Султан встал, потянулся, прошелся по камере и громким фальшивым голосом пропел: «Не дождалась меня маруха, отвергла враз мою любовь!» Это был условный знак, обозначавший, что Султан свое дело сделал, все, что требовалось, у Мишки выведал, наставил его на путь истинный, а значит, пора его, Султана, из камеры вынимать. Отпускать на волю, иначе говоря. 30 … – Вот такая, стало быть, история с продолжением, – подытожил свой рассказ Султан. – Карта сдана, у нас козыри, а у того, кто напротив, сплошная шваль. Нечем ему играть, а блефовать он не умеет. Одним словом, селянин! Не нам, графьям, чета! – Думаешь, начнет колоться? – спросил Вахитов. – А то! С этим Кряком дело ясное. Расколется, как грецкий орех. Будет умолять, чтоб его выслушали. Другое дело – этот упырь. Ну, который заказчик… Вот с ним-то, думаю, вам придется повозиться. Ведь прямого-то заказа на убийство не было. И в случае чего он станет утверждать, что этот Кряк просто неправильно его понял. Да и с оплатой скорбного труда Кряка не все так просто. Кто видел, как этот упырь с ним расплачивался? Никто. И поди докажи… Да и я не подкачу к такому-то. Разной мы с ним масти. – Это точно, – согласился Гуров. – Тут придется подумать… – Ну, думай, – улыбнулся Султан. – На то ты и полковник из Москвы. А я пойду. Если что, я к вашим услугам. За некоторое, так сказать, вознаграждение. Вахитов сделал знак рукой – дескать, все я помню и все исполню в нужный срок. С тем и распрощались. – Ну что, будешь добивать Мишку? – спросил Вахитов у Гурова. – Успеется. Пускай посидит и помучится чувством глубокого раскаяния, – сказал Лев Иванович. – У нас это называется так: яблочко должно дозреть и само упасть к ногам, – сказал Вахитов. – Что-то в этом роде, – улыбнулся Гуров. – Короче, пускай посидит. А я на какое-то время отлучусь. Отлучиться Гуров должен был на встречу с Крячко. Станислав уже был в городе и позвонил товарищу: так, мол, и так, я вернулся, встречай с фанфарами, нахожусь в той же самой гостинице, что и до отлета, и все так же по соседству с твоим номером. Встретились, пожали друг другу руки, сели в кресла. – Ну, рассказывай, – произнес Гуров. – Вначале – ты мне, а уж потом – я тебе. – Рассказываю, – с готовностью согласился Крячко. – Знаешь ли ты, какую женщину я там встретил в этом самом Прокопьевске? Не женщина, а сладкая бездонная пропасть! Нырнуть бы в эту пропасть, закрыть глаза, и пропадай весь мир пропадом. – Что ж не нырнул? – улыбнулся Гуров. – Ну да, – подчеркнуто обиженным тоном произнес Крячко. – С тобой, пожалуй, нырнешь… А на кого бы я тебя оставил? Ведь ты же без меня пропадешь со своим идеализмом. – Пропаду, – очень серьезно ответил Лев Иванович. – Вот видишь… А женщина между тем удивительная. Никогда не встречал такой. Манящая загадка, а не женщина… И знаешь, кто она по жизни? Гражданская жена Пантелеева, чье убийство мы расследуем. Он, видишь ли, намеревался ее осыпать бриллиантами и укутать в меха. Оттого и подался в эту чертову Антонову Балку, рассчитывая там разбогатеть. А ей, вообрази, никакие бриллианты и меха и не нужны. Так она мне и сказала. Загадочная, в общем, женщина. – Ну а кроме воспоминаний о той загадочной женщине ты что-нибудь еще привез? – спросил Гуров. – Привез все, что сумел добыть непосильным трудом сыскаря, – ответил Крячко. – Вот протоколы допросов и прочая бумаженция. А теперь слушай, что я поведаю тебе на словах… И Крячко рассказал о результатах своей поездки в Прокопьевск. – Действительно, мелодрама, – подытожил Гуров, когда Станислав умолк. – Сколько лет сталкиваюсь с чужими смертями, а не могу привыкнуть к тому, насколько все они разнообразны. – А и не надо привыкать, – сказал Крячко. – Потому что привыкнуть означает перестать замечать это разнообразие. И тогда очень скоро превратишься в этакого полицейского сухаря, можно сказать, киборга без чувств и эмоций. Не знаю, как ты, а я к своим эмоциям отношусь трепетно. – Теперь ты послушай о моих достижениях… Рассказ Гурова длился недолго. Когда он закончил, Крячко сказал: – Ну, с этим Мишкой и вправду все ясно. А вот что ты будешь делать с Вороновым? И второй вопрос: что теперь делать мне? Я-то получаюсь вроде как бы не при делах. – Как же, размечтался. Он, видите ли, не при делах. Пока отсыпайся, а вечером будем строить планы относительно Вороновых. Ну а дальше жизнь покажет. А я пока пойду общаться с моим