— Так вот, к тому времени, когда мистер Толбой покончил с делами, банк был уже закрыт. Так что он снова забыл о деньгах и ушел, оставив пятьдесят фунтов в столе. — И часто он так поступает? — Бог знает. А старик Копли задержался на работе, корпел над своим желейным мармеладом… Ля-ля-ля… История рассказывалась со всеми мельчайшими подробностями. — …бедная миссис Крамп рыдала взахлеб… — …миссис Джонсон была в таком бешенстве… — …чудовищно поссорились, мистер Бредон сам слышал. Как там они друг друга обзывали, мистер Бредон? — …вором и негодяем… — …боже, что подумал мистер Бразерхуд!.. — …я бы не удивилась, если бы их уволили… — …Господи, ну и дела у нас тут творятся! — И кстати, — меланхолично заметил мистер Инглби, — уж я поиздевался над Барроу по поводу того рисунка. — Вы передали ему то, что сказал мистер Армстронг? — Нет. Во всяком случае, я не сказал, что это слова мистера Армстронга. Но намекнул на нечто в том же духе от себя лично. — Вы невозможный человек! — Он жаждет крови всего отдела, особенно Копли. — Это потому, что Копли на прошлой неделе показывал Хэнкину макет рекламы «Джамбори» и пожаловался, что Барроу не следует его указаниям, так что нынешняя распря послужит Копли новым поводом… — Тихо! Мисс Росситер бросилась к своей машинке и начала оглушительно молотить по клавишам. Посреди гробового молчания на сцену вышел мистер Копли. — Мисс Росситер, мой текст рекламы мармелада готов? Похоже, сегодня здесь никто не утруждает себя работой. — Вам придется подождать своей очереди, мистер Копли. Я должна сначала закончить доклад мистера Армстронга. — Уж я поговорю с мистером Армстронгом про то, как тут ведется работа, — сказал мистер Копли. — Эта комната — сущий притон. Позор! — Почему бы еще и мистеру Хэнкину не донести? — язвительно выпалила мисс Партон. — Не нужно. Но в самом деле, Копли, старина, — увещевающим тоном сказал мистер Бредон, — не надо расстраивать этих малышек. Это невеликодушно. Право, невеликодушно. Посмотрите, как нежно я вытягиваю свои тексты из мисс Партон. Она ест у меня с рук. Ласковое слово, комплимент творят чудеса. Попросите ее вежливо, и она сделает для вас все. — Мужчине вашего возраста, Бредон, следовало бы найти занятие поважнее, чем слоняться здесь весь день. Что, в этой конторе ни у кого, кроме меня, нет работы? — Чтобы вы знали, — ответил Бредон, — я работаю не покладая рук. — Послушайте, — добавил он, когда мистер Копли удалился, — напечатайте вы этому старому зануде его чушь. Совестно дразнить его. Посмотрите, какой у него нездоровый вид. — Да пожалуйста! — добродушно сказала мисс Партон. — Мне это ничего не стоит. Сейчас напечатаю. И машинистки принялись за дело. Глава 9 Несентиментальный маскарад Арлекина Дайана де Момери не сдавала позиций. Конечно, в огромном «крайслере» и в «бентли», ехавших впереди, было больше лошадиных сил, но юный Спенлоу был слишком пьян, чтобы оторваться, а Гарри Торн вообще слыл ужасным водителем. Ей нужно было всего лишь сесть им на хвост и держаться на безопасной дистанции, пока они не попадут в аварию. Если бы еще Прыщ Ланкастер оставил ее в покое. Его неуклюжие попытки обнять ее то за талию, то за плечи мешали вести машину. Она ослабила давление своей изящной босоножки на педаль газа и сердито двинула локтем в его разгоряченную физиономию. — Прекрати, дурак! Мы из-за тебя в кювет слетим, и они нас сделают. — Эй! — запротестовал Прыщ. — Ты чего? Больно же. Она проигнорировала его, продолжая следить за дорогой. Сегодняшним вечером все складывалось идеально. Случилась весьма бодрящая и забавная ссора с Тодом Миллиганом, которому без обиняков было указано, куда ему следует катиться. И это к лучшему. Она начинала уставать от его грубости. Теперь она пребывала в состоянии, достаточно, но не чрезмерно возбужденном. Под рев двигателя мимо проносились живые изгороди; дорога, освещенная покосившимися фонарями, напоминала военный тракт, изрытый выбоинами и буграми, которые волшебным образом выравнивались под крутящимися колесами. Машина неслась по ухабам, как корабль — по морским волнам. Если бы еще это был кабриолет, а не вульгарный тесный седан Прыща. Шедший впереди «крайслер» опасно вихлял своим огромным задом, словно борющийся с течением лосось — хвостом. Гарри Торн никогда не имел дела с такой машиной и не мог удержать ее на дороге, а впереди был крутой двойной изгиб. Дайана это знала. Ее чувства были необычайно обострены, она мысленно видела разворачивавшуюся перед ней дорогу, словно на карте. Торн въехал в первую петлю изгиба, взяв слишком широко, а Спенлоу начал пересекать ее по левому краю. Теперь гонка была за ней, ничто уже не могло помешать ей победить. Прыщ снова присосался к карманной фляжке. Ну и пусть. Хоть оставит ее в покое. «Крайслер» резко вывернул, столкнувшись с «бентли» на крутом изгибе, впечатал его в насыпь, после чего тот, завертевшись, тоже остановился поперек дороги. Сумеет ли она проскользнуть мимо? Дайана начала объезжать их, внешними колесами съехав на траву. «Крайслер», продолжая раскачиваться от удара, перескочил насыпь и протаранил изгородь. Услышав вопль Торна и увидев, как громоздкая машина, чудом не перевернувшись, припала к земле, она издала торжествующий крик. А потом вдруг дорогу сзади словно бы осветил прожектор, своим мощным сиянием поглотив свет ее фар, растворившийся в нем, как пламя свечи — в солнечных лучах. Она наклонилась к Прыщу. — Кто это там, сзади? — Понятия не имею, — пробормотал Прыщ, безуспешно пытаясь обернуться, чтобы посмотреть в заднее стекло. — Какой-то гад. Дайана стиснула зубы. Проклятье! У кого это, черт побери, может быть такая машина? В зеркало заднего вида можно было рассмотреть только яркие огни огромных фар. Она вдавила педаль газа в пол, и машина рванула вперед. Однако преследователь легко шел за ней, не отпуская. Она съехала с дорожного полотна — пусть, мол, врезается, если хочет, в застрявших на дороге. Но он невозмутимо продолжил свой путь, минуя препятствие. Из темноты выступил узкий горбатый мостик. Взлетев на него, Дайана словно бы увидела себя на краю мира: внизу расстилалась деревня с широкой открытой площадью. Это был шанс для преследователя, и он его не упустил. Огромная темная машина, длинная, открытая, поравнялась с Дайной. Краем глаза она увидела водителя. Секунд пять он держался параллельно ей, и она разглядела черную маску, шапочку и вспышки серебра на черном фоне, потом, на сузившейся улице, он вырвался вперед. Дайана вспомнила, что говорила ей Памела Дин: «Вы увидите его, когда меньше всего будете этого ожидать». Как бы то ни было, она не должна его упустить. Теперь он ехал впереди, машина двигалась с легкостью и грацией пантеры, ее задние габаритные огни, дразня, светились в нескольких ярдах от Дайаны, которая была готова расплакаться от злости: он с ней играл. — Это все, что можно выжать из твоей проклятой голландской печки? — выкрикнула она. Но Прыщ спал. Голова его каталась у нее по плечу, и она резко стряхнула ее. Мили через две дорога нырнула под арку сходящихся древесных крон, по обе стороны от нее простирался лес. Головная машина неожиданно свернула на боковую дорогу, проехала через открытые ворота под деревьями, углубилась в гущу леса, потом внезапно остановилась и мгновенно выключила все огни. Дайана ударила по тормозам и вылетела на поросшую травой обочину. Вверху шелестели на ветру сплетенные кроны деревьев. Она подбежала к передней машине, но та оказалась пуста. Она огляделась. Если не считать луча света, исходившего от ее собственного автомобиля, тьма вокруг стояла египетская. Наступая на подол своего длинного платья, спотыкаясь о кочки, путаясь в зарослях папоротника и вереска, она принялась бродить вокруг, выкрикивая: — Где вы? Где вы прячетесь? Ну, хватит дурака валять! Ответа не последовало. Но вот наконец откуда-то сверху донесся высокий насмешливый звук свистульки. Мелодия была не джазовой, это была песенка, которую Дайана помнила с детства: Волынщика сыном был Том, Том, Украл свинью и сбежал потом, И мог он сыграть одну лишь трель, Была то «За тридевять земель». — Очень глупо, — сказала Дайана. Лишь когда за холмы уходил он гулять, Мог на свистульке своей играть. [41] Звук был таким бесплотным, что, казалось, шел из ниоткуда. Она пробежала вперед, звук стал слабее; ветки ежевики вцепились ей в лодыжки, порвав шелковые чулки. Она раздраженно вырвалась из ежевичного плена и побежала в другом направлении. Мелодия смолкла вовсе. Внезапно окружавшие деревья и темнота показались ей опасными. Благостное действие алкоголя ослабевало, уступая место тревоге и страху. Она вспомнила карманную фляжку Прыща и стала продираться назад, к машине. Но ее огни, служившие маяком, вдруг погасли, оставив Дайану наедине с деревьями и ветром. Приподнятое настроение, вызванное джином и веселой компанией, трудно сохранить в осаде темноты и одиночества. Теперь она бежала, охваченная отчаянием, громко крича. Какой-то корень, словно человеческая рука, схватил ее за щиколотку, и она упала, съежившись от страха. Свистулька снова запела тонким голоском: Волынщика сыном был Том, Том… Дайана села. — Ужас, внушаемый лесом в темноте, — послышался откуда-то сверху глумливый голос, — древние называли паническим страхом, или страхом великого Пана. Интересно наблюдать, что прогресс ничуть не преуспел в изгнании этого страха из распущенных душ.