Я разжала его пальцы. — Сегодня он закрыт, — напомнила я. — Вы же сами повесили табличку. Его мозгу потребовалось три секунды, чтобы вспомнить. — Точно, — сказал он. — Похороны. Я закрыл кинотеатр… И он отключился. Я на цыпочках вернулась на кухню. Собрала открытки и пошла наверх, вздрагивая от каждого скрипа и стона древних ступенек. На полпути я поняла, что Дока не разбудят никакие звуки. Судя по храпу, доносившемуся из гостиной, он не проснется, даже если трубить в рог прямо ему в ухо. Я вошла в свою временную спальню и поняла, за что извинялся Док. Он и правда положил мою одежду обратно на сундук. Точнее, не положил, а свалил. Я постаралась расправить вещи, затем достала из-под кровати мешок для белья. К счастью, поиски Дока ограничились сундуком. Вряд ли он обрадовался бы, увидев племянницу обнаженной. И я уж точно не хотела бы, чтобы он наткнулся на то, что я сунула между матрасом и пружинами кровати. Спьяну он мог бы отстрелить себе палец ноги. Я села на кровать и начала разбирать открытки, составляя хронологию переписки из тех, которые Руби писала Доку, и тех, которые мы нашли в ее трейлере. Самые ранние открытки были отправлены Доком, когда Руби была еще подростком, она написала несколько писем в ответ. Судя по всему, после войны он много путешествовал: Балтимор, Нью-Йорк, Бостон, Портленд, штат Мэн. Должно быть, холод ему поднадоел, и он отправился на запад: в Окленд, Лос-Анджелес, Сан-Диего, даже в Мексику, прежде чем наконец оказался в Денвере и провел там целых два года. Он описывал каждый новый город как самое лучшее место на свете, рассказывая о зданиях, людях и еде. Пытался оживить цветные картинки на лицевой стороне открытки. Не стану называть Дока лжецом. Но умалчивание — это тоже форма лжи. Док явно просеивал свои впечатления и выбирал только золотые зерна. Он трудился на конвейере, подметал полы, перевозил металлолом, собирал фрукты, работал грузчиком в порту. За такую работу не платят жалованье, о котором можно рассказать в письмах домой. Его точно не хватит на поездку первым классом и даже в купе. Думаю, в прошлом Док часто путешествовал зайцем. Но уголки на открытках, которые он посылал Руби, потускнели и загнулись, а в тех местах, где Руби держала открытку, чернила выцвели, бумага истерлась под ее пальцами. Конечно, ее родители просили Дока перестать писать Руби. Это было в порядке вещей в детстве, когда она слушала сказки о грандиозном путешествии дяди. Но когда она подросла? Когда она стала достаточно взрослой, чтобы восстать против своей тесной маленькой спальни? Против своего тесного мирка? Когда Руби сбежала, ее родители, вероятно, воображали, что она ездит зайцем на поездах, как ее дядя. Спит на улице, тщетно пытается найти работу. Идет по пути дьявола. Но открытки, которые Руби посылала Доку, рассказывали совсем о другом. Надеюсь, ты не мерзнешь в Денвере. Наверное, ты уже слышал, что я удрала из Стоппарда. Как ты можешь догадаться по фотографии Эмпайр-стейт-билдинга на открытке, я в Нью-Йорке! Дела идут хорошо. Снимаю квартиру вместе с другими девушками. Они объясняют мне, что тут к чему, надеюсь, вскоре я поделюсь приятными новостями. Передавай привет маме и папе. Твоя любящая племянница Руби И месяц спустя: Привет, дядя! По-прежнему пробиваю себе путь в Нью-Йорке. Работаю швеей. Как удачно, что в детстве мне приходилось самой подшивать все свои платья. Работа в основном скучная, но иногда я помогаю шить костюмы для бродвейских шоу! Помнишь, как ты рассказывал, как все твои фронтовые товарищи сделали одинаковые татуировки, а ты нет, потому что не любишь иголки, и они над тобой смеялись? В общем, ты был прав, это больно. Да-да, я сделала татуировку! Не волнуйся. Не в такой грязной дыре, как твои друзья. Но лучше не рассказывай об этом моим родителям, когда будешь писать им. С любовью, Руби Судя по дате отправления открытки, к тому времени Руби сделала уже несколько татуировок. Видимо, хотела подготовить дядю постепенно. На следующей ее открытке был изображен цирк — пара тигров, гордо стоящих на переднем плане, и большой шатер на заднем. Письмо начиналось так: Ты никогда не угадаешь, где я сейчас, дядя Пэт! Все последующие открытки были очень похожи на письма от дяди — веселые дорожные заметки. Только Руби не пыталась засыпать все ямы на этой дороге. Мужчины бывают такими кретинами, ты уж не обижайся. Думают, будто им лучше знать, хотя на самом деле ни черта не знают. Реакция на разрыв с Вэлом? Возможно. Этот