Стражники построили преступников в колонны по двое, сковали их друг с другом тяжелыми цепями и погнали вперед дубинками. Судья приказал старшине Хуну проводить барышень Абрикос и Голубой Нефрит до первого двора и отправить в судебную управу в его личном паланкине. Затем он подозвал Цзяо Тая. — Когда по городу разнесется весть обо всем этом, я боюсь, что толпа захочет расправиться с монахами. Скачи скорее к начальнику гарнизона, передай ему, чтобы он направил кавалерию с копьями и лучников на конях для защиты этих негодяев. Солдаты находятся в двух шагах от судебной управы и прибудут туда раньше арестованных. Пусть окружат загородку двойным кордоном. Когда Цзяо Тай поспешно вскочил на коня, генерал Бао заметил: — Мудрая предосторожность! — Господа, — сказал судья Ди свидетелям, — я сожалею, но вынужден попросить вас уделить мне еще некую часть вашего драгоценного времени. В храме Безграничного милосердия много золота и серебра. Мы не можем уехать отсюда, не составив опись и не опечатав ценные предметы в вашем присутствии. Вероятно, высшие инстанции прикажут конфисковать все имущество монастыря, и, учитывая такую возможность, мне нужно приложить опись к своему докладу об этом деле. У казначея, несомненно, список имеется, но надлежит сверить все предметы. Сверка займет несколько часов, и, прежде чем приступить к этой работе, предлагаю пойти в трапезную и подкрепиться. Стражника послали на кухню с необходимыми указаниями. Все покинули террасу и направились к обширной трапезной во втором дворе. Зеваки топтались в первом дворе, продолжая проклинать монахов. Судья Ди извинился перед свидетелями за то, что уклоняется от обязанностей хозяина и ради экономии времени позавтракает со своими помощниками, чтобы дать им дальнейшие указания. Пока генерал Бао, судья Вань и главы двух гильдий состязались в вежливости, решая, кому надлежит занять место во главе стола, судья Ди сел за стол поменьше со старшиной Хуном, Дао Ганем и Ма Жуном. Двое послушников поставили перед ними чаши с рисовой кашей и маринованными овощами. Некоторое время все четверо молча ели, но как только послушники удалились, судья произнес с виноватой улыбкой: — Боюсь, что в последние недели вам приходилось трудно со мной, особенно тебе, старшина! Теперь я наконец могу все вам рассказать. Доев кашу, он положил ложку на стол. — Тебе было очень не по себе, Хун, когда я принял взятку этого жалкого монаха. Три золотых слитка и три серебряных! Хотя в тот момент я еще не продумал до конца план действий, я догадывался, что скоро мне понадобятся средства для его осуществления. Вам известно, что у меня нет других доходов, кроме жалованья, а взять их в казне суда я не решался, поскольку осведомители настоятеля могли узнать об этом и насторожиться. Но получилось так, что эта взятка полностью обеспечила меня именно той суммой, в которой я нуждался для расстановки своего капкана. Два золотых слитка пошли на выкуп двух девушек из дома, где они находились на содержании. Третий я передал барышне Абрикос с тем, чтобы она оплатила им ночевку в храме. Один серебряный слиток я отдал управляющему судьи До, наместника округа Цзиньхуа, который устроил выкуп девушек, часть пошла на оплату их проезда до Пуяна. Второй серебряный слиток был отдан моей Первой жене, чтобы она смогла одеть их подобающим образом, а также нанять два роскошных паланкина, в которых вчера вечером они приехали в храм Безграничного милосердия. Так что, старшина, пусть это больше тебя не тревожит. Судья заметил облегчение на лицах своих помощников и улыбнулся: — Я выбрал этих девушек, потому что сразу же увидел их достоинства, что делают крестьян той силой, на которой держится наша славная империя. Эти достоинства столь значительны, что их не смогла вытравить даже их печальная профессия. Увидев их, я понял, что если они согласятся мне помочь, то все получится как задумано. И