– Ну это да… да! А Хайдарову-то как повезло! Если бы не ты – прямо тут и закопали бы. За что это они так на него взъелись-то все? Лев Иванович пожал плечами. – Ну ладно, медицине это неинтересно. Так-с, а теперь – где тут у вас море? Заключение столичного судмедэксперта отправилось в дело, а копия – прокурору, наряду с показаниями свидетелей, в том числе и полковника Гурова. – Полагаю, этого хватит, – сказал Лев Иванович, взвешивая на руке папку. Бэла сияла: – Лев Иванович, данные-то со смартфона стерты, а я вот детализацию звонков Арутюнова получила, может, там что интересное есть? Гуров смотрел на девочку с почти отцовской гордостью. Редкая красавица, а теперь еще и умница. Вот что значит грамотное и деликатное руководство. – Очень предусмотрительно, Бэлочка. Только теперь-то они особо ни к чему. Или там что-то есть? Дай гляну. Номера, номера, Алташины звонки… Так. А это что? Немало строчек в списке недавних переговоров занимал хорошо знакомый номер, с визитки Стаса-младшего, Мартынова. Лев Иванович поморщился и сказал, мол, нет ничего из ряда вон выходящего и подозрительного. …После освобождения Гурову нанес визит сам Хайдаров – уже в маске, белой рубахе, отмывшийся, совсем не похожий на нарушителя спокойствия и сеятеля раздоров. Он был в компании с пресловутой Алташей, она же Танька-рыжая. В самом деле, огненная, даже через платок на голове видно, а глаза хоть и не поднимает, а все равно видно, что сучьи, зеленые, раскосые. Впрочем, одета она была исключительно скромно, в тряпки в пол, открыты лишь кончики пальцев на руках и ногах. – Я звонила ему, – оправдываясь, тихо говорила она, – просила, уговаривала вернуться, пожалеть сына. Вы знаете, Рустам очень добрый был, детей любил, много хорошего делал, жертвовал на благотворительность… Хайдаров только глазом косым глянул, дернул черными бровями – Татьяна немедленно замолчала и вышла. – Спасибо, что поверили. Дядя Якуб все рассказал, – говорил он, глядя, как говорится, искоса и низко голову наклоня – иначе не мог, все лицо у него было в скобках и швах, – спасибо, что помогли. Если бы не вы, так и пропал бы ни за грош. Объяснишь тут… ну не мог я убить отца собственного сына! Только им-то все до лампочки. Я-то из Москвы свалил, думал дома отсидеться, среди своих, а оно вон как повернулось. А теперь так давайте: я договорился, вашу машину с лодкой надежный человек на эвакуаторе до самой Москвы довезет. Вы на самолете, билеты вот, – протянул он бумаги. – Ты сам как эвакуироваться собираешься? Я ж так понимаю, весь район на тебя зуб имеет. – Пустяки. Через перевал в Ставрополье, а потом в Чечню. Там пристроимся, не бросят. – Через перевал? – переспросил полковник, думая, что ослышался. – Ну да, на лошадках. Тут недалеко, по ущелью, вверх и направо. А в горах безопасно. Там все еще нормальные люди живут. – Послушай, чемпион, брось краски сгущать. Лучше расскажи, как тебя угораздило навести панику на весь спортивный мир? Как это там – сорок боев, семь поражений? Ты, между прочим, свел с ума не только земляков, но и подающего надежды правоведа. Избитое лицо Хайдарова дернулось и перекосилось еще больше. – Покажу лучше, – буркнул он. Гуров попытался деликатно воспротивиться: – Слушай, может, не надо? Я все равно ничего не пойму. – Это нарезка, недолго. – Хайдаров достал смартфон, повозил узловатыми пальцами по экрану и запустил видео. В самом деле, зрелище было не ахти, не на «Оскар». В первом раунде Ваня Иванов, который шестьдесят пять кило, семь боев и семь поражений, просто нарезал круги и с горестным писком пытался уйти от атак, а лысый и злой Хайдаров старался скрутить его в бараний рог, то и дело ныряя в ноги. Когда Ване не удавалось уйти, сбивал в партер, придавливал всем весом и коварно работал локтями. Во втором раунде Ваня лишь имитировал сопротивление, смирно и послушно падая и валяясь под Хайдаровым. В третьем раунде и тот и другой подустали, темп замедлился, но Хайдаров все равно выглядел свежее. И вдруг на отметке 4:30 Рамазан скукожился, обмяк так, как будто у него вынули позвоночник. Даже глаза, казалось, смотрели в разные стороны. Двигался, как зомби, норовя повиснуть на противнике. Ваня, осмелев, начал