— Не знаю. Были, наверное. Но об этом никто широко распространяться не будет, сами понимаете. — Ты числишься в отделе научных разработок. Тебе что‑нибудь известно о махинациях Курбанского с финансированием? Услышав этот вопрос, Вадим быстро и пронзительно взглянул в лицо полковнику и нехотя заговорил: — Не знаю, что там вам про меня наговорили, но я всего лишь обычный компьютерщик. В «тайны мадридского двора» меня никто не посвящает. Сам я лично ни в каких махинациях не участвовал и соответственно знать об этом ничего не могу. А если кто и участвовал, то мне не докладывал. Так что с этим вопросом вы не по адресу. — Никто не требует от тебя раскрывать «тайны мадридского двора». — Заметив, что на лице собеседника начинают появляться уже знакомые холодность и отчуждение, Лев старался говорить как можно мягче. — Речь идет лишь об общей тенденции. Слухи, полунамеки. Тайное всегда становится явным. И извини, но я ни за что не поверю, что, целые дни проводя в отделе, варясь, так сказать, в этом соусе, ты ничего не замечал. Я не прошу раскрывать суть финансовых афер Курбанского и готов верить, что ты ее действительно не знаешь. Мне нужно другое. Я хочу знать, с кем бывший командир части взаимодействовал по этому вопросу, и, думаю, эти люди тебе известны. Например, вот этот Арсеньев. Он ведь числится начальником отдела, если не ошибаюсь? Может ли быть такое, чтобы махинации проходили без его участия? Значит, как минимум одна кандидатура у нас уже есть. — Да нет, вот как раз Арсеньев здесь точно ни при чем, — прерывая логические выкладки Гурова, проговорил Вадик. — Его назначили совсем недавно, когда на должность заступил новый командир. А при Курбанском он был простым инженером и, скорее всего, ни в каких махинациях не участвовал. Как и я. Рядовые трудяги вроде нас на такие «подвиги» не годятся. — В самом деле? То есть начальником отдела Арсеньева назначил Гремин? — Нет. Я не это имел в виду. Его назначил Иванников, тот, который пришел сразу после Курбанского. Тот, который застрелился, — понизив голос, добавил Вадим. После этих слов в разговоре возникла довольно продолжительная пауза. Каждый думал о своем. Вадим, хмурясь, вспоминал трагический переполох того дня и неоднозначные толки, вызванные чрезвычайным происшествием. Гуров, сопоставляя новую информацию с тем, что уже было ему известно, находил в ней новое подтверждение тому, что внезапная смерть Иванникова, по сути, не была такой уж внезапной. «То есть, выходит, он убрал нужного Курбанскому человека, — размышлял он. — Начальник подразделения, через которое осуществлялись махинации с деньгами, не мог не участвовать в них, это очевидно. И новый командир, заступив на должность, по‑видимому, об этом узнал. Если уж даже рядовой техник Китаев догадывался, тем проще догадаться «главному начальнику». Иванников, бравый служака и человек «самых честных правил», скорее всего, не захотел поощрять подобные «порочащие» проявления. Злоупотребления он пресек, а для пущей гарантии сменил и руководителя отдела, при котором они процветали, так что Курбанский лишился всякой возможности проводить их. Тогда версия о мести «подельников», с которыми он не поделил доходы, отпадает. Зато гораздо рельефнее вырисовывается версия о мести со стороны родственников Иванникова. Он не мог не знать о том, что за человек был его предшественник и какую реакцию с его стороны могут вызвать подобные «ограничительные» действия. Вполне возможно, делился мыслями по этому поводу с кем‑то из близких. С супругой, например. И когда случилось непоправимое, она наверняка догадалась, откуда «дует ветер»… — У Иванникова действительно был такой расстроенный вид, когда ты зашел к нему в тот день? — продолжил разговор Гуров. — Что? — встрепенулся Вадик, углубившийся в мысли о своем. — А, вы об этом. Да. Очень расстроенный был вид. Расстроенный и какой‑то растерянный, я бы сказал. Непонимающий. — Получается, что с приходом Иванникова «друзей» у Курбанского в отделе научных разработок не