– Мне иногда бывает очень интересно, а каков Паркс наедине с собой. Как ты думаешь, он всегда такой респектабельный? – Несомненно. Я почти уверен, что он даже спит в костюме. – Я знаю, что работа рядом с Винельдой для него – тяжкое испытание. – Винельда была столь же капризной, сколь Паркс надежным, и я подозревала, что она очень его раздражала. – Тебе не стоит волноваться. Эта девица вполне может пропасть в Париже, – произнес Майло. – Или она потеряет голову из-за какого-нибудь усатого соблазнителя, или же окажется в кабаре, выплясывая на сцене. – Нет, только не это, – возразила я. – У нее проблемы с равновесием. Именно в этот момент дверь в апартаменты открылась, и вошла Винельда с пачкой журналов. Увидев нас, она замерла и неуклюже сделала книксен. – Ой, мадам, миссис Эймс, я не знала, что вы приехали. Я просто вышла на улицу кое-что купить. То есть… я… ну, я почти распаковала ваши чемоданы, мадам. Разобрать ваш дорожный саквояж? В последний раз взглянув на открывающийся из окон живописный мир, я повернулась и стянула перчатки. – Да, Винельда, благодарю тебя. И приготовь мне какой-нибудь вечерний туалет. – Я думала, вы пойдете покупать новые наряды, – удивилась Винельда. В ее голосе ощущался шок от того, что я надену нечто из старого, когда в моем распоряжении все парижские магазины. – Я могу пройтись по магазинам, – улыбнулась я, – но не перед ужином. Она выглядела слегка разочарованной, поэтому я спросила о том, что должно было ее воодушевить ее: – Что-нибудь интересное в светской хронике? Винельда с великим наслаждением погружалась в пороки богатых и знаменитых особ. Теперь, когда Майло удалось на несколько месяцев исчезнуть из желтой прессы, я относилась к ней с меньшим отвращением, чем в то время, когда его имя непременно связывалось с красивыми светскими львицами и кинозвездами. – Мне пришлось просмотреть массу журналов, чтобы найти хоть что-то интересное, – мрачно ответила Винельда. – Почти все они на французском, а на обложках везде какой-то старик. – Старик? – переспросила я. – Да, и его фотография почти на всех обложках. Он очень старый и совсем не симпатичный. – Вот ведь беда, – заметила я, сдерживая улыбку. – Я купила журналы, которые смогла найти на английском и еще кое-какие на французском. Я думала, что вы, возможно, позже расскажете мне, что в них пишут. – Разумеется. Если бы я знала, какой оборот примет наша поездка в Париж, я бы с самого начала уделила светским сплетням куда больше внимания. Глава 3 Мы рано поужинали и вернулись в гостиницу, где стали ждать прихода мадам Нанетт. Майло распорядился, чтобы к ее визиту нам в номер подали кофе, так что оставалось только ждать. Я включила радио, а Майло сидел и курил, сохраняя непринужденный вид. Я испытывала облегчение оттого, что Винельду и Паркса мы этим вечером отпустили, чтобы побыть одним. Паркс – сама скрытность, но Винельда имела неискоренимую страсть к подслушиванию. Совершенно невинную и безвредную, однако будет куда легче сосредоточиться на разговоре с мадам Нанетт, не гадая, не притаилась ли где-то поблизости наша Винельда. Без нескольких минут десять в дверь негромко постучали, и Майло поднялся, чтобы открыть. На пороге стояла мадам Нанетт. Они поздоровались по-французски; в голосе Майло прозвучала необычная нежность, которую я слышала лишь изредка. Она взяла его за руки, глядя ему прямо в глаза. – Прекрасно выглядишь, – наконец произнесла она. – Конечно, слишком много солнца вредно для кожи, но ты никогда не обращал внимания на подобные пустяки. Майло рассмеялся, наклоняясь и целуя ее в лоб. – Я мог бы догадаться, что ты заметишь. Мадам Нанетт улыбнулась в ответ и потрепала его по щеке, прежде чем войти в номер. Я пристально взглянула на нее, выискивая признаки болезни, и с облегчением убедилась, что она буквально лучится здоровьем. Она была среднего роста, довольно стройная, с приятным лицом и проницательными темными глазами. Она надела темно-серое платье, немного старомодное по покрою, но из качественного материала. В ее некогда черных волосах проглядывала седина, но на лице морщин почти не было, и она легко могла сойти за куда более молодую женщину. Мадам Нанетт подошла ко мне, нежно взяла за руки и поцеловала в обе щеки. Затем отступила на шаг, не выпуская моих рук, и оглядела меня. – Вы выглядите просто замечательно, миссис Эймс. Очень счастливой. – О, зовите меня просто Эймори, прошу вас. – Эти слова я повторяла при каждой встрече, но ей еще предстояло привыкнуть к подобной неофициальности. Она