— На хрена? Он что теперь, типа, с нами в команде? Потихоньку подыскиваешь мне замену, Лева? — Успокойся, Стас. Тебя никто и никогда не заменит. Это нереально. — Тогда я тем более не понимаю… Лозинский выплюнул сигарету, слегка приспустил очки на кончик носа и поднял голову, окидывая взглядом окна пятиэтажки. — Генеральский дом? Да? — оценил он. — Тут и живут все бывшие «шишки», некогда облеченные властью? — Преимущественно. — В том числе и бывший сотрудник ОБХСС Марк Странберг, — кивнул Андрей. — Понимаю. Ну что ж, я давно мечтал познакомиться хоть с одним бывшим обэхээсником. Хотя, как гласит народная мудрость, они никогда не бывают бывшими. Во всяком случае, по их собственной оценке. — Мы приехали не знакомиться, а провести опрос свидетеля, — насупленно произнес Крячко. — Для меня это одно и то же. — Лозинский снял очки и сунул их в нагрудный карман рубашки. — Любое общение с новым человеком — знакомство. — Как успехи со Штурминой? — спросил Гуров, когда все трое мужчин степенно направились к подъезду. — Я говорил с ней, — пожал плечами Андрей. — Дело движется, Лев Иванович. Но не так быстро, как хотелось бы. На Анну нельзя особо давить. Дайте время. — Боюсь, у нас его очень мало, Андрей Борисович, — сокрушенно покачал головой Лев. — «Дамский угодник» на экваторе своих московских гастролей. Три жертвы уже было. Осталось еще три. Если он, конечно, не изменит свою привычную схему. А я думаю, он ее не изменит. Мужчины вошли в подъезд и поднялись на второй этаж. Дверь нужной квартиры располагалась справа от лестничного пролета. — Согласен, — откликнулся Лозинский. — Но я делаю что могу. Выше головы не прыгнешь. — Мы не в курсе, насколько высоко прыгают мозгоправы, — подал голос Крячко. Андрей повернул голову, улыбнулся и позволил себе дружески похлопать сыщика по плечу, но Станислав резко скинул его руку. — Так же, как и все, Стас. Мозги тут ни при чем. Кстати, мы говорили с Анной и о тебе тоже. Признаюсь, я был удивлен, но она охарактеризовала тебя как одинокого и глубоко ранимого человека. Я‑то, конечно, это и сам вижу, но она… — Чего?! — набычился Крячко. — Может, проверим, кто из нас более ранимый? У меня есть опыт наносить раны, не совместимые с жизнью. Психологией тут не отмахаешься… — Прекратите! — сурово осадил обоих своих спутников Гуров. — Если хотите чем‑то там помериться, то только не здесь и не сейчас. Вы же оба — профессионалы, черт возьми! Так ведите себя соответственно… — Тогда скажи ему, чтобы не цеплялся ко мне, — огрызнулся Станислав. — Как дети малые… — буркнул себе под нос Лев и нажал кнопку звонка. Щелкнул замок, дверь отворилась, и на пороге квартиры перед визитерами предстал невысокого роста мужичок с реденькими, местами подернутыми сединой темными волосами. Глубоко посаженные глаза, скрытые в тени кустистых бровей, смотрели цепко и пристально. Сказывалась многолетняя практика бывшего сотрудника ОБХСС. — Вы из угро? Да? — без всякого приветствия коротко поинтересовался мужчина. — Вероника звонила мне и предупреждала о вашем визите. Входите! Гуров невольно отметил тот факт, что Марк Исакиевич ждал и готовился к их приходу. Об этом явственно свидетельствовал его отнюдь не домашний наряд. Он был в дорогом стального оттенка костюме, при галстуке и в начищенных до блеска туфлях. Гладко, до синевы выбритые щеки еще хранили на себе остатки лосьона. Снисходительная улыбка тронула губы Лозинского. Гуров заметил и это. Хозяин дома провел их в светлую просторную гостиную, первым опустился в кресло рядом с окном и жестом предложил