осталось? Больше некому было помогать ему аферы прокручивать? — Почему не осталось? Остались. Иванников ведь только Скворцова уволил, остальные как работали, так и работают. — Да, кстати, я как раз хотел спросить. Что это за такой Николай Белавин? Хотел сегодня поговорить с ним, а его на месте не оказалось. Да ладно бы еще просто не оказалось. А то кого ни спросишь, все либо загадками говорят, либо мямлят что‑то нечленораздельное. Что там такое с ним? — Белавин‑то? — как‑то странно усмехнулся Вадик. — А вот это он и есть — самый верный прихвостень Курбанского. Он и в отделе‑то только за счет этого и держался, потому что с начальником дружил. Кроме этого, толку от него никакого не было. Разработчик хренов! — презрительно фыркнул Вадим. — И куда же он сейчас делся? — спросил Гуров. — Уволился, не в силах пережить потерю любимого начальника? — Если бы. Там все гораздо интереснее. Под арестом он. В СИЗО «загорает». — Вот оно как! — изумленно вскинул брови Лев. — Действительно, интересно. И что же произошло? — Да ничего особенного. Очень любил в игры играть. Вот и доигрался. — А поконкретнее? — Куда уж конкретнее. Я ведь сказал уже, он у Курбанского был первый корефан, и все эти пакости и шуточки дурацкие, который тот так любил, очень часто именно Коля для него устраивал. Особенно любили они первое построение. Как поступят новички в часть, самая забавная потеха у них начинается. Даже пари заключали — типа, кто первым в штаны наложит. — То есть как это? — не понимал Гуров. — А очень просто. У Коли этого, у него хобби по жизни — пиротехника. Вот он и устраивал здесь шоу. Приветственный салют. Пацаны желторотые первый день в части и без того волнуются. Выстроят их, они, бедные, как лист колышутся, не знают, куда руки девать. А тут в самый неожиданный момент прямо под ухом как бабахнет! Реакция, конечно, у всех разная. Кто просто вздрагивает, а кто послабее, и впрямь может в штаны наложить. Смешно же. Вот так Коля у нас развлекался. — И никто не останавливал? — А кому неприятности нужны? Ведь все знали, что его Курбанский прикрывает. Кому жаловаться? Пойдешь ябедничать, так только самому себе проблему сделаешь. — Но ты, кажется, сказал, что в какой‑то момент он все‑таки доигрался, этот Коля? — Да уж. Доигрался, это точно. Как‑то он эту взрывчатку свою на козырек заложил. Для полноты эффекта, чтоб слышнее было. Там у нас из здания типа запасный выход, который прямо на летное поле ведет. И построения там обычно рядом проводятся. Прямо под окнами администрации. Вот там он его и пристроил, очередной свой «приветственный салют». А здание старое уже, козырек этот, похоже, на честном слове держался. В общем, когда взорвалась эта хлопушка, конструкция не выдержала и обвалилась. А в этот момент как раз курсантик какой‑то опоздавший из подъезда выходил. Спешил на первое свое построение по месту службы. И, выходит, успел, — невесело усмехнулся Вадим. — Козырек обрушился прямо на него? — Прямехонько. Хотя, если бы там только козырек был, оно, может, и не так фатально закончилось бы. Но тут получилось, что три фактора сыграли. Во‑первых, неожиданность. Он ведь, на плац поспешая, такого не мог предполагать. Во‑вторых, звук громкий. Испугался, наверное. Ну и в виде логического завершения крышка эта бетонная прямо на него упала. В результате — летальный исход. — Убийство по неосторожности? — уже поняв, о чем идет речь, спросил Гуров. — Да, при расследовании так окрестили. Правда, если бы написали «по предварительному замыслу», тоже не очень бы ошиблись. — Не повезло. — Еще как! — сочувственно отозвался Вадик. — Так, значит, этот Коля сейчас под арестом? — Теперь да. Сначала вроде пытался отбрыкиваться. Мол, он здесь ни при чем и ничего ни о чем не знает. Но в этот раз уже не получилось. Вся часть знала, кто устраивает эти «шутки». И вместо Коли садиться никто, конечно же, не собирался. — Все на него показали? — Само собой. Вот что значит утратить защиту. Как только исчез «талисман» в виде любимого начальника, так и сам он моментально попал под раздачу. — А что. все это случилось уже после смерти Курбанского? — немного удивленный таким поворотом, спросил Гуров. — Арест — да. Закрыли его уже после этого убийства. Хотя, можно сказать, почти сразу. Дня через два или через три. На тот момент разбирательство по поводу этой «неосторожности» уже шло. А тут вдруг — убийство. Максима в тот же день забрали. А потом, наверное, подумали и решили на всякий случай и Колю закрыть, чтобы снова чего‑нибудь непредвиденного не случилось. Там уж по неосторожности или как, а человека все‑таки уработали. С какой стати главный подозреваемый будет на свободе разгуливать? Максима, значит, посадили, а этому гулять можно? Непорядок. — Побоялись без обвиняемого остаться? — усмехнулся Гуров. — Наверное. Хотя, конечно, это только догадки. Как они там в действительности размышляли, об этом мне неизвестно. Но Колю закрыли, это факт. И если хотите знать мое мнение — совершенно за дело. По‑хорошему, давно пора было его приструнить. Взглянув на прямоугольник кухонного окна, Гуров обнаружил за ним непроницаемую черноту. Так как ответы на основные вопросы, которые он собирался задать, были уже получены, он поспешил распрощаться. Глава 6 Выйдя от Ушакова, Лев не стал сразу вызывать такси, а решил пройтись до знакомой остановки перед поворотом на территорию летного городка, подышать свежим воздухом и поразмыслить над интересной информацией, которую сообщил ему Вадим. «Значит, вот кто у нас здесь главный пиротехник, — думал он, шагая по ночному поселку. — Интересно, интересно. Только не совсем понятно. То, что бомба на злосчастном козырьке над крыльцом — дело рук этого Коли, совершенно понятно. Но доказывает ли это, что он же подсунул и бомбу в вертолет и соответственно причастен к убийству? Не факт. Если верить Вадику, Белавин дружил с Курбанским и даже был в каком‑то смысле его протеже. Зачем ему убивать своего патрона? Даже пониженный в должности, Курбанский, похоже, сохранял немалое влияние и во многих случаях наверняка мог оказаться полезен. Тем более если Белавин действительно зависел от него. Кроме того, здесь и еще имеется нестыковочка. Если на момент убийства Курбанского Белавин был еще на свободе и теоретически поучаствовать мог, то, когда Леха принес «компас» в квартиру Китаева, он был уже арестован. Как, спрашивается, мог он проделать все это, находясь в СИЗО? Проследить за мной, узнать, что я нахожусь у Китаева, подсунуть Лехе эту железяку. Нестыковочка». Теперь, когда главный враг семьи Китаевых был убит, некому было преследовать их, и Гуров не сомневался, что предупреждение в виде начиненного взрывчаткой компаса предназначалось именно ему. Сделать его мог только настоящий убийца Курбанского. Но если предположить, что убийца — Белавин, то на тот момент у него просто не было возможности делать какие бы то ни было предупреждения. Находясь в СИЗО, вообще довольно проблематично делать все, что заблагорассудится. «Белавин — соучастник? — снова строил догадки полковник. — Тогда он, несомненно, — исполнитель. Но тогда кто заказчик? Иванникова? Хм. Тандем своеобразный. Жена главного конкурента заказывает преданному «прихвостню» убийство любимого шефа. Это ж какая мощная должна быть мотивация. Но, с другой стороны, расчет очень неглупый. Курбанский наверняка доверял Белавину, если так тесно с ним общался. Значит, можно было быть уверенным, что он ничего не заподозрит. Вполне возможно, что идею заставить Максима «тестировать» вертолет подсказал Курбанскому именно Белавин. Они ведь частенько вместе готовили свои забавные «шутки». И с курсантами, да и с Максимом наверняка». Предположение о том, что Курбанского могла заказать Белавину мечтавшая отомстить за смерть мужа Нелли Иванникова, хотя и выглядело несколько экстравагантно, но многое ставило на свои места. Оно объясняло столь активное применение взрывотехники, поскольку, по утверждению Вадима, подобные устройства были любимой «игрушкой» Белавина. Оно объясняло тот