сжала мои руки и повернулась к Майло. – Твоя жена светится от счастья. Наверное, потому, что ты хорошо себя ведешь. За несколько месяцев я не видела почти ни слова о тебе в светской хронике. Майло улыбнулся, принимая возможный мягкий упрек как комплимент. – Да, в последнее время я веду себя чрезвычайно послушно. На самом деле мне немного жаль. Уже много лет я не получал хорошего нагоняя. – Уверена, тебе причитается масса запоздалых наказаний, – произнесла мадам Нанетт. В ее глазах искрилась улыбка, что противоречило ее строгому тону. – Ты по-прежнему слишком красив, но с этим, похоже, ничего не поделаешь. А теперь, Эймори, присядьте-ка рядом и расскажите о своей поездке в Италию. Мы подошли к камину. Мы с мадам Нанетт устроились на диване, а Майло сел на стоявший рядом стул. Я разлила кофе из серебряного кофейника в гостиничные чашки из тонкого белого фарфора. Мадам Нанетт пила кофе с двумя ложками сахара и без молока, как и Майло. Мне, конечно же, не терпелось узнать истинную цель ее визита, однако она, похоже, не торопилась ее раскрывать. Я рассказала ей о нашем отдыхе в Италии, а Майло сидел, курил сигарету и время от времени вставлял фразу-другую. Я почти было поверила, что мы сами придумали какой-то тревожный подтекст в ее письмах, если бы не едва заметное беспокойство в ее взгляде, которое она пыталась скрыть. Наконец Майло решил, что обмен любезностями закончен. Он поставил на стол чашку с блюдцем, затушил сигарету в хрустальной пепельнице и перевел взгляд на мадам Нанетт. – В твоей просьбе приехать содержалось нечто большее, чем желание услышать, как там в Италии. Зачем ты на самом деле попросила нас приехать в Париж? Уголки ее губ тронула улыбка. – Как всегда, проницателен и нетерпелив. – По-моему, до этого момента я был необычайно терпелив. Гостья неодобрительно щелкнула языком, услышав его тон, но его замечание, похоже, подтолкнуло ее к действию. И после секундного замешательства мадам Нанетт заговорила: – Происходит что-то недоброе. Я подозревала это, когда писала тебе. Теперь я в этом уверена. – Почему бы вам не рассказать об этом? – подбодрила я ее. – Это касается моего работодателя, – продолжила мадам Нанетт. Майло кивнул. Я знала – он думал, что дело, скорее всего, касается ее работодателя. – А у кого вы работаете? – поинтересовалась я. – Вы слышали об Элиосе Беланже? Я удивилась. Конечно же, я о нем слышала. Элиос Беланже был одним из ведущих парфюмеров Франции. Он являлся создателем более десятка популярных ароматов. Девиз «Парфюм Беланже» гласил – «Достойны королев». Ни одна уважавшая себя светская дама не обходилась без изделий Беланже. Дома на моем туалетном столике стояло несколько пузырьков с его духами. Я взглянула на Майло. Он не был удивлен, и у меня появилось подозрение, что он знает куда больше, чем говорит. – Не знаю, слышали ли вы, – продолжила мадам Нанетт, – но четыре года назад он женился на очень молодой женщине. – Да, – произнес Майло. – Кажется, я слышал об этом. – Через год после свадьбы у них родился ребенок, девочка по имени Серафина. Теперь ее вверили моим заботам. Майло кивнул. – А есть ли что-то в работе в доме Элиоса Беланже, что стало причиной вашего беспокойства? – спросила я. Гостья снова замялась, потом сложила руки на коленях. – Наверное, мне следует рассказать с самого начала, – ответила она. – Вам известно об Элиосе Беланже, но вам, возможно, неизвестны факты, необходимые для полного понимания этой истории. Майло откинулся на спинку стула. – Пожалуйста, расскажи нам. Я налила мадам Нанетт еще кофе, и она начала свой рассказ теплым и мелодичным голосом. Ее акцент значительно смягчили двадцать с лишним лет жизни и работы в Англии, но в ее речи по-прежнему слышалась мелодичная беглость французского языка. – За Элиосом Беланже стоит долгая и известная история богатства. Он человек, которому на каждом жизненном повороте сопутствовал успех благодаря его непреклонному характеру и удачливости. Начинал он отнюдь не блестяще, хотя эта часть его биографии известна очень немногим. Родился он в Марселе, его отец – француз, а мать – гречанка. Оба скончались, когда Элиос был еще юношей. Оставшись сиротой, он перебрался сюда, в Париж, где много лет провел на улицах. Но эти годы не прошли для него даром. Он научился пользоваться своим умом и превосходно разбираться в людях. И не только этому: он всегда заявлял, что его острое обоняние развилось тогда, когда он ночами спал под открытым небом в ботаническом саду и среди клумб в парке Монсо.