сесть остальным. Гуров расположился во втором кресле. Крячко занял место на низком диванчике. Психолог, по обыкновению, садиться не стал, вместо этого он неторопливо двинулся по периметру комнаты, осматривая обстановку. Марк Исакиевич мазнул по нему взглядом, слегка нахмурился, но ничего не сказал. Выключил негромко работавший до этого телевизор, подошел к журнальному столику из мореного дуба, на котором в хаотичном порядке были разбросаны упаковки с медикаментами, взял одну из них, вскрыв, достал небольшую таблетку и сунул ее под язык. — Итак, — начал он привычным начальственным тоном. — Как я уже сказал, господа, Вероника предупредила меня о вашем визите… Но к чему он, для меня все равно осталось загадкой. Чем я могу помочь вам в вашем расследовании? Не понимаю… Разве что посетовать на неразборчивость моей дочери в отношении кавалеров? Для меня это не ново. Ее всегда кто‑нибудь бросает. Конечно, мне как отцу больно признавать это, но… Против фактов не поспоришь. Разница лишь в том, что до этого ее не грабили. Моя теща, царство ей небесное, передала Веронике все семейные драгоценности. Их жаль. Очень… Надеюсь, что вы сможете отыскать похищенное. У меня, кстати, есть полная опись этих драгоценностей. Я сам составил. Если желаете… — Странберг собрался было подняться с кресла, но Гуров жестом остановил его: — Не стоит, Марк Исакиевич. У нас уже есть список похищенного. Мы хотели поговорить с вами о другом… — О чем же? — О тех семистах тысячах, которые вы дали дочери несколько дней назад, — напомнил полковник. — Ах это! — Странберг сплел пальцы рук и положил их на живот. — Да, деньги тоже, конечно, жалко… Но не так, как драгоценности… — Вам не кажется странным такое совпадение, Марк Исакиевич? — продолжил Гуров. — Вы передаете дочери крупную сумму на покупку машины, а через пару дней она подвергается ограблению. — На что вы намекаете? — нахмурился тот. — Словно кто‑то знал об этих деньгах. — И? — Вероника утверждает, что никому об этом не говорила. А вы, Марк Исакиевич? — Что «я»? — Вы рассказывали кому‑нибудь о том, что дали дочери семьсот тысяч? Странберг шумно запыхтел, подобно набирающему ход локомотиву. Но его поза и выражение лица не изменились. Он открыто смотрел в глаза полковнику. — Что‑то я не понимаю, к чему вы клоните? — В голосе бывшего сотрудника ОБХСС появились металлические нотки. — Намекаете, что это я навел преступника на Веронику? Вы меня обвиняете в пособничестве? — Вовсе нет, — как можно более миролюбиво откликнулся Гуров. — Пока что никто никого ни в чем не обвиняет. Тем более вас, Марк Исакиевич… Мы лишь хотим знать, говорили ли вы кому‑нибудь об этих деньгах? Случайно? — Разумеется, нет. — Он лжет. — Лозинский сделал пару шагов вперед и остановился за спиной Странберга. — Что?! — Марк Исакиевич нервно обернулся, но высокая спинка кресла не позволила ему поймать психолога в поле зрения. — Какого черта вы там несете? Что значит — «я лгу»? — Только то, что вы лжете, — лениво парировал Лозинский и скосил взгляд на столик с медикаментами. — Вы лжете, что никому не говорили об этих деньгах, и с самого начала разговора проявляете беспокойство. Неподвижно сплетенные пальцы, поджатая нижняя губа, сведенные к переносице брови… Вы нервничаете, и вас гложет чувство вины. — Вины? Какой еще вины? — Не знаю. Это вы нам скажите. — Вы кто вообще, черт возьми? — Странберг завертелся в своем кресле, пытаясь поймать в фокус невидимого собеседника, но его попытки оказались напрасными. Лозинский продолжал неподвижно стоять у него за