они, и моя Первая жена думали, что я приобрел их в качестве наложниц. Я скрыл правду, потому что боялся, что и среди слуг могут быть осведомители настоятеля. Затем мне пришлось подождать, пока барышня Абрикос и ее сестра свыкнутся с новым образом жизни и смогут справиться с ролью высокопоставленной дамы и ее сестры. Благодаря стараниям моей Первой жены барышня Абрикос чрезвычайно быстро добилась успехов, и поэтому я начал действовать. Поймав палочками несколько кусочков овощей, судья посмотрел на старшину: — Итак, вчера, расставшись с тобой, старшина, я направился в покои девушек и рассказал им о своих подозрениях касательно того, что происходит в храме Безграничного милосердия. Я спросил у барышни Абрикос, согласится ли она помочь мне разоблачить настоятеля, и дал ей возможность отказаться, поскольку в запасе у меня был второй план, который не требовал ее участия. Однако она немедленно согласилась, сказав мне, что не простит себя, если упустит случай уберечь других женщин от развратных негодяев. Я попросил ее с сестрой переодеться в свои самые красивые платья, сшитые по заказу моей Первой жены, и накинуть на них мантии буддийских монахинь. Затем им следовало незаметно выйти через заднюю дверь из суда и на рыночной площади нанять два лучших паланкина. Прибыв в храм, барышня Абрикос должна была рассказать, что она наложница одного высокопоставленного столичного чиновника, чье имя непременно должно остаться в тайне. Что его Первая жена очень ревнует к ней, а она сама боится охлаждения со стороны своего мужа. И будто бы она приехала в храм Безграничного милосердия, потому что это ее последний шанс: у ее господина нет детей — если бы она смогла родить ему сына, ее положение стало бы прочным. Судья Ди на мгновение замолчал и заметил, что его помощники почти не притронулись к еде, слушая его. — Это хорошая, вполне правдоподобная история, но я знал, до какой степени подозрителен настоятель, — продолжал судья, — и опасался, что он не согласится ее принять из-за отказа сообщить свое настоящее имя. Поэтому я предложил барышне Абрикос сыграть на двух его главных слабостях, а именно: на жадности и похоти. Она должна была предложить ему золотой слиток и дать понять, что находит его привлекательным. В заключение я объяснил, что ей делать, пока она будет бодрствовать. Я не сбрасывал со счетов чудотворную силу богини. После того как Дао Гань не смог обнаружить тайного входа в покои, я сам был почти готов в это поверить. Дао Гань смущенно опустил голову. Судья снисходительно улыбнулся. — Так вот, я предупредил барышню Абрикос, что если ей действительно явится богиня, она должна пасть перед нею ниц и поведать всю правду, сказав, что ответственность за ее обман несет наместник округа. Если же в павильон проникнет простой смертный, следует любым способом узнать, как он это сделал. Дальше ей надлежало действовать по обстоятельствам. Еще я передал Абрикос коробочку с бальзамом для губ и объяснил, зачем он ей понадобится. Незадолго до рассвета барышне Голубой Нефрит следовало тайно выйти из гостевых покоев и дважды постучать в дверь павильона. Если бы в ответ прозвучало четыре удара, это значило бы, что мои подозрения беспочвенны. Если же ее сестра стукнула бы три раза, это значило бы, что они оправдались. Остальное вы знаете. Ма Жун и Дао Гань зааплодировали, но старшина Хун выглядел обеспокоенным. Немного поколебавшись, он все-таки спросил: — Когда ваша честь поделились со мной тем, что я счел окончательным вашим решением относительно храма Безграничного милосердия, вы сказали фразу, которая продолжает меня тревожить. А именно, что даже если бы нашлись неопровержимые доказательства дурного поведения монахов, даже если бы они признались, это не помешало бы буддистам во власти вмешаться и закрыть дело. Как быть с этим? Судья Ди нахмурился и погладил бородку. В это мгновение снаружи послышался