Утром Жаверов снова нанес визит директору «Мосфильма» Сизову. Это оказалось бесполезным — все сизовские ответы майор и так знал заранее. Да, Войномиров, как и Баклажанов, был прекрасным человеком, не имевшим врагов. Да, шубу и цилиндр убийца, несомненно, раздобыл в нашем костюмном хранилище, где же еще? Да, пистолеты тоже наверняка из мосфильмовского реквизита… — У вас среди реквизита хранится настоящее оружие? — настороженно спросил Жаверов. — Ну а как же, — развел руками Сизов. — У нас вообще богатейшая коллекция исторических артефактов, хотя, конечно, преимущественно это копии. Но копии, выполненные на совесть: даже специалисту подчас затруднительно будет отличить! — с гордостью заключил директор. — А насчет дуэльного пистолета, из которого произведен выстрел? Он подлинный, не знаете? — Чего не знаю, того не знаю, — покачал головой Сизов. — Это Войномиров мог бы точно сказать… — Директор глубоко вздохнул. — Он ведь снимал «Евгения Онегина»… — Судя по всему, убийца разыграл с Войномировым сцену дуэли из этого «Евгения Онегина». Как вы думаете, зачем ему это понадобилось? — Убийце? — переспросил Сизов. — Я не знаю. Я не разбираюсь в психологии убийц… Это ваша работа, — с легкой укоризной добавил он. Жаверов не остался в долгу: — А техника безопасности, товарищ директор, у вас, прямо скажем, хромает… — Что вы имеете в виду? — нахмурился Сизов. — Ну как же, целый оружейный арсенал вы, можно сказать, здесь устроили. И старинные пистолеты у вас там с боевыми патронами, и черт знает что еще… — Раз боевые патроны тоже из нашего хранилища, то это, конечно, непорядок, — мрачно согласился директор. — Судя по всему, так и есть, — сказал майор. — Если только убийца сам не занимается оружием… — Простите, — спросил вдруг директор, — если они устроили… то есть этот самый преступник организовал сцену дуэли, то что же получается — Войномиров сам мог убить убийцу?.. — Мог, — сразу ответил Жаверов. — В пистолете с его отпечатками остался боевой патрон. 29 И вновь майору Жаверову встретился артист Носиков. На этот раз он поймал милиционера, когда тот выходил из кабинета директора. — Товарищ майор, здравствуйте! — отрапортовал подскочивший к Жаверову актер. — Приветствую, товарищ артист, — вяло ответил тот. — Судя по вашему виду, от Сизова вы снова ничего не добились, — проницательно заметил Носиков. — Я вас предупреждал… Майор взглянул на него подозрительно: — Кажется, такое заключение вы сделали не по моему виду, а потому, что подслушивали. Нет? — Зачем подслушивал? — оскорбился артист. — Просто случайно услышал… Краем уха… И это был самый конец вашего разговора… — Ну хорошо, — примирительно сказал Жаверов. — И вы… я, кажется, уже догадался… вы хотите снова предложить свою помощь следствию? — Я об этом еще в прошлый раз говорил, — заметил Носиков. — За этим и подошел сейчас… Надеялся, что теперь-то вы иначе посмотрите на мое предложение… — Что конкретно вы можете предложить? — начал майор и сразу махнул рукой. — Впрочем, это сказка про белого бычка… Мы уже все выяснили в прошлый раз. — Все выяснили, — усмехнулся актер. — А тут — второе убийство! И ведь не последнее, правда же, товарищ майор? — Почему вы так уверены? — мрачно посмотрел на него Жаверов. — Что «не последнее»? — Судя по всему, на студии завелся маньяк, — громким шепотом сообщил Носиков. И уже нормальным голосом добавил: — Только не надо отрицать… Я, конечно, не собираюсь никому об этом рассказывать, но от меня можете не скрывать. — Вы, кажется, переупотребили зарубежных детективов, — хмыкнул майор. — Ну, вы еще сейчас прочтите лекцию, что маньяки могут появляться только при капитализме… — Маньяк он или не маньяк — следствие разберется, — сухо сказал Жаверов. — Может, это вообще два разных убийцы… — В смысле? Один зарубил Баклажанова, а другой застрелил Войномирова?! — воскликнул Носик. — Но это уж совсем нелепая версия — как раз для зарубежных детективов… Два убийцы — и оба в