спиной. — В каком вы звании, молодой человек? — Ни в каком. Я не из полиции. — Тогда что вы тут делаете? — Помогаю своим товарищам докопаться до истины. — Андрей все‑таки вышел из‑за спины собеседника, но лишь для того, чтобы опуститься на корточки рядом с журнальным столиком. Сгреб сразу несколько упаковок с медикаментами. — Так вы скажете нам, что заставляет вас врать, господин Странберг? И за что вы чувствуете вину? — Какого лешего?! — вскочил на ноги Марк Исакиевич. Его глаза покраснели, подбородок гневно затрясся. — Что вы себе позволяете? Кто дал вам право?.. Извольте объяснить ваше поведение! И немедленно! — А вот это уже искренний гнев, — не глядя на него, продолжал перебирать препараты Андрей. Читал названия на упаковках и небрежно бросал их обратно на столик. — В него я верю. — Кто этот человек? — Вопрос был обращен к Гурову. — И что он делает в моем доме? По какому праву?.. Полковник промолчал. Крячко тоже не спешил вмешиваться. — У вас есть кто‑то? — невозмутимо поинтересовался Лозинский. — Я имею в виду, в сексуальном плане, господин Странберг? У вас есть женщина? — Моя жена умерла… — Нет‑нет, — обезоруживающе улыбнулся психолог. — Я спрашиваю про живых женщин. У вас есть такая? — В руках Лозинского осталась одна‑единственная упаковка с таблетками, и он демонстративно помахал ей в воздухе: — Если у вас нет женщины… Зачем вам «Виагра»? Тут, кстати, уже не хватает трех таблеток. Значит, либо женщина у вас есть, либо вы используете свой «инструмент» не по назначению. Для сушки носков, например. Какой вариант вам больше нравится, Марк Исакиевич? Теперь уже все лицо Странберга сделалось красным, как свекла. Буквально захлебываясь от гнева, он открывал и снова закрывал рот, но при этом не мог вымолвить ни слова. Лозинский быстро переглянулся с Крячко, и Станислав кивнул. Невзирая на личную неприязнь к психологу, он понял его намек без слов. Стремительно поднявшись с дивана, Стас прошел к комоду и взял в руки лежащий на нем мобильник. Странберг, стоя лицом к Лозинскому, не мог видеть действий сыщика. Гуров недовольно нахмурился и тоже поднялся на ноги. — Так вы расскажете нам про вашу женщину, Марк Исакиевич? — Андрей продолжал перетягивать внимание на себя, помахивая в воздухе упаковкой «Виагры». — Она имеет какое‑то отношение к случившемуся с вашей дочерью? Да?.. Она знала про деньги?.. Кто она?.. — Я подам на вас в суд! — выдавил наконец бывший сотрудник ОБХСС. — На вас всех! За клевету! И за вмешательство в частную жизнь! Вы этого добиваетесь? — Мы добиваемся правды, не более того. Крячко активировал мобильник хозяина дома и вывел на дисплей список последних вызовов. Чаще остальных Марк Исакиевич звонил абоненту, обозначенному в электронной записной книжке как «Ирочка». Сыщик несколько раз повторил про себя номер, запомнил его и положил мобильник на прежнее место. — У меня остались связи! — все больше распалялся Странберг. — Со мной шутки плохи! Вам ясно? Вы и глазом моргнуть не успеете, как полетят не только ваши погоны, но и головы!.. Гуров тяжело вздохнул. Шагнув вперед, он встал между Странбергом и Лозинским и миролюбиво проговорил: — Давайте не будем доводить до этого, Марк Исакиевич. Я приношу вам свои извинения за действия своего… товарища. — Убирайтесь! — Хорошо. — Немедленно убирайтесь из моего дома! Лозинский покорно положил упаковку с «Виагрой» на журнальный столик и молча направился к выходу. Крячко последовал за ним. Гуров замыкал шествие. — Еще раз извините, Марк Исакиевич, — бросил он напоследок, но ответа не получил.