Ласточкина сказала уверенно: – Сдавать полиции он тебя точно не будет. Гарантирую. – То есть как? – Марта побледнела. – Шмелев благородный. Не станет доносить на любимую женщину. – Да понятно, что не будет! Но если он просто уйдет?! – Так ты не спеши признаваться. Сначала почву прозондируй. – Подожди-подожди. Ты говорила, я для него святой стану! Он ноги будет мне целовать! – Да, конечно, – улыбнулась Юля. Но Марта, бледная, глаза горят, уже завелась: – Ты гарантировала мне! – Я и сейчас уверена. Исходя из его профиля. – Юлия постаралась, чтобы голос прозвучал твердо. – Но психология – это ведь не математика. Не точная наука. Я просто хочу сказать: если вдруг он не оценит, тебе лично все равно ничего не грозит. – Но Женька же меня бросит тогда! – в ужасе выкрикнула Марта. Сузила глаза и рявкнула: – Если так, я все расскажу! – Что ты расскажешь? – Да про тебя! Кто этот план придумал! – Кому? – И Женьке! И полиции!!! Такой реакции Юля не ожидала. Но намечавшуюся ссору нужно было срочно гасить. Она ласково погладила подругу по плечу и следующие пару часов старательно ей внушала: все будет, как обещала. Шмелев обязательно оценит ее жертвенность и уже завтра они будут подавать заявление в ЗАГС. Но когда наконец расстались, в отчаянии подумала: «А ведь Шмелев не оценит. И с этой дуры правда станется все ему рассказать!» Вернулась домой. Металась в отчаянии по квартире. Когда выстраивала свой план, просчитывала все только до кульминации – смерти Асташиной. И когда задуманное сбылось да еще Феликс к ней вернулся, самонадеянно считала: она победила. «Но тебе и сейчас ничего не угрожает, – успокаивала себя. – Даже если Марта все расскажет Шмелеву, что они сделают? Яд покупала она. Подмешивала – тоже. Я-то здесь каким боком? Да и не пойдет она в полицию – совсем, что ли, враг себе? Благородный Шмелев тоже любимую женщину не сдаст». «Однако преступник-то до сих пор не найден, – хихикнул мозг. – И Марта, вероятно, тоже под подозрением. Да, сама в полицию не пойдет, но если на нее надавят? Уж тогда она про меня точно расскажет». Сразу все огрехи начали вспоминаться. Ссылку на магазин ядов Марте она сдуру с собственного телефона отправила. И рабочие на кладбище, конечно, вспомнят девушку: заплатила им целых десять тысяч за то, чтоб напоить безутешного скорбящего. «Как-то бы до телефона ее добраться, переписку уничтожить!» – страдала Юлия. Аппаратик у Марты, разумеется, под паролем, но она давно подсмотрела. Надо срочно с ней встретиться, под каким-то предлогом заполучить мобильник и стереть переписку! Но на дворе – глубокая ночь. А завтра в девять утра горничная уже со Шмелевым встречается! Даже если удастся увидеться с ней до того, стереть из телефона следы, все равно страх, что Марта расколется, выдаст ее, будет преследовать вечно. Тем более что Юлин-то мотив убить Асташину для полиции окажется совсем очевидным. К четырем утра Ласточкина уже была готова: бросить все, даже любимого Феликса, и просто бежать. Куда угодно. А к пяти ее наконец осенило. * * * Психологические построения журналиста Селиванову показались занятными. Фактов, правда, оказалось негусто. Полуянов утверждал: в день смерти Марты он проник в коттеджный поселок Пореченское через дыру в заборе. Обратил внимание: дорожка к тайному ходу не протоптана. А прут выпилен крайне неумело и криво. Охрана утверждала, что проводит ежедневный обход территории и накануне вечером лаза, совершенно точно, не имелось. Надя же вспомнила: когда, вскоре после неудавшегося самоубийства Юлии, приезжала к ней домой, подбодрить-утешить, в коридоре видела болгарку и криво распиленную кафельную плитку. То есть девушка инструментом владеет и обращаться с ним умеет. Пусть плохо. – А еще, – горячо рассказывала Надя, – мне знаете что странным показалось? Юлька тогда говорила, что целыми днями дома, что ей плохо. Но когда я приехала, она позже меня пришла. Сапоги все в грязи. Сказала, что в тоске бродила сама не знает где. И накануне тоже, когда я звонила, фоном слышала: вороны кричали. Юлька сказала, что в какой-то парк забрела. Но врать что угодно можно. Она запросто могла оба дня в Пореченское ездить, горничной мозг полоскать. Там, если без машины, дорога дрянь, обувь точно испачкаешь. – Как и в любом парке осенью, – парировал Селиванов. – Но можно банально проверить: где она провела то утро, когда убили Марту, – вкрадчиво предложил Полуянов. Запрос Селиванов составил. А потом поехал к Шмелеву (тот все еще находился под стражей). Про день убийства больше не расспрашивал. Интересовал его исключительно рицин. В квартире Евгения Петровича (той самой запертой комнате, что так насторожила журналиста) действительно располагалась лаборатория. Эксперты уже исследовали помещение и уверенно заявляли: оборудования, необходимого для производства этого яда, как и его следов, там не обнаружено. Но химик Шмелев в силу образования просто обязан знать, как рицин действует. Евгений Петрович лепетал прежние показания. Вообще не ведал, будто Асташина употребляет кокаин, и уж тем более он никогда не обсуждал с Мартой возможный способ убийства ее хозяйки. Тогда Селиванов резко перевел разговор: – А у Марты были подруги? – К чему это сейчас? – устало спросил Евгений Петрович. – Мы практически сняли с вас обвинения в убийстве. Но вопрос, кто это сделал, по-прежнему открыт. Ищем в первую очередь в ее окружении. – Она дружила с какой-то своей коллегой, – пробормотал Шмелев. – Тоже домработницей. – Как звать? – Да я не интересовался. Галя, что ли. Или Юля. Марта от нее в восторге была. Говорила: такая умница, столько всего знает! Даже странно, что полы в чужих домах моет. * * * Момент, как Юлия Ласточкина выходит из дома, городские камеры видеонаблюдения не поймали. Но в шесть утра, в паре кварталов от ее квартиры, девушка в темной куртке, кепке по самые глаза и с рюкзачком на спине садилась в такси. По номеру машины вычислили водителя, расспросили о раннем рейсе. Пунктом назначения была Опалиха – ближайший к Пореченскому крупный населенный пункт. – Где вы ее высадили? – У станции. – И куда она пошла? – Вроде на электричку… – неуверенно сказал водитель. – Вроде? – Отправилась в сторону вокзала. Но я уехал не сразу, остановился шаурму съесть и видел: она все это время на площади болталась. Хотя объявляли поезда и на Кубинку, и на Шаховскую. Селиванов отправил оперативников опрашивать местных таксистов. Сам же снова поехал к Шмелеву, спросил: – Вы точно не говорили Марте, как может действовать рицин в сочетании с кокаином? – Да почему это важно так? – Потому что кто-то другой мог вашу идею использовать. – Ну… хорошо. Говорил… Говорил! Марта даже загорелась сначала. Тоже не любила Асташину. Но я жестко сказал: насилие – не наш метод. Она и умолкла. * * *