы газет в качестве трупа. — Есть вероятность, что вы правы, — задумчиво протянул лейтенант. — Как бы мне хотелось, чтобы вы подумали как следует и передали мне это письмо как можно раньше. Мы бы успели проверить отпечатки пальцев, почерк и бумагу… А теперь нам на это понадобится несколько дней. Ну ладно, главное — держите рот на замке. Мы задержим всех присутствующих еще на несколько дней — настолько, насколько сможем. Нужно действовать быстро. — Понимаю, — кивнул я. — Кстати, кому принадлежит пистолет, из которого совершено убийство? — Миссис Роудс. 2 Мне очень не хотелось, как говорили римские поэты, встречать рассвет на следующее утро. Впрочем, точнее сказать полдень. Возможно, я проспал бы и до вечера, если бы не звонок телефона у постели. Еще не проснувшись, я схватил трубку, убежденный, что смогу доспать после разговора. Несколько секунд я что-то бормотал в трубку, слыша в ответ только далекий шум. Потом открыл один глаз и увидел, что говорю не туда. Перевернув трубку и окончательно проснувшись, я начал воспринимать упреки мисс Флин.