— Вы были влюблены в него? Очень смелый вопрос. Она откинулась на спинку вращающегося кресла. Я испугался, что оно рассыплется, но хозяйка знала, что делает. — Вы ужасно нахальны, молодой человек, — протянула она. — Просто любопытный. — Ладно, чтобы утолить ваше любопытство, признаюсь: одно время мы были близки. После того как родилась Элен, Ли решил развестись с Грейс и жениться на мне. Могу с известной гордостью заметить, что это я его отговорила. Нам было хорошо, но я любила Грейс и не хотела губить ее жизнь. Хотя позднее мне случалось себя спрашивать, верно ли я поступила. — Отговорив его? Она кивнула, взгляд улетел куда-то вдаль, а голос стал мечтательным. — Конечно. Грейс не нашла бы счастья с другим, я уверена, так что им пришлось приспособиться друг к другу, хотя и без особого удовлетворения. — Вы часто с ними встречались? — О да. Я видела их в сотнях критических ситуаций. Элен собиралась выходить замуж за моего племянника, потом приехала ко мне, после того как отец расторг ее брак. Я смогла их помирить… хотя ненадолго, она уехала, как только стала совершеннолетней. Практически я ее воспитала. Когда настало время улаживать семейные дела, они оказались совершенно беспомощными. — Миссис Роудс не любила Камиллу? — Не совсем так. Естественно, ее не обрадовало, когда она все узнала. Грейс — женщина высоких принципов, и она была потрясена, когда узнала, что у Ли есть внебрачный ребенок. Мне кажется, к самой Камилле она относится довольно безразлично. — Вы устроили контракт Роджеру Помрою? Она изумленно взглянула на меня и холодно заметила: — А вы неплохо информированы… — И вы давно знали, что на случай ареста у него было падежное алиби. — Да. Мы с Грейс и Элен обсуждали все это в то утро, когда Помроя арестовали. Я обнаружила, что недоумок-полицейский собирается арестовать Роджера, и решила посоветоваться, сообщать полиции, что я помогла Роджеру получить контракт еще до его встречи с Ли, или нет. Сам Роджер умолял меня этого не делать. Мне самой тоже не слишком хотелось, ведь в результате я бы оказалась в весьма сложном положении. С другой стороны, мы не хотели, чтобы Роджера арестовали. Я откровенно вам скажу, что мы не знали, что же делать, пока Руфус не разрешил все проблемы, покончив с собой. Роджера освободили, и таким образом закончился один из самых тяжелых периодов в моей жизни. — Вы считаете, Руфус покончил с собой? — Вам лучше знать, — она подозрительно покосилась на меня. — Да, действительно… — Вы выпили снотворное? — Конечно нет. — Тогда, похоже, Руфуса убили, и его признание — фальшивка. — Именно так я все и представляю. — Но почему убийца хотел устранить и вас? — Потому что я все знаю. Понимаете, я из чистого любопытства совал повсюду нос, и в результате сумел вычислить, кто это сделал. Лицо Вербены Прюитт оставалось огромной розовой маской. — Тогда представляю, почему вас отравили. И хочу дать совет: уезжайте из Вашингтона. Могу обещать, что полиция обо всем забудет. И ни у кого не будет неприятностей. Мертвые остаются мертвыми, их не вернуть. Для остальных все кончится благополучно. И вы про все забудете. — Нет. Она вскипела. — Тогда чего же вы хотите? Какова ваша цена? — Это было уже некрасиво. — Я не продаюсь, — фыркнул я, чувствуя, как закипает возмущение, хотя даже в этот критический момент чувство реальности покинуло меня не до конца. — По крайней мере сейчас и вам. Но одно я скажу. Вчера вечером у меня было настроение бросить всю эту затею. Я пришел к выводу, что это, как вы говорите, не мое дело. Я не хотел кого-то волновать, не видел причин вмешиваться в то, что действительно меня не касалось. Но когда убийца попытался меня устранить, по причинам, которые позже станут вам яснее, мое терпение иссякло. Теперь я намерен передать убийцу полиции. — Когда? — Сегодня вечером. Больше говорить было не о чем, разговор иссяк. То, что мне нужно было, я уже выяснил, так что теперь осталось вежливо откланяться. Вербена ничего не сказала. — Ну? — спросил Уинтерс, догоняя меня в коридоре. — Все в порядке, дорогой страж закона. — Не острите. — Такова моя натура, — рассмеялся я. В холле мы наткнулись на Джонсона Ледбеттера. Тот больше, чем обычно, походил на усталого рассерженного буйвола. Он энергично, хотя и неискренне, меня приветствовал. Я бросил Уинтерса и отвел губернатора в угол. Политики, сновавшие мимо, отводили глаза: он был падшей звездой, и никто не хотел подхватить бациллу неудачи, которая, как знают профессионалы, весьма заразна. — Сенатор, мы увидимся сегодня вечером? — Конечно, я приеду. А что должно произойти? — Я собираюсь назвать убийцу Руфуса Холлистера и Леандера Роудса. Лицо Ледбеттера не дрогнуло. — Надеюсь, вы знаете, что делаете. — Да, знаю. Если можно, хотелось бы выяснить один вопрос: что произошло, когда вы разговаривали с Руфусом перед его убийством? — Это личное. Я пошел напролом. — Сенатор, вам придется рассказать об этом в суде. — Не вижу, какое это имеет отношение к убийствам, — возразил он, но не слишком убежденно. — Уверен, Уинтерс сможет сделать так, чтобы вас не вызвали в качестве свидетеля, если мы будем знать, что произошло. — В этот момент мне хотелось покрепче повязать Уинтерса. — Мы обсуждали дела двух компаний, о чем вы, конечно, читали в газетах. — И что он вам сказал? — Что существует опасность разоблачения, что федеральная комиссия готова опубликовать результаты проверки и начать официальное расследование. Я заявил, что не имею к этому ни малейшего отношения, хотя мое имя фигурирует в бумагах и существуют акции, приобретенные на мое имя. — Холлистер что-то говорил о возможности разоблачения? — Он только об этом и говорил. — Я имею в виду, говорил ли он, что разоблачение может последовать со стороны вашего врага, например, убийцы? Ледбеттер долго молчал, но потом покачал головой. — Нет, ни о чем подобном он не упоминал. — Почему вы поссорились? — Он хотел, чтобы я принял на себя равную с ним ответственность, а я был невиновен и не видел причин ему помогать, — этот тертый калач излучал абсолютную искренность. — Он думал, я прибегну к помощи руководства партии, чтобы все замолчать или свалить вину на Ли. К сожалению, я не мог этого сделать. Ледбеттер выдал себя самым позорным для юриста способом. Меня удивило, как, черт возьми, человек с таким ограниченным интеллектом смог стать губернатором штата. — Во сколько вы поднялись наверх, чтобы поговорить с ним? — Около половины двенадцатого. — И долго оставались там? — Минут двадцать. — Он вел себя так, словно ждал другого гостя? Ледбеттер широко раскрыл глаза. — Как вы узнали? Он действительно сказал, что в полночь у него назначена встреча. — В его комнате или где-то еще?