стук копыт. Через несколько секунд в трапезную вбежал Цзяо Тай. — Ваша честь, во всей казарме я нашел лишь четырех солдат! — воскликнул он. — Остальные еще вчера были отправлены в Цзиньхуа по срочному приказу его чести губернатора. Возвращаясь сюда, я ехал мимо загородки, где содержатся заключенные. Толпа из нескольких сотен человек вот-вот ворвется в нее! Все стражники укрылись в судебной управе! — Какое несчастливое совпадение! — сокрушенно покачал головой судья. — Надо поскорее возвращаться в город! Он объяснил обстановку генералу Бао и поручил ему сделать опись вместе с главой гильдии ювелиров. Бывшего судью Ваня и господина Вэня он попросил отправиться с ним. Вместе с Хуном судья Ди поднялся в паланкин генерала, его спутники заняли собственные паланкины, Ма Жун и Цзяо Тай вскочили на коней, и процессия направилась в город так быстро, как могли идти носильщики. Когда они въехали на главную улицу, то увидели, что она заполнена людьми, которые, увидев судью, стали кричать: «Да здравствует наш судья! Тысячу лет жизни его чести судье Ди!» По мере приближения к судебной управе толпа поредела, и когда они завернули за северо-восточный угол ограды, их встретила зловещая тишина. Частокол был разрушен в нескольких местах, на земле лежали изуродованные останки двадцати преступников, которых растерзала обезумевшая толпа. Глава 19 Судья Ди составляет суровое предупреждение горожанам; он отправляется в храм высшей мудрости Судья не стал выходить из паланкина, одного взгляда на груду окровавленных тел было достаточно, чтобы убедиться в том, что здесь бессмысленно искать выживших. Он приказал носильщикам двигаться дальше. Восемь перепуганных стражников открыли двустворчатые ворота судебной управы и сразу же упали на колени перед паланкином судьи. Один из них начал тщательно подготовленную речь с мольбой о прощении, но судья прервал его: — Вы не виноваты, вас всего восемь, и вы не смогли бы сдержать такую толпу. Эту задачу должны были выполнить всадники, за которыми я послал, но, к несчастью, они не смогли прибыть. Он вылез из паланкина, его примеру последовали судья Вань и господин Вэнь. Помощники судьи соскочили с коней, и все прошли в кабинет наместника округа. На столе лежала кипа писем, прибывших в отсутствие судьи. Он взял большой конверт с печатью губернатора провинции. — Вероятно, это официальное извещение об отбытии гарнизона, — сказал он судье Ваню. — Я прошу вас убедиться в этом лично. Старый судья сорвал печать. Пробежав глазами письмо, он утвердительно кивнул и вернул документ судье Ди. — Скорее всего, это письмо было доставлено вчера вечером, после моего отъезда из судебной управы на срочное и секретное расследование, — заговорил судья. — Ночь я провел в небольшой гостинице «Восемь бессмертных» в северном районе города. Сюда я вернулся до восхода солнца, но был вынужден сразу же отправиться в храм Безграничного милосердия и даже переоделся в паланкине, не заходя в кабинет. Я буду очень вам признателен, господин Вань, и вам, господин Вэнь, если вы допросите по этому поводу моих слуг, хозяина «Восьми бессмертных» и солдата, который доставил послание губернатора. Я хочу приложить эти показания к докладу, чтобы никто не смог сказать, что гибель несчастных преступников произошла из-за моей небрежности. — Недавно я получил письмо от старинного друга из столицы, — ответил судья Вань, кивнув, — он сообщает мне, что буддисты приобрели большое влияние в правительственных кругах. Я уверен, что там будут изучать ваш доклад с таким же вниманием, с каким они читают свои сутры. Обнаружив малейший недочет, они уцепятся за него и воспользуются шансом опорочить вас перед правительством. — Разоблачение злодеев, — сказал глава гильдии плотников, — это радостная новость для всех жителей Пуяна, и все мы чрезвычайно признательны вашей чести. Тем не менее я глубоко сожалею о том, что возмущенная