хвост можно прикрепить к куче ослов. Благодаря местному шерифу я и еще несколько девушек провели ночь в каталажке. Оказывается, в этом округе есть закон о том, сколько кожи можно показать, и, видимо, чернила не считаются одеждой. Не волнуйся, Боб вытащил нас на следующее утро. Вскоре после этого — три телеграммы от Дока. Руби, родители попали в автокатастрофу. Они погибли. Возвращаюсь в Стоппард. Жди телеграмму. Мне очень жаль. Руби, машину занесло на льду. Они не страдали. Нужно все устроить. Могу выслать деньги на поезд. Руби, похороны в воскресенье в церкви Крови Агнца. Отложу, если нужно. Могу выслать деньги телеграфом. С любовью, дядя. После этого Руби сама телеграфировала Доку. Всего несколько фраз: Это ужасно. Хорошо, что они не страдали. Прости, на похороны приехать не могу. Скоро напишу. С любовью, Руби. Следующая открытка пришла только через несколько месяцев. В ней Руби рассказывает о городах, в которых побывала, о фильмах, которые посмотрела. Ни слова о родителях. Ни слова о том, чтобы приехать домой и положить цветы на могилу. Интересно почему. Может, она не хотела демонстрировать свою новую кожу добропорядочным жителям Стоппарда? Отношения с публикой на полуночном шоу в цирке наверняка казались ей более комфортными, чем с посетителями «Лайонса» во время обеда. Или у нее были более веские причины сбежать из дома. Не только тяга шагнуть за горизонт. Может, ее родители были приверженцами старой традиции «забудешь про порку — испортишь ребенка»? Или еще что-то похуже? Люди думают, что в маленьком городке трудно хранить тайны, что каждый в курсе жизни соседей. Но это не всегда так. В особенности в местах вроде Стоппарда, где в пригороде живет больше людей, чем в центре. Я выросла в таком месте. Несколько миль до ближайшего светофора, до соседей не докричишься. В этих домах на окраинах могут происходить ужасные вещи. Если окружающие что-то и подозревают, то помалкивают. Маленькие городки похожи на спасательные плоты: все просто пытаются выжить. Никто не раскачивает лодку без крайней необходимости. Нет никаких доказательств, что с Руби случилось что-то плохое. Но именно об этом я подумала, когда прочитала очередную открытку из коллекции Дока. Между приветствием и прощанием Руби написала: Во время последнего переезда мы подобрали девушку, которая ловила попутку. Говорит, ей восемнадцать, но я готова съесть весь запас сверчков Рэя, если ей хоть на день больше шестнадцати. Ди сказала Бобу, что у нас нет ни места, ни денег и мы должны высадить ее на следующей остановке. Я уговорила пару девушек впустить ее в свой трейлер и сказала Ди, что отдам свои чаевые с ночного шоу за постой. Наверное, у меня слабость к бродяжкам. Кто-то избил ее до полусмерти. Синяки на ее спине просто ужасны, дядя. Я не могу отправить ее обратно туда, где она их получила. Я читала и перечитывала эти строки, пока перед глазами все не поплыло. Руби вступилась за меня, а я даже не подозревала. Кто знает, где бы я оказалась, если бы не она, — на земле или под ней. Руби Доннер спасла мне жизнь, а я ее даже не поблагодарила. Значит, должна хотя бы найти ее убийцу. Глава 18 — Короче говоря, если Руби и затаила обиду на кого-то в Стоппарде, то не писала об этом. Но это ничего не значит. Может, она не хотела выливать всю эту грязь на дядю. В общем, я мало что выяснила. Только что в аптеке «Лайонс» отлично делают клубничный молочный коктейль. Мы с мисс Пентикост осторожно шли по тропе через лесополосу, которая отделяла жилище Дока от участка, где расположился цирк. Во время своего рассказа я внимательно смотрела под ноги. Было уже около полуночи, и лунного света, который проникал сквозь ветки, было недостаточно, чтобы разглядеть корни и кротовые норы, грозящие поглотить мои ботинки на толстой подошве. Я полностью сменила наряд. Надела мужскую майку, скорее серую, чем белую, и джинсовый комбинезон, износившийся почти до дыр. Немногие вещи, оставшиеся у меня со времен цирка, которые еще были мне впору. Почти впору. Благодаря миссис Кэмпбелл и ее беспощадной любви к сливочному маслу я прибавила около десяти фунтов. В результате комбинезон постоянно задирался, чего раньше никогда не было, и мне приходилось сдерживаться, чтобы не одергивать его ежеминутно. Тем не менее он казался наиболее подходящей одеждой для поминок. — Не соглашусь, — сказала мисс П., отодвигая в сторону колючие ветки кустов. — Думаю, то, что отсутствует в ее корреспонденции, говорит нам о многом.