активно работать кулаками по Хайдарову, как по груше. Рефери почему-то не останавливал бой, в итоге Хайдаров просто упал и затих. Немедленно подбежали люди с чемоданчиками, достали кислородную маску. Гуров обратил внимание на часы: не менее пяти минут прошло, прежде чем Хайдаров открыл глаза. Счастливый Иванов лепетал что-то в микрофон о том, что был бы рад повторить свой триумфальный триумф, благодарил всех за внимание и поддержку. – Ну, дальше вы знаете, – мрачно сказал Рамазан, выключая телефон. – Как уже было сказано, я в ваших делах ничего не понимаю. Но, без обид, выглядит так, как будто ты улегся сам. – И все равно обидно, – подумав, признался Хайдаров, – еще больше обидно, что никому ничего не докажешь. Вот если бы вскрытие, то да. Вам-то я скажу, что теперь: «короной» я болел, но никто не знал, никому не говорили. А то бы заперли на карантин, а бой-то как? Мы же все думаем: только для стариков «корона» опасна, а нам что, молодым да здоровым. Чаю горячего, тарелку бешбармака – и порядок. Тренировался, как обычно, только бешбармака не ел, поскольку Руслан… это тренер мой… диету сказал соблюдать, особенную, и спать побольше. А я хотел постоянно спать. Тяжело было: шевельнешься – и пот градом, дышишь через раз, чаю выпьешь – и вытирай со лба, что выпил. Ну а как не поел перед боем пятнадцать часов, так и совсем скис. Вышел на адреналине, два раунда провел, а потом как будто мешок на голову надели и затянули на шее. – Ты бы лучше врачей слушался, а не тренеров, целее был бы. И чего голодал-то, да еще перед боем, неужто вес сгонял? – Нет, – ответил Хайдаров, потирая живот, плоский, как гладильная доска, – тренер приказал. – Что ты прямо все на него валишь, как на покойника. Сам-то что ж, без головы? Взял бы да поел. Хайдаров посмотрел на Гурова так, как будто тот говорил на древнеяпонском: – Лев Иванович, с Русланом не спорят. Не принято. Он умнее, к тому же тренер. – Ну-ну. Однако, увидев Руслана вживую, Лев Иванович понял, что в самом деле не очень-то поспоришь с этим карликовым диктатором. Вдвое меньше брата, с торчащими ушами и выдающимся носом, он источал самоуверенность. В целом признавая свои локальные недоработки, глобально настаивал на своем святом праве решать любой вопрос относительно Рамазана, как связанный, так и не связанный со спортом. (Были серьезные основания полагать, что единственный вопрос, по которому младший брат восстал на старшего, – это женитьба на рыжей Таньке.) Глупую идею морить голодом борца перед боем Руслан объяснил следующим образом: – Я это все, уважаемый Лев Иванович, не от себя взял. В Интернете много копался, переводил со словарем, с уважаемыми людьми советовался – никак, видите ли, Рамазанчик не давал результат. Тут еще зараза эта напала, а бой уже на носу, не отменять ведь. Ва, скажут, врачи запретили, как маленькому. Как на заказ, и попалось мне это видео с диетой. Сейчас покажу. Сыщик обреченно вздохнул и приготовился снова пострадать ради дела. И этот видеоматериал, как оказалось, не тянул на «Оскар». Под бодрую, энергичную музычку охваченный непонятным энтузиазмом тщедушный очкарик что-то вещал на английском, а внизу шли титры на русском. Если отбросить восторженные междометия и восклицательные знаки, их суть сводилась к следующему: хочешь есть – ложись спать, и проснешься победителем. – Лев Иванович, – подала голос Бэла, – а ведь говорит он совершенно не про это. Руслан огляделся, как будто недоумевая, откуда голос и кто здесь. Увидел и немедленно окрысился: – Это еще кто? Почему знаешь? Неузнаваемая горянка фыркнула, вздернула подбородок, глядя на диктатора с неприязнью, эдакая освобожденная женщина Востока: – Потому что, в отличие от вас, как бы тренер, я все-таки имею высшее образование. А до института, представьте, не коз доила, а одиннадцать лет в школе отучилась. И в ней не била балду, не самоутверждалась за счет младших, а развивала богом данные способности. И мозги! Это вот, Лев Иванович, – продолжала она, обращаясь исключительно к Гурову, – реклама постельного белья, а сюда же впаян художественный гон о важности правильного режима сна. То же, что на титрах, – так вообще полная ахинея, не