одинаковых костюмах из детской сказки! — Костюмы ничего не доказывают. А лица его — или их — никто из свидетелей толком не рассмотрел… Нельзя исключать, что сначала один преступник воспользовался слухами об этом вашем призраке «Мосфильма», чтобы под его личиной убить режиссера Баклажанова… А потом кто-то, у кого был «зуб» на Войномирова, под этой же личиной расквитался с этим режиссером… — Вы серьезно? — протянул Носиков. — Ну это уж небывальщина… По такой логике завтра кто-то третий тоже наденет дурацкий костюм и рассчитается еще с каким-нибудь режиссером… — Вот и видно, — с легкой усмешкой отозвался Жаверов, — что вы, товарищ артист, не очень-то понимаете специфику нашей работы… Мы должны принимать во внимание и такие версии, которые вы на нашем месте, вероятно, отбросили бы, посчитав заведомо нелепыми… — А как же «бритва Оккама»? — вдруг воскликнул Носиков. Майор вздрогнул: — Я вам про это не говорил вроде бы… Я не вам говорил. — А зачем мне говорить? — пожал плечами актер. — Я и сам знаю… Понятно ведь, что в случае каждого преступления может быть миллион версий, но разрабатывать надо ту, которая выглядит наиболее очевидной. Разве нет? — Ну и какая, по-вашему, наиболее очевидная в данном случае? — спросил Жаверов. — А такая, — вновь перешел на шепот Носиков, — что кто-то из местных свихнулся… Или, может, всегда был психом, но только сейчас это по-настоящему проявилось. И вот он сначала стал просто пугать людей в качестве призрака, а потом стал убивать их… Ну как? — Артист победно посмотрел на майора. — Разве не убедительно? 30 — Убедительно, — кивнул Жаверов после паузы. — Но это не единственное убедительное объяснение… — Однако наиболее убедительное! — упорствовал Носиков. — Стоит признать, что ход мыслей у вас, вообще, правильный, — пробормотал майор, явно рассуждая вслух скорее с самим собой, чем с артистом. — Чтение детективов все-таки может приносить свои плоды… Да, так нередко бывает с психически неуравновешенными людьми, я имею в виду не вас, товарищ Носиков, — с улыбкой посмотрел Жаверов на осекшегося было актера. — Я как раз про вашу версию… Действительно, сколько всего таких внутренне неуравновешенных, мы даже не можем знать. Не исключено, что гораздо больше, чем кажется… Но у большинства, допустим, всю жизнь получается сдерживать свои опасные для окружающих наклонности. Однако если такой сдерживающий себя субъект вдруг столкнется с каким-то, скажем, убийством, самоубийством, несчастным случаем — в общем, с чьей-либо неестественной смертью в своем кругу: профессиональном, например… Или даже просто-напросто станет свидетелем чего-либо подобного… То, что он впервые соприкоснется в реальности с чем-то, о чем раньше только тайно размышлял, может форсировать его неуравновешенность, вывести его из-под контроля… Так, обыватель, нередко воспринимаемый всеми как тихий, незаметный, безобидный человек, вступает, высокопарно выражаясь, на путь зла… История криминалистики изобилует такими примерами. — Ого! — воскликнул Носиков. — Вот это речь. Вы, товарищ майор, часом, не читаете лекции? Имели бы успех. — Мне не до лекций, — серьезно сказал Жаверов. — Да и что, по-вашему, важнее: поймать вашего мосфильмовского убийцу или прочесть тысячу лекций? — Да я так только, товарищ майор, — виновато отозвался Носиков. — К слову просто пришлось… Но, возвращаясь к вашей или, я бы сказал, нашей общей версии. Из нее следует, что убийца все-таки один. Вряд ли в одном и том же месте в одно и то же время оказалось два таких неуравновешенных типа… — Не соглашусь с вами, — покачал головой Жаверов. — Для следствия не существует слов «вряд ли». Это как в теории вероятности, слышали? Жизнь настолько многообразна, что в ней возможны самые удивительные совпадения… И — да, случаются такие вещи, в которых наша с вами любимая «бритва Оккама» не работает, — предупредительно добавил майор. — Ну и как применить это к нашему случаю? — задумался актер. — Что