– Насмерть? – Конечно. – Шуточки у тебя. Гуров, ты невыносимо глуп. – Глуп, туп, – подтвердил полковник, – стало быть, ты замужем за тупицей? – Ну а что делать, раньше надо было смотреть. – Знаешь, я подумал, что меня прямо-таки разорвет, если я не позвоню тебе и не скажу, как я тебя люблю. – Если так, то, конечно, ты все правильно сделал. Не надо в себе такие важные вещи держать. – А то кто знает, может, и не увидимся больше. – Что ты говоришь такое? Он вкратце рассказал свою историю. Мария рассмеялась, но как-то невесело: – Злодеи сыщиков душат. Вас же злодей душил, господин полковник, не ревнивый муж? – Злодей, – подумав, заявил Гуров, – скорее всего… нет, точно. Пауза. – Слушай, у меня версия. Ты пьян? – Немного есть, а что? – Ты странный какой-то. И мне кажется, что даже в трубке ощущается аромат плова и коньяка. Я бы сказала, «Реми Мартин». – Вот это да-а-а-а-а, – протянул Гуров, сраженный наповал прозорливостью жены. – Я женат на ведунье, не иначе. А раз так, можно задам тебе вопрос? – Ну, попробуй, смертный! – Ты веришь в то, что от нас в этом мире ничего не зависит? – Ты не в себе, господин полковник. – А кроме этого, чисто женского тезиса есть какие-то доказательства? Мария помолчала, а когда заговорила, она была серьезна, и весьма: – Вы, человек с высшим образованием, находясь неподалеку от города Кёнигсберг, просто обязаны знать о таком странном человеке, как Кант. – Кант? – переспросил Гуров, думая, что ослышался. Мария терпеливо повторила: – Кант, Кант. Иммануил. Говорит тебе что-нибудь это имя или остатки университетского образования давно растворились в парах спиртного? – Обидно, но я стерплю. В каком смысле я должен вспомнить старика Канта? Неужели категорический императив? – Готова спорить, что ты и его не процитируешь своим заплетающимся языком. Нет, сейчас о другом. Старик Кант однажды заметил, что в нашем мире все подчиняется законам причинности. Камень по причине силы тяжести падает вниз. Волк задирает ягненка по причине голода. Река течет из источника и впадает в море, так? – Вроде бы так. – Вот такой принцип предопределенности, или детерминизма. А ну-ка, повтори! Гуров повторил. – Молодец. И в этом мире причин и следствий лишь человек, ничем и никем не понуждаемый, способен, хотя бы иногда, поступать совершенно свободно. Пусть хотя бы иногда, но человек не подчиняется закону причин и следствий. И что из этого вытекает? – Что? – То, что далеко не все в этом материальном мире зависит от нас. Но зависит очень и очень многое. Как тебе мой ответ? – Отрезвляет, – признал Гуров, – приводит в чувство. Послушай, а ты не могла бы принять решение поскорее вернуться? Мария засмеялась: – Я его давно приняла и очень скоро надеюсь тебя увидеть. Пока, господин полковник! И она дала отбой. Нет, назвать вояж удачным было нельзя. Фиаско с игрой. Глупый срыв в душевой, тупой и опасный. Такси, которое ехало час вместо сорока минут. Чудом успел на самолет. Уже погрузившись на борт, подышав и успокоившись, он занимался тем, что пил и скрежетал зубами. Ни того, ни другого он не делал очень давно. Примитив. Истерик. Орангутанг. Что это было? Что за спешка, тупость? Пустяковая операция со старперами провалилась из-за нежелания до конца просчитать элементарные вещи, банальные вероятности. «И что в итоге? – язвительно спрашивал он сам себя. – Подлец, куда ты собирался девать труп? Как ты собирался скрываться? Или опять на славное море?» Так, спокойно. С другой стороны, теперь мальчик подуспокоится, остынет. Он же считает себя таким умным, здравомыслящим. Он почувствует себя уверенней, наверняка застыдится своей мнительности, попросит прощения у двух этих доберманов. И пойдет своей дорогой, светлой, пусть и короткой. «Логично, – похвалил себя он, – и все равно: куда ты спешил, долбоклюй шестикрылый? Все, все беды твои – из-за неумения ждать». От нервов снова заболели несуществующие зубы. Как же достали эти искусственные зубы – керамические, красивые, ровные, как на продажу, которые болят, как настоящие. Он потер щеки – вот ведь, уже щетина пробивается, а ведь только с утра выбрился до синевы. Ох а рожа-то какая ровная. У него вообще за эти годы мало что своего осталось, он немало потрудился, чтобы ликвидировать последствия забайкальского курорта – вставил зубы, выправил сломанный в нескольких местах нос, рожу, изрытую ветряной оспой, обмороженную, отшлифовал до фарфорового состояния. – А я вот, когда зубки болят, всегда вот этим мажу. Набираете на пальчик – и трете, трете… Он вздрогнул. Ах, ну как же. Подогретая спиртным соседка все это время, оказывается, с ним разговаривала. Крупная, высокая блондинка, светит круглыми, как фонари, коленками, блестит маслеными глазищами – ай да краля. Ишь облизывается, как кот на сметану. Она еще при рассаживании кокетливо поведала, что «боится летать» и «не у окна меня тошнит», и попросилась на его место. Только за все это время она в иллюминатор и не взглянула. Томно таращась на соседа, то и дело кокетливо прикладываясь к бутылочке, все болтала, болтала, как будто в накрашенном ротике не один язык, а чертова дюжина. Он глянул на нее в упор – губки немедленно вспухли, глазки прямо заволокло. Посмотрел на часы: лететь еще около пятидесяти минут. Приподнявшись, огляделся: кто спал, кто выпивал, все тихо-мирно. В три огромных глотка уничтожил то, что оставалось у него в бутылке, дернул бровями и, стараясь не расхохотаться, просипел: – Пошли, киса. Две минутки засеки – и птицей за мной. Он отправился в уборную. Еле вытерпев две минуты, за ним жирной утицей поковыляла и дама. Глава 5. Тот, кого нет – Давай еще лоб повыше. Теперь нос – на конце тоньше и длиннее. Носогубную убери. Подними углы рта, – командовал Крячко, придирчиво разглядывая фоторобот. – Господин полковник, битый час подпиливаем. У вас уже Джокер какой-то получается или Фантомас, – деликатно-недовольно заметила эксперт. – И ничего-то вас не устраивает, никак не определитесь. – Дорогая моя, так это ж не грузин, не негр преклонных годов, – примиряюще заметил Гуров. В самом деле, результаты почти часового труда не имели ничего общего с балтийским злодеем. Получалось нечто безликое, неясное. – Это среднестатистический мужчина средних лет, среднего роста… – Усредненного пола, – сострил Станислав. – Не смешно, – отрезала эксперт, поигрывая пером. – Чтобы что-то вам дать, надо, чтобы и вы что-то вспомнили. Прическа? – Что я тебе, баба, что ли? – возмутился Крячко. – Насчет «бабы» мы с вами в следующий раз поговорим. Когда опять прибежите с чем-нибудь срочным, – пообещала эксперт. – Дело-то на пляже было, – напомнил Гуров. – Тоже верно, Лев Иванович. Просто мокрый и вряд ли с копной волос. Такие блондинчики копны не носят. Брови? – Никакие. Не видно было бровей, вроде бы валик вперед выдавался. – Так. – Эксперт молниеносно, как шпагой, орудовала пером. – Глаза?