закадычным дружком Мишкой Кряком. – Слушай, – вспомнил Крячко, – а ты и вправду не собираешься давать законный ход случаю с пиковиной? Ведь он, гад, чуть тебя не порешил! – Ну, если пообещал, то, конечно же, никакого законного хода делу я давать не буду. Мишке и так большой срок припаяют, так что ни к чему еще и нападение на полицейского ему вменять. Да и если бы мы с тобой давали ход каждому такому случаю, то… – Дальше можешь не продолжать, – сказал Станислав. – Потому что дальше последует твой фирменный идеализм, после которого мы начнем припоминать все наши пиковины, ножи, наганы и даже то, как меня однажды окатили помоями из ведра… Помнишь такой факт? – Еще бы, – улыбнулся Гуров. – Такое не забывается. Ну, я пошел. 31 Как и предполагалось, Мишка Кряк рассказал на допросе Гурову все, что только мог припомнить из своего кровавого приключения. Затем долго и старательно писал явку с повинной и клялся Гурову, что не откажется от своих показаний ни на допросе у следователя, ни в суде. Но взамен потребовал у Гурова, чтобы он выполнил два условия. Первое – дал гарантии, что его, Мишку, никто в тюрьме и пальцем не тронет, а особенно Воронов. И второе – не сажать в тюрьму Ленку Гармонистку, потому что она о его преступлении не знала и не ведала, и вообще Мишка ее любит давней и крепкой любовью, и потому ему будет нелегко знать, что его любимая тоже в тюрьме. Гуров, разумеется, пообещал и первое, и второе. Когда приободренного и повеселевшего Мишку Кряка увели, Лев Иванович зашел в кабинет к Вахитову. – Ну что? – спросил Вахит Мажитович. – Рассказал, написал, покаялся, прослезился, – коротко ответил Гуров. – Будем считать, что убийца нам известен. Теперь бы с заказчиком разобраться… – И что думаешь делать? – спросил майор. – Хочу еще раз напроситься к милому семейству в гости, – ответил Гуров. – Теперь-то мне есть что сказать Вороновым. Так что, думаю, на этот раз не прогонят. Вот только… – Гуров умолк и с хитрецой глянул на Вахитова. – А что? – недоуменно спросил майор. – Понимаешь, какое дело… Я-то, конечно, знаю, что и как сообщить Вороновым и в какой последовательности, и даже каким тоном. Но все же есть в моих стратегических построениях один существенный изъян. Вот ведь какая беда! – Ну, заходил вокруг да около, – рассмеялся Вахитов. – Давай-ка говори конкретнее, что тебе от меня надо? – Тут вот какое дело, – сказал Лев Иванович. – Многое мне ведомо об этих Вороновых, а вот самого-то важного я и не знаю. Так, лишь в общих чертах, из твоих общих фраз и недосказанных слов… – А, ты вот о чем! – догадался Вахитов. – Мог бы сказать и точнее. А то ходишь вокруг меня, как вокруг девки – все намеками да полунамеками. Почему ты думаешь, что у меня на этих Вороновых есть что-то конкретное? А может, ничего, кроме общих фраз, у меня и нет? – У тебя да нет! – покачал головой Гуров. – А у кого еще, как не у тебя? – Льстишь? – прищурился Вахитов. – Ничуть, – сказал Гуров. – Просто – знание людей. Ну, и психология. – У вас в Москве все такие психологи? – Нет, только я один, – самым серьезным тоном ответил полковник. И они рассмеялись. А отсмеявшись, Вахит Мажитович сказал: – Есть у меня на этих красавцев кое-что, не без этого. Да и как не быть, коль почти все их делишки на виду? И не боятся, и не смущаются. Просто-таки хозяева жизни, и все тут! В общем, материал есть. Собирал, сортировал, анализировал, делал выводы и надеялся, что наступит случай, когда он кому-то, зачем-то и как-то пригодится. – Можешь считать, что этого случая ты дождался, – серьезным тоном произнес Гуров. – Неужели? – спросил Вахитов, и в его голосе чувствовалось больше недоверия и усталости, чем радости. – Давай свои документы, – махнул рукой Гуров. – Будем разбираться. – Кому-то другому, наверно, не дал бы, – сказал майор. – Но тебе – дам. – Льстишь? – усмехнулся на этот раз Гуров. – Нет, – ответил Вахитов. – Просто я знаю людей. Ну и еще – психология. – И много здесь у вас таких психологов? – Нет. Только я один. И они опять дружно рассмеялись. – Подожди меня здесь, – сказал Вахитов. – Я – за доказательствами. Ну что ты на меня смотришь? Уж не думаешь ли ты, что я держу документы здесь, в этом сейфе? Нет, они в другом месте. Могу даже объяснить почему. – Не надо, – сказал Гуров. – Потому что и так все понятно. Ничего, прорвемся. Просто сейчас такое время. А на самом деле это мы – хозяева, а не они.