толпа повела себя беззаконным образом. Я покорнейше прошу господина судью простить моих сограждан. Судья Ди поблагодарил обоих свидетелей, и они ушли собирать нужные показания. Оставшись один, он взял кисточку и принялся составлять обращение к жителям Пуяна. В нем самым строгим образом осуждалось убийство монахов, поскольку только государство имеет право наказывать преступников. Он предупредил, что с этого момента каждый акт насилия будет караться казнью на месте. Поскольку все писцы были в храме Безграничного милосердия, судья поручил Дао Ганю сделать пять копий его обращения крупными иероглифами. С искусством подлинного каллиграфа он сам также сделал еще пять. Поставив красную печать суда на эти документы, он попросил старшину Хуна развесить их на воротах суда и в разных местах в центре города. Он также приказал ему проследить за тем, чтобы останки двадцати монахов были помещены в корзины для их последующей кремации. Когда тот отправился исполнять полученные приказания, судья сказал Ма Жуну и Цзяо Таю: — Насилие порождает насилие. Если мы немедленно не примем нужные меры, могут произойти новые бесчинства. Бандиты начнут грабить лавки. Если преступники разгуляются, без гарнизона в городе порядок будет трудно восстановить. Я снова сяду в паланкин генерала и поеду по главным улицам, чтобы мой вид напоминал всем о неприемлемости беспорядков. Вы оба будете сопровождать меня на конях, с луками, любой нарушитель общественного порядка должен быть застрелен. Сначала они отправились в храм Хранителя города. Процессия состояла лишь из судьи в паланкине, Ма Жуна и Цзяо Тая, гарцевавших с обеих сторон, двух стражников впереди паланкина и двух, замыкавших шествие. Судья в своей официальной мантии был хорошо виден людям. Они почтительно и безмолвно расступались перед паланкином, но приветствий никто не кричал. Чувствовалось, они стыдятся того, что недавно совершили. Прибыв в храм, судья возжег благовония и в горячей молитве просил божество простить жителям осквернение города. Хорошо известно, что бог-покровитель города ненавидит кровопролитие на той земле, которую он оберегает. Именно по этой причине место казней всегда находится за городскими воротами. Затем судья отправился в храм Конфуция, где воскурил благовония перед каменными табличками с именами Бессмертного мудреца и его учеников, а оттуда отбыл в храм бога войны, где также помолился. На улицах царило спокойствие. Люди только что прочитали воззвание судьи, и ни малейшего признака беспорядков не было заметно. Вся ярость толы выплеснулась на монахов. Убедившись, что волнений можно больше не опасаться, судья Ди вернулся в управу. Вскоре из храма Безграничного милосердия со всеми работниками суда прибыл генерал Бао. Он протянул судье опись ценностей и доложил, что найденные в монастыре деньги и драгоценные изделия помещены в сокровищницу храма, а на ее двери наложены печати. Кроме того, генерал проявил инициативу: он послал за копьями и мечами из своего личного оружейного хранилища и велел раздать их своим людям и стражникам суда, охранявшим храм. Старый воин был в прекрасном настроении и, похоже, наслаждался этим неожиданным перерывом в однообразной жизни отставного военного. Прибыли и господа Вань и Вэнь. Они проверили все сообщенные судьей факты и заявили о готовности засвидетельствовать, что судья не мог знать содержание письма о передвижении войск. Затем все прошли в большой приемный зал, где их ждали разнообразные напитки и угощение. Когда стражники принесли дополнительные столы и стулья, все сели, и под руководством судьи Ди был составлен подробный отчет о событиях того дня. Каждый раз, когда это было необходимо, писцы записывали показания свидетелей. Барышни Абрикос и Голубой Нефрит были вызваны из своих покоев, чтобы подробно рассказать о своем приключении и оставить отпечатки больших пальцев на его записи. Судья Ди