Собрать. Перетасовать. В следующие несколько раскладов дама перемещалась по колоде. Иногда оказывалась в паре с королем, иногда — с другой дамой или в окружении валетов. Конечно, это просто усовершенствованная игра в наперстки. Но это было элегантно. — В конце концов наша девушка устает от этой игры. Она уходит и начинает собственную. И последний расклад. В колоде нет ни одной карты с картинкой. — А без нее вечеринка окончена. Я искренне поаплодировала. — Неплохо, — сказала я. — Это все? — Ты думаешь, это не очень хороший финал? — спросила она, наморщив кривой нос. — У тебя только два акта. Акт первый: вот оно. Акт второй: а теперь нет. Когда публика видит трюк с исчезновением, она жаждет увидеть, как пропажа появляется снова. Аннабель протянула ко мне руку и покрутила ладонью, чтобы показать, что в ней ничего нет, а потом залезла в карман моего комбинезона и вытащила карту. Показала мне. — Пиковая дама? — удивилась я. — Ты больше похожа на пиковую масть. В конце концов, пики когда-то были ножами. Значит, она прекрасно знает, кто я, знает мою историю в цирке Харта и Хэлловея. Она взмахнула рукой, и карта исчезла. Я знала, что карта должна быть зажата между пальцами с другой стороны ладони. Но я не видела карту. Так же быстро дама пик снова появилась в ее руке, на этот раз вместе с остальными картами-картинками. Аннабель положила карты на стол к остальной колоде. Я знаю, когда со мной играют, и обычно не возражаю, в особенности когда это делает девушка в сетчатых чулках. Но у меня сложилось отчетливое впечатление, что она со мной не заигрывала. Я никогда не брезговала смешивать профессиональное с чем угодно, поэтому спросила: — Ты прибиралась вместе с Мистерио, когда он увидел проходящего мимо Вэла? Она кивнула, не отрываясь от карт. — Значит, ты тоже его видела? Она покачала головой. — Я стояла спиной ко входу. — Хм. Она быстро вскинула взгляд, в зрачках сверкнуло что-то острое. — Если Мистерио его видел, значит, видел. Ему нет смысла врать. Она посмотрела на меня точно так же, как на полуночном шоу. Я снова задумалась, откуда исходит эта враждебность. — Как скажешь, — отозвалась я, закидывая наживку. Но Аннабель явно заметила ловушку и подавила все чувства, какие у нее были. — Ну да, так я и говорю, — заявила она пресным, как воскресный ужин, тоном. — А когда ты споткнулась о тело, ты не видела кого-нибудь поблизости? — Только ее. И нож, торчащий из ее спины. Она быстро перетасовала колоду. — А теперь прости, но ты отвлекаешь меня от репетиции. Я способна понять, когда меня не хотят видеть. Я поблагодарила ее и направилась к выходу. В дверях меня кольнула какая-то мысль, и я обернулась. — Приходи на поминки, — сказала я. — Нравится тебе или нет, но это твоя семья. Может, я сама и не была больше членом семьи, но чувствовала себя вправе по-сестрински дать совет. Однако Аннабель явно не считала меня сестрой. Ее губы изогнулись скорее в ухмылке, чем в улыбке. — Думаешь, они мои семья? Клоуны и танцовщицы, чей единственный талант — размер груди? Я мотнула головой на ее жилетку с глубоким декольте. — Девушкам, которые носят блестящие корсеты, не стоит бросаться камнями. Она подхватила руками грудь и встряхнула ее. — Это еще не шоу, дорогуша, — сказала она. — Если сиськи открывают мне дверь — прекрасно. Но вот что держит меня здесь. Она перевернула свою, казалось бы, пустую ладонь, и на пол посыпались карты. Целая колода появилась из ниоткуда, и все карты были одинаковые. Пятьдесят две красные дамы с шелестом посыпались к ногам фокусницы в сетчатых чулках. Глава 20 Вернувшись на поминки, я нашла мисс Пентикост лежащей в шезлонге и сжимающей обеими руками стакан. Жидкость в нем в свете костров сияла золотом. Мисс П. была в центре полукруга стульев, на которых сидели Большой Боб, Мейв, Рэй, Поли, Винсент — старший из Сабатини, слегка похрапывающий Док и Сэм Ли. Парнишка подпер голову руками, а глаза его сияли восторгом, как у ребенка, слушающего рассказы о привидениях. Я устроилась на пустом стуле между Рэем и Поли, который завершал рассказ о Гимлете Джерри. Я никогда не встречалась с Джерри, но слышала все истории. Он был клоуном и считал, что смешить людей — это высочайшее призвание. Проблема была в том, что у него не было таланта к этому. Ни баланса, ни ритма, ни чувства времени. Булавы для жонглирования выпадали у него из рук, сальто выходили неуклюжими, а шутки — плоскими. Он был так плох, что даже хорош. Если оценивать клоунов по хохоту зрителей, то Джерри был величайшим клоуном цирка Харта и Хэлловея. — Люди думали, что это часть сценки, — рассказывал Поли моему боссу. — Что он специально так выступает. Поэтому они считали его гением и хохотали до упаду. Мисс П. глотнула виски и задумалась. — Вот и возникает вопрос, — продолжил Поли, — добился ли он успеха. Хотя его техника была провальной. Мы с Бобом спорим об этом вот уже двадцать лет. Я считаю, что если что-то работает, значит, это работает. Мисс П. повернулась к шпрехшталмейстеру, который тоже устроился в шезлонге, подобрав под себя ноги. Его жилет был расстегнут, иссиня-черные волосы распущены и спадали на лицо. — А ты что скажешь, Роберт? — спросила она. — Он хотел сделать хоть что-то хорошо, но у него не получалось. Конечно, публика этого не знала, но он-то знал. Только это и имеет значение. — Карлик опрокинул в себя остатки жидкости из фляжки и добавил: — В отличие от публики, я знаю, как закончилась его жизнь. В кливлендской ночлежке, с веревкой на шее. Разговор сразу же заглох. Мы слушали музыку и разговоры, доносящиеся от других групп, чьи огромные тени танцевали на стенах трейлеров. Я и в лучшие времена не любила тишину и решила разрядить обстановку. — Эй, Рэй, — сказала я, пихнув заклинателя змей локтем, — а правда, что ты избил копа птичьей клеткой? Я никогда не видела, чтобы человек краснел всем телом, но Рэю это удалось. — Произошло чудовищное недоразумение, — ответил он. — Домовладелец обещал подождать, пока я не найду место для всех моих животных. Мне не было важно, смогу ли я их продать, я только хотел, чтобы они жили в хорошем месте. А этот полицейский повесил замок и сказал, что я должен съехать немедленно. Я пытался объяснить, что некому будет кормить животных, что они умрут с голода, но он и слышать не хотел и… В общем, я поступил опрометчиво и… поплатился за это. Боль в его голосе рассказала больше, чем слова. Стейтвилльская тюрьма — суровое место. Особенно для такого доброго и сострадательного человека, как Рэй. — Никогда больше, — сказал он скорее себе, чем мне. — Никогда больше я не допущу подобного. Снова повисла тишина. На этот раз я не стала ее прерывать. Док всхрапнул и проснулся. Он поежился и вспомнил, где находится. Извинился, еще раз поблагодарил Боба за все, что тот сделал, и поковылял к дому. Я провожала его взглядом, пока он не скрылся в темноте. Видимо, ему не впервой искать дорогу домой пьяным. В какой-то момент Поли и Винсент присоединились к музыкантам, их голоса влились в пьяное пение. Вскоре Сэм Ли попрощался и пошел спать.