о том. – Внезапно, – усмехнулся Гуров. – Вы вот этого квазитренера спросите, откуда он эту чушь откопал. Какие такие «уважаемые» ему такое могли посоветовать? Нет таких. Вы спросите его, а то мне он не ответит. Посчитает ниже своего достоинства. Красный и злой, Руслан сверлил взглядом возмутительную адвокатессу, но лишь открывал и закрывал рот. А когда воцарилась выжидательная тишина, под добрым, задумчивым взглядом московского полковника засмущался, сник и все-таки признал, что ни с кем не советовался, словарей в глаза не видел, а щелкнул просто по объявлению наподобие: «Суперсушка от суперчемпионов. Жми!», которое пришло ему на электронную почту. Покопались в его ящике, порядком замусоренном, но ничего похожего так и не нашли. – Что и требовалось доказать, господа присяжные заседатели, – ядовито констатировала Бэла, – и концы в воду. Гуров постучал пальцами по столу: – Молодец, садись, пять. Не имей привычки добивать лежачего, нехорошо. А вы, Руслан, все-таки пересмотрите взгляд на свою собственную персону. Вот вы не посоветовались ни с врачами, ни даже со своим здравым смыслом и чуть не прикончили собственного брата, а то, возможно, и инвалидом на всю жизнь его оставили – и все из-за того, что поверили рекламе. Да, и еще обеспечили его званием позора рода, не так ли? Я ничего не упустил? Тот молча кивнул. – Вам, дорогой, хорошо бы тоже отсюда свалить куда подальше, – задушевно посоветовал Руслану полковник, – вы-то и есть виновник проигрыша. Главное, чтобы никто об этом не прознал, а то, знаете ли, тут все такие невежливые и нервные. Бэла фыркнула. На том и разошлись. Тепло простившись с адвокатессой, оставив ей свой номер телефона и пожелав новых успехов, Гуров пошел паковаться. За девушку он почему-то совершенно не беспокоился, с такими данными и характером еще вопрос, кто кого закопает в ближайшем ущелье. Собираясь в дорогу и готовя машину с лодкой к отправке, Гуров не заметил, как почти стемнело. Подоспело такси без шашечек, но «от Рамазана», чтоб везти Гурова в аэропорт. В автомобиле были двое спортивных ребят, вежливых и чисто выбритых. Вообще, все было провернуто четко, быстро и по-деловому, вот почему у Льва Ивановича было время предаться размышлениям. И, как следствие, его стали глодать два червя сомнения. Один, пожирнее, был порожден номером телефона Стаса Мартынова, обнаруженным в смартфоне самоубийцы, набившими оскомину буклетами «Играй по-королевски». Второй, похудее, но и позлее, – тем, что он, полковник Гуров, знал как минимум одного человека, который тоже выиграл от проигрыша Хайдарова. Помимо Крячко, который вне подозрений, видимо, еще кто-то мог желать такого же исхода поединка. «А с третьей стороны, какая мне разница? – раздраженно отмахнулся полковник от самого себя. – И так отпуск вылился невесть во что. Я сделал все, что мог, кто может – пусть пашет больше. Меня своя работа ждет». Ребята вели машину очень осторожно, с оглядкой, не отдаляясь от основного потока. Как раз когда миновали очередной перевал, зазвонил телефон, и Гуров увидел на дисплее еще один номер, который порядком намозолил ему глаза: Алташа. – Слушаю вас внимательно. Татьяна говорила очень тихо, быстро и как бы с оглядкой: – Простите меня, Лев Иванович, я никому не говорила, может, это нужно. Мы встречались с Рустамом перед его гибелью, сходили с ребенком в кафе, потом я оставила его на мать, ну и… вы понимаете? – Не мое дело, – мягко заметил Гуров. – Спасибо. Но когда мы курили у него в машине, Рустам признался, что за последний месяц-полтора кто-то регулярно делал крупные ставки на неожиданные результаты и выигрывал. Самую крупную поставили именно на то, что Рамазан проиграет. Кто-то сорвал просто огромный куш, и теперь Рустам сказал, что разорен – и со всеми вытекающими. Понимаете меня? Слышите меня? – Татьяна, я готов погоревать с вами, но по пунктам. Как проигрыш Рамазана мог разорить Рустама? Какими вытекающими? Алташа шепотом возмутилась: – Да вы что, с луны свалились? Вам что, неизвестно, кто такой Рустам Арутюнов? Вы что, не знаете, что за контора «Играй…», – не договорив, она разъединила связь. Должно быть, на горизонте замаячил грозный Хайдаров.