добавил особый абзац, в котором объяснял, что поймать тех, кто убил монахов, невозможно, поскольку в толпе было несколько сотен человек. Поскольку народный гнев был справедлив и беспорядков после этого не последовало, судья в заключение почтительно советовал не принимать мер против жителей Пуяна. Уже настала ночь, когда доклад и все сопроводительные бумаги были наконец готовы. Судья Ди пригласил генерала, судью в отставке и двух глав гильдий разделить с ним вечернюю трапезу. Неутомимый генерал был готов принять приглашение, но остальные трое попросили их извинить, потому что очень устали после этого длинного трудного дня. Несколько огорченному генералу пришлось тоже отказаться от приглашения. Судья проводил их до паланкинов и еще раз поблагодарил за помощь. Потом он переоделся и пошел в свои покои. В главном зале он увидел праздничный стол, за которым главенствовала его Первая жена, а рядом с ней сидели Вторая и Третья жены, а также барышни Абрикос и Голубой Нефрит. Все пятеро поднялись, чтобы приветствовать его. Он сел во главе стола и, смакуя вкусные блюда, радовался сердечной атмосфере своего дома, которой ему так недоставало в последние недели. После того как со стола убрали и разлили чай, судья сказал барышням Абрикос и Голубой Нефрит: — Составляя сегодня днем свой доклад, я попросил, чтобы четыре золотых слитка из числа конфискованных в храме Безграничного милосердия были вручены вам. Это было бы скромным вознаграждением за помощь, которую вы оказали мне в этом деле. В ожидании одобрения моего предложения я направлю официальное письмо наместнику вашего родного округа с просьбой разыскать ваших родителей. Может быть, они еще живы. Если нет, то другие члены вашей семьи будут, несомненно, рады вас приютить. Когда в Хунань будет отправляться военный отряд, я устрою, чтобы вы поехали с ним. Улыбнувшись девушкам, судья продолжал: — Я передам вам рекомендательное письмо для местных властей. Благодаря вознаграждению от правительства вы сможете приобрести землю или же открыть небольшую лавку. Несомненно, ваша семья со временем найдет вам достойных супругов. Обе сестры встали на колени перед судьей и в знак признательности несколько раз коснулись лбами пола. Вскоре после этого судья попрощался со своими женами и барышнями и отправился обратно в свой кабинет. Когда он шел к главному входу по коридору, он услышал за спиной шаги. Оглянувшись, судья увидел Абрикос. Она поклонилась, опустив глаза, но ничего не сказала. — Ну же, Абрикос, если я могу еще что-то для вас сделать, не стесняйтесь, говорите! — Мой господин, — тихо заговорила она, — это правда, что сердце всегда тоскует по родным местам. Но раз уж милостивая судьба передала нас под вашу защиту, нам очень не хочется покидать этот дом, который теперь так дорог нам. И поскольку ваша Первая жена сказала, что была бы рада, если бы... Судья поднял руку и, улыбаясь, прервал ее: — Сначала встреча, потом расставание — так все устроено в этом мире! Скоро вы поймете, что быть Первой женой почтенного крестьянина в вашей деревне — гораздо более счастливая доля, чем быть Четвертой или Пятой женой наместника округа. А пока дело не закрыто, ваша сестра и вы можете считать себя гостями моего дома. Судья поклонился девушке и позволил себе думать, что прозрачные капли, блеснувшие на ее щеках, — это отблеск лунного сияния. Придя в главный двор, он увидел, что всюду еще горит свет. Вероятно, писцы переписывали набело доклад, подготовленный судьей. Он застал старшину Хуна и трех помощников в своем кабинете, они слушали отчет начальника стражи, который по приказу старшины только что обошел сторожевые посты, расставленные вокруг усадьбы Линь Фана. Однако ничего особенного за это время там не произошло. Судья отослал начальника стражи и, усевшись за стол, просмотрел недавно присланные документы. Отложив в сторону три письма, он сказал старшине: