– Знаю. Но ни я, ни Марта к ее смерти отношения не имеем. – Это вы придумали план, как устранить Ангелину? – Нет! Господи, конечно, нет! Зачем мне? – Вы считали, что по ее вине погибла ваша дочь. – Да! Считал! Но надеялся исключительно на правосудие! Я никогда и никого не стану убивать! – Но ведь вы рассказали Марте, как действует рицин? – Нет! Не говорил я ей ничего! – Марта приобрела яд в интернет-магазине. Это вы ей велели? – Да что вы говорите такое?! – Значит, по своей инициативе? – Чушь! Бред! Клевета! Марта не могла этого сделать! Ему предъявили фотографии, но Шмелев продолжал бушевать: – Это не она! Фотомонтаж! – Марта могла убить Асташину, чтобы отомстить за вашу дочь. И покрепче привязать вас. – Вы детективов начитались? Зачем ей это?! – Могла – или нет? – Да что вы говорите такое! Марта прекрасно знала, как я отношусь к убийствам! Не дура сообразить – уж таким образом она меня точно не привяжет! Селиванову казалось – переигрывает. Но на предположениях обвинение не построишь. А фактов нет. Оперативники опросили всех возможных свидетелей: Шмелева в окрестностях Пореченского никто в тот день не видел. Следы его присутствия в доме Асташиной имелись, но он и не отрицал: да, бывал. После смерти Ангелины даже ночевать оставался два раза. Но продолжал категорически настаивать: никакого отношения к гибели Марты он не имеет. И кто ее убил – без понятия. – Может быть, ваш соперник? Однако Шмелев лишь отмахнулся: – Куда ему. Кишка тонка. Самоцветова тоже допросили. Тот не запирался. Поведал про несчастную свою любовь, признал: да, ревновал. Страдал. Пытался сопернику отомстить. Сам рассказал: специально встречался с Полуяновым, чтобы попробовать Шмелева подставить. Алиби на день убийства у Анатолия Юрьевича не имелось, но он уверенно утверждал: сидел безвылазно дома. Ничего не видел, не слышал. Если необходим обыск или его генетический материал на экспертизу – пожалуйста, он готов. Оба – и Шмелев, и Самоцветов – конечно, могли нагло и талантливо врать. Но судебные медики нашли под ногтями Марты частички кожи еще одного – пока неведомого – человека. А на кофточке обнаружили пятнышко крови. Тоже чужой. Централизованного уличного наблюдения в Пореченском не имелось. Оперативники обошли дома, где имелись собственные видеокамеры, истребовали записи. Но все их проанализировать – дело небыстрое. Опрос свидетелей тоже ничего не дал. И поселковые охранники, и жители дружно утверждали: ничего подозрительного. Никаких посторонних (кроме праздно шатавшегося Полуянова – его приметили сразу несколько человек). Однако городские видеокамеры подтвердили: журналист в тот день вышел из дома лишь в полдень. Марта к тому времени давно была мертва. Так что по истечении сорока восьми часов его из-под стражи отпустили. Местный следователь хотел привлечь хотя бы за незаконное проникновение в чужое жилище, но Селиванов убедил не мелочиться. * * * Диму домой вез лично Селиванов. Журналист счел это добрым знаком и всю дорогу пытался выведать тайны следствия. Друг традиционно говорил экивоками. Но четко дал понять: версия, что убил Самоцветов, не подтверждается. – Может, тогда второй? – спросил в азарте Дима. Майор поморщился: – У тебя есть другие варианты? Полуянов озадаченно смолк. – Может, у Нади спросишь? – вкрадчиво спросил Селиванов. – Ей откуда знать? – Ну, она вроде как знакома с Асташиной. В одном с ней клубе бывала. – А, ты про это! – фыркнул Дима. Пока находился в ИВС, свидания с Митрофановой ему, естественно, не позволили – только передачку от нее приняли. Но подруга подсуетилась. Пообщалась с его адвокатом, нажаловалась на Ксюшины инсинуации. Юрист, когда навещал Дмитрия, статейку из «XXL» привез, и Полуянов внимательно ее изучил. Ксюша за те годы, пока не виделись, и близко не подобралась к истинной журналистике. Факты собирала неплохо, только выводы из них делала в корне неверные. Но относительно правдивое – как Надя спасала Юлию от самоубийства и та потом горячо ее благодарила за возвращенную любовь – Дима прочел внимательно. – Я хотел было сам с твоей Надюшкой поговорить, но подумал, что с тобой она будет более откровенной, – улыбнулся майор. – Не, Надька моя не свингер, – тепло улыбнулся Дима. – И с Асташиной не знакома. – То есть статья – наглая и полная клевета? – С минимальными частицами правды. Надькина читательница – та самая Юля Ласточкина – бывшая девушка балеруна. Когда тот к Асташиной ушел, Надюха беднягу просто утешала. Кто-то, видно, подслушал и неправильно истолковал. А Ксюша все остальное додумала. Она ж бывшая моя практикантка, клинья ко мне подбивала. Надьку считала своей соперницей. Вот и отомстила. – Но ты все-таки расспроси подругу поподробнее, – мягко попросил Селиванов. А у Димы вдруг – яркой вспышкой – мелькнула мысль. Что-то важное, о чем не подумал. Пронеслась – и тут же растаяла. Но сейчас, в тепле и уюте дома, после Надькиных пирогов, вспомнил. Спросил: – Надюшка, ты знаешь такого психолога Вальдшмидта? Митрофанова вздрогнула, словно от пощечины. Глаза расширились: – Ты почему спрашиваешь? – А ты чего дергаешься? – Да я как раз тебе рассказать хотела… Просто так. К делу отношения никакого… * * * Сидеть одной дома, когда любимый в тюрьме и ничем помочь, кроме теплых носков и простых печенек, разрешенных к передаче, ему не можешь, Наде казалось совсем тошным. Но на люди – к подругам, в магазины или в фитнес-клуб – ей не хотелось тем более. Пока на работе крутишься – вроде бы ничего. Но чем ближе вечер, тем более тошно от мысли, что сейчас придется возвращаться в пустую квартиру. Чем себя занять, только чтобы не сидеть одной, не гадать, как там бедный Димка? И вспомнила: она ж собиралась собственное следствие провести. В рамках родной библиотеки. Немедленно позвонила в службу охраны: – Вы нашли, кто у нас в открытом доступе страницы из книг вырывает? Начальник службы безопасности усмехнулся: – Надежда Михайловна! Вы в курсе, что сегодня из гардероба дорогую кожаную куртку забрали по чужому номерку? А вчера в буфете у читательницы кошелек вытащили из сумочки? – Понятно. – Вздохнула: – Я тогда сейчас приду сама записи смотреть.