Дайана посмотрела вверх. По мере того как глаза ее привыкали к темноте, она начала различать в кроне дерева мерцание серебра. — Зачем вы ведете себя, как идиот? — Главным образом ради саморекламы. Нужно уметь быть разным. Я всегда разный. Вот почему, милая леди, не я добиваюсь, а меня добиваются. Вы можете сказать, что это дешевый способ произвести впечатление, и это правда; но для пропитанных джином душ он достаточно хорош. На таких, как вы, уж простите, он действует почти безотказно. — Я бы предпочла, чтобы вы спустились вниз. — Догадываюсь. Но я предпочитаю, чтобы на меня смотрели снизу вверх. — Можете торчать там хоть всю ночь. Подумайте, как глупо вы будете выглядеть там утром. — О! Но по сравнению с вами у меня вид будет в самый раз. Для полуночных акробатических упражнений в лесу мой костюм подходит куда больше, чем ваш. — Ладно, скажите, зачем вы это делаете? — Ради собственного удовольствия, которое, согласитесь, является единственной побудительной причиной чего бы то ни было. — Ну, тогда можете сидеть там в полном одиночестве сколько угодно. Я возвращаюсь домой. — Ваши туфли не очень подходят для длинной пешей прогулки, но если вас это позабавит — вперед! — Почему вы думаете, что я пойду пешком? — Потому что ключи зажигания от обеих машин лежат у меня в кармане. Элементарная предусмотрительность, дорогой Ватсон. Думаю, пытаться отправить кому-нибудь сообщение через вашего спутника — тоже неплодотворная идея. Он пребывает в объятиях Морфея — еще одного древнего могущественного бога, хоть и не такого древнего, как Пан. — Я вас ненавижу, — сказала Дайана. — Тогда вы на верном пути к тому, чтобы полюбить меня, это вполне естественное развитие событий. Мы неотвратимо влюбляемся в высокое, когда видим его. Вы меня видите? — Не очень хорошо. Видела бы лучше, если бы вы спустились сюда. — И любили бы больше, вероятно? — Вероятно. — Тогда мне безопасней оставаться там, где я есть. Ваши возлюбленные имеют привычку плохо кончать. Молодой Кармайкл… — Я тут ни при чем. Он слишком много пил. И был идиотом. — И Артур Баррингтон… — Я предупреждала его, что из этого не выйдет ничего хорошего. — Совсем ничего хорошего. Но он все равно попытался и вышиб себе мозги. Не то чтобы это были хорошие мозги, но других у него не имелось. И Виктор Дин… — Маленький негодяй! Это вообще не имело ко мне никакого отношения. — В самом деле? — Ну, вы же знаете: он упал с лестницы, разве не так? — Упал. Но почему? — Не имею ни малейшего понятия. — Ой ли? А я думаю, могли иметь. Почему вы дали ему от ворот поворот? — Потому что он был тупым маленьким занудой, так же, как и все остальные. — А вы любите, чтобы все были разными? — Я люблю, чтобы всё было разным. — А когда вы видите, что они разные, вы стараетесь всех причесать под одну гребенку. Вы знаете кого-нибудь, кто был бы не таким, как другие? — Да. Вы другой. — Только до тех пор, пока остаюсь на своей ветке, моя Цирцея. Если я спущусь к вам, я стану таким же, как все остальные. — Спусти́тесь — посмотрим. — Нет уж, я знаю, где мне безопасней. Лучше вы поднимайтесь ко мне. — Вы прекрасно понимаете, что я не могу. — Конечно, не можете. Вы можете только опускаться все ниже и ниже. — Вы пытаетесь меня оскорбить? — Да, но это очень трудно. — Спускайтесь, Арлекин! Я хочу, чтобы вы были здесь. — Новый для вас опыт, не так ли — хотеть того, чего вы не можете получить. Вы должны меня за него благодарить. — Я всегда хочу то, чего не могу получить. — И чего же вы хотите? — Бурной жизни… острых ощущений… — Сейчас вы их получите. Расскажите мне о Викторе Дине. — А что вы хотите о нем узнать? — Это секрет. — Если я расскажу, вы спуститесь? — Возможно. — Какой странный у вас объект интереса. — Я славлюсь своей странностью. Как вы его подцепили? — Как-то вечером мы все отправились в какой-то жуткий загородный дансинг. Думали, что это будет очень весело. — Было? — Нет, оказалось — тоска зеленая. Но он был там и положил на меня глаз, и мне показалось, что он душка. Вот и все. — Одним словом, простая история. И как долго он оставался вашим «душкой»? — Ну, с полгода. Но он был ужасно нудный. И такой самодовольный. Представьте себе, дорогой Арлекин, он сердился по любому поводу и желал получить все и сразу. Вы смеетесь? — От всей души! — Он вовсе не был забавным. Он был придурком. — Дитя мое, рассказчица вы никудышная. Вы спаивали его, что испортило ему желудок. Вы заставляли его играть по-крупному, хотя он говорил, что не может себе этого позволить. Вы пытались пристрастить его к наркотикам, но ему это не понравилось. Что еще? — Он был порядочной скотиной, Арлекин, на самом деле был. Хватал все, что мог. — А вы разве не такая? — Я? — Дайана была искренне удивлена. — Я была очень щедра. Давала ему все, чего он хотел. Я всегда такая с теми, кто мне нравится. — А он брал все, что плыло в руки, но не тратил так, как подобает джентльмену? — Именно. А знаете, сам он называл себя джентльменом. Вам это не кажется смешным? Леди и джентльмены. В этом есть что-то средневековое. Он говорил, что мы не должны думать, будто он не джентльмен, только потому, что он работает в конторе. Обхохочешься, правда, дорогой Арлекин? — От удовольствия она стала смеяться, раскачиваясь взад-вперед. — Арлекин! Послушайте! Я расскажу вам кое-что забавное. Однажды вечером ко мне пришел Тод Миллиган, и я сказала ему: «Это Виктор Дин, он джентльмен и работает в агентстве Пима». А Тод ответил: «О, так вы тот самый парень?» — и посмотрел на него совершенно убийственным взглядом. А потом спросил меня так же, как и вы, где я подцепила Виктора. Забавно, правда? Это не Тод послал вас сюда задать мне этот вопрос? — Нет. Меня никто не посылал. Я хожу, куда сам пожелаю. — Но тогда почему вы все интересуетесь Виктором Дином? — Загадочно, да? А что Миллиган сказал Дину? — Ничего особенного, но велел мне водить его на поводке. А потом, совершенно неожиданно, — прогнать.