— Ну что случилось на этот раз, Анечка? Что сказала вам мама? В глазах Штурминой появились слезы. Она поставила на колени сумочку, раскрыла ее и потянулась за платочком. — Она… Она была очень расстроена. И во всем винила меня… — Опять? Но мне казалось, Анна, что мы с вами раз и навсегда однажды закрыли этот вопрос. Вы ни в чем не виноваты перед своими родителями. Ни перед мамой, ни перед папой. У них своя жизнь, а у вас своя. — Это так… — согласилась Штурмина. — Но мама сегодня была особенно расстроенной. И в очередной раз говорила, что отсутствие моей личной жизни пагубно влияет на их отношения с папой. — Она может говорить все, что угодно, — спокойно парировал Лозинский. — Вы ведь помните, что каждый человек вправе иметь свое собственное мнение. Но оно никак не должно влиять ни на вас, ни на ваше настроение. — Я помню. И я стараюсь. Но… это очень трудно, Андрей Борисович. — Знаю. — К тому же мама упрекала меня в том, что случилось недавно… — Когда тот мужчина обманул вас? — Да. Обманул и… ограбил. — Такое с каждым может случиться. Даже со мной, например. — С вами? — вскинула голову Анна, и ее губы тронула легкая улыбка. — Конечно. Почему нет? Этот мир полон обмана, и нам приходится с этим мириться. — Но ведь вас невозможно обмануть. Вы же читаете людей как открытую книгу. — Далеко не всех. Есть люди гораздо умнее и хитрее меня. Они легко могут меня обмануть. И я просто принимаю это как должное и живу дальше… И так поступают все, Анечка. То, что случилось в прошлом, осталось в прошлом. Навсегда. — Вы так думаете? — Я в этом уверен. Знаете что? — Андрей немного наклонился вправо и достал из ящика стола бутылку виски и стакан. Плеснул себе немного спиртного. — Я, пожалуй, не стану говорить с вами о том, о чем хотел поговорить. — А о чем вы хотели поговорить? — Это уже неважно… Может быть, мы и вернемся к этому чуть позже, но не сейчас. — Он сделал небольшой глоток. — Хотите, я открою вам свой маленький профессиональный секрет? — Конечно, хочу. — В глазах Анны вспыхнул азартный огонек. — Я любопытна, как и любая другая женщина, и обожаю секреты. — Мне до чертиков надоело копаться в проблемах других людей. — Лозинский залпом допил виски и налил себе новую порцию. — От этого начинает уже изрядно подташнивать. В конце концов, у меня и собственные проблемы имеются. — У вас? — Конечно. А что? Я ведь такой же человек, как и все… И в связи с этим, Анечка, давайте мы сегодня забьем на ваши проблемы и займемся моими. Я хочу, чтобы вы помогли мне. Поможете? — Я… — Штурмина растерялась, но по выражению лица было видно, что предложение психолога ей польстило. — Я с удовольствием. Только не знаю, как и чем я могу вам помочь, Андрей Борисович. — Все очень просто. — Лозинский веером бросил на стол перед женщиной несколько фотографий. — Я уже несколько дней бьюсь над одной неразрешимой проблемой… Ночами спать перестал. Представляете? Я хочу, чтобы вы взглянули на эти фотографии, Анна, и отсортировали их. Слева от себя положите те лица, которые, на ваш взгляд, могут быть потенциальными охотниками, а справа — те, кто потенциальными жертвами. Вы ведь понимаете, о чем я? — Да. Я постараюсь. Штурмина осторожно взяла снимки и начала неторопливо и вдумчиво раскладывать их по стопкам, предварительно вглядываясь в каждый. Думала, изучала, анализировала… Снимки располагались в хаотическом порядке, но среди выбранных совершенно случайно были и те, которые интересовали Андрея. Интересовала реакция Анны на них. Психолог не сводил с нее глаз. Когда Штурмина дошла до фотографии Корольковой, никакого узнавания не последовало. Она изучила ее так же, как и все остальные, после чего отправила в правую стопку. То же самое произошло и со снимком, на котором была изображена Вероника Странберг. Константин Протасов пополнил левую стопку. Никого из них Штурмина не узнала. Она отнеслась к ним точно так же, как и к остальным людям на фотографиях. А вот полковника Крячко, снимок которого имелся у Лозинского среди прочих, Анна вспомнила, слегка улыбнулась, но, к удивлению психолога, положила справа от себя. Когда фотографии закончились, она подняла голову и сказала: — Вот как‑то так. На мой взгляд… Я смогла помочь вам, Андрей Борисович? — Более или менее, — задумчиво протянул Лозинский и выудил из левой стопки снимок Протасова. — А почему этого человека вы отправили к «охотникам», Анна? Мне кажется, парень выглядит вполне мило и безобидно… — Не знаю, — пожала плечами Штурмина. — В нем есть что‑то порочное… И это только впечатление, Андрей Борисович. Я ведь не знаю никого из них лично… — Но этого человека вы знаете, — напомнил Андрей. Он отыскал фотографию Крячко и положил ее перед Анной. Она снова слегка улыбнулась и тихо произнесла: — Я его видела. Это один из тех полицейских, что приходили ко мне на следующий день после… Ну вы понимаете… Однако видеть и знать — это разные вещи. Так что я бы не стала говорить, что