факт, что преступник заранее знал время и место, где окажется Курбанский. Этот момент был одним из самых сложных в деле, и до сих пор Гуров не мог объяснить для себя, как убийца мог заранее получить подобную информацию. Но если исполнителем оказывался человек, близкий к Курбанскому, а тем более такой, который периодически участвовал в его «остроумных затеях», ответ на самый сложный вопрос возникал сам собой. Если идея «испытать» Максима принадлежала Курбанскому, он мог ею с Белавиным поделиться. А уж если идея эта была подсказана самим Николаем, тогда не о чем даже говорить. Как мог он не знать, где будет Курбанский, если сам указал ему место? Кроме того, эта версия прекрасно объясняла и необычайную смелость задуманного. Находясь в двух шагах от вертолета, каждую минуту рискуя, что кто‑нибудь появится на летном поле или заметит его от здания администрации, преступник действовал на грани фола. Однако, если в роли исполнителя выступал Белавин, прекрасно знавший и внутренний распорядок, и расписание, то риск можно назвать вполне оправданным. Даже если бы его заметили в окрестностях вертолета, у него всегда была возможность оправдаться. Единственное, что в этой версии выглядело не совсем правдоподобно, — это мотив. Понятно, что у Иванниковой он был достаточно весомым. Но ради чего пошел на это Белавин? Ведь ему фактически пришлось выполнить всю основную «работу». «Чем она «купила» его? — размышлял Лев. — Деньги? Шантаж? Может, покойный муженек, изучая деятельность отдела научных разработок, накопал что‑нибудь интересное не только на своего предшественника? Может быть, в каких‑то неприятных случаях замешан был и Белавин? Может, она просто пригрозила ему, и он предпочел лучше разделаться с начальником, чем подставляться самому?» И тут полковника осенила очередная догадка. Ведь убийство Курбанского произошло буквально накануне того, как Белавина арестовали. То есть расследование «нечаянной» смерти курсанта на тот момент уже шло. Другими словами, Белавин догадывался, что рано или поздно ему все равно придется перекочевать на нары. Причем за действия, никак не относящиеся к убийству любимого начальника. Кто может подумать на него? Кому придет в голову, что человек, которого вот‑вот должны «закрыть» за одно преступление, решится на глазах у всех совершить второе? Да еще такого характера — отправить на тот свет лучшего друга и любимого босса. Нонсенс, небывальщина! Любой, кто услышит, назовет это полным бредом. «А вдовушка, похоже, баба не промах, — с удивлением и даже некоторым невольным уважением думал Гуров. — Это надо же так все скомпоновать! Белавин вот‑вот сядет совсем за другое, так что на него наверняка не подумают. Между тем Китаев, которого на глазах у всей части регулярно «доставал» Курбанский, имеет для всех очевидный и весомый мотив. Стоит лишь устроить так, чтобы он оказался в нужное время в нужном месте, да немного помочь процессу, и дело в шляпе. Главный враг устранен, исполнитель сидит за другое, и мысль о его участии никому и в голову не придет. Алиби обеспечено. А Максим… А что Максим? Кому он интересен, этот Максим? Для Иванниковой он никто, для Белавина — лишь повод позабавиться. Максим оказался пешкой в большой игре, и, использовав, его просто выбросили за ненадобностью. И забыли. Расчет очень точный. И очень неглупый. Сейчас, даже если бы сам Белавин пожелал чистосердечно признаться в содеянном, ему, наверное, никто бы и не поверил. А он — единственный, через кого можно выйти на заказчика. Вряд ли Иванникова делилась своими планами еще с кем‑то, кроме непосредственного их исполнителя. Правда, есть еще человек, который подсунул Лехе «компас». Но, в общем‑то, это мог сделать кто угодно. Иванникова могла проделать все это через десятые руки, могла найти тысячи объяснений (с этим у нее, кажется, проблем вообще не возникает), и никому бы даже в голову не пришло, что вечерний визит спившегося Лехи к старому технику и убийство бывшего командира части как‑то связаны между собой.