знаю его. — Но вы отнесли его к потенциальным жертвам. Зная, что он — полицейский. Это немного странно. Почему? Ответом на вопрос психолога было очередное неопределенное пожатие плечами. — Да. Он — полицейский. У него уверенный, в чем‑то даже грозный взгляд. И я помню, как он разговаривал, — ответила Анна. — Тоже уверенно и решительно. Но… На мой взгляд, это очень одинокий и в глубине души ранимый человек… Но если вы хотите, Андрей Борисович, я могу переложить его в левую стопку. — Нет, не нужно. — Лозинский глотнул еще виски, смешал снимки и убрал их в ящик стола. Взамен достал какую‑то бумагу. — Вы мне очень помогли, Анна. И я бы даже сказал, что в вас есть задатки психолога. — Вы шутите, — снова смутилась Штурмина. — Ничуть. Помогите мне еще раз, но уже без всякой психологии. — Он положил на стол лист бумаги. — Здесь имена и фамилии людей. Просто посмотрите их и скажите, нет ли среди них ваших знакомых. В списке, который Андрей предоставил Анне для изучения, значились все знакомые Корольковой и Странберг. Он был составлен полковником Гуровым и приобщен к материалам дела. В нем значились и сами жертвы. Штурмину и ее знакомых Лозинский предварительно замазал «штрихом». Анна долго молчала, сосредоточенно морща лоб, и он не торопил ее с ответом. — Нет, — наконец заговорила она. — Я никого из них не знаю. И даже никогда не слышала. Почему вы спрашиваете меня об этом, Андрей Борисович? Я должна кого‑то знать? Кто‑то из этого списка знаком со мной? — Не думаю, — ответил Лозинский. По выражению лица Штурминой он видел, что она не лжет, но при этом словно продолжает вспоминать что‑то. Ее зубы слегка постукивали друг о друга. Что‑то беспокоило ее, и Андрей не торопился забирать бумагу из рук клиентки. — Сейчас ведь вы помогаете мне, а не я вам, — напомнил он. — Это исключительно моя проблема. Я лишь надеялся… — Хотя… — прервала его Анна, — имя Инга мне кажется знакомым. Но только имя. Без фамилии. И мне кажется, что я где‑то слышала его сравнительно недавно. А ведь имя редкое… — Редкое, — согласился Лозинский. Штурмина положила бумагу на стол. Взгляд ее сделался привычно‑виноватым, и она чуть ли не шепотом произнесла: — Простите, я не могу вспомнить, где и при каких обстоятельствах слышала недавно это имя. Не могу… Я подвела вас? Да? — Нет, что вы! — улыбнулся Андрей. — Вы не можете никого подвести, Анечка, в том числе и меня. Вы уже оказали мне помощь, и я ценю это. Вы — молодец! А имя… Ну не можете вспомнить, и не надо. Может быть, вспомните позже. Верно? — Да. — Анна заметно расслабилась. — Если вспомню, обязательно вам скажу. — Договорились. Лозинский сделал глоток виски. Мучить клиентку и дальше не имело смысла. Не сегодня. На сегодня с Анны было достаточно. Прежде чем убрать бумагу обратно в стол, Андрей поставил крохотную точку напротив фамилии Инги Корольковой. — Свободно? Девушка даже не повернула головы. Взгляд ее голубых глаз был прикован к скачущему по секторам шарику. Она была полностью поглощена процессом. Зрачки азартно блестели, спина напряжена, тонкие длинные пальцы нервно перебирали стопку фишек. Мужчина занял свободное место слева от нее. Небрежно свалил на стол груду собственных фишек. Приветливо кивнул крупье, с улыбкой окинул взглядом лица всех остальных игроков, столпившихся у рулетки. Его правое веко несколько раз дернулось в непроизвольном нервном тике. Шарик остановился. — Семнадцать, «красное», — без всяких эмоций констатировал крупье. Над столом пронеслось несколько разочарованных вздохов. Голубоглазая девушка витиевато выругалась и с досадой бросила взгляд на горстку своих оставшихся фишек. Пальцы ее дрожали. Толстяк в полосатом костюме и с зажатой в зубах сигарой сгреб себе выигрыш. Крупье машинально поправил под воротом «бабочку» и возвестил: — Делайте ставки, господа! Игроки активно задвигались. Фишки полетели на зеленое сукно. Девушка не глядя взяла несколько фишек, потянулась к столу, но мужчина слева довольно бесцеремонно перехватил ее руку. — Перестаньте! — сказал он, и его правое веко трижды нервно дернулось. — Так вы спустите все. Не стоит делать необдуманных ставок. — А вы в этих вопросах специалист? — последовал язвительный вопрос. — Самую малость. — Он продолжал удерживать ее руку. Одна из фишек проскользнула между ее тонких пальцев, но мужчина ловко подхватил ее на лету. — У меня есть своя система. И по большей части она работает. Держитесь меня, милая, и останетесь как минимум при своих. Свободной рукой он поставил стопку фишек на четыре числа в ближнем углу стола, а затем еще две фишки на «нечет». Голубоглазая соседка нахмурилась. В ее взгляде мелькнула неуверенность. — Смелее! — подбодрил ее новый знакомый. — Доверьтесь мне. Я знаю, что делаю. У меня за спиной многолетняя практика. Она сглотнула, но уже через секунду отчаянно встряхнула каштановыми волосами и поставила половину имеющихся у нее фишек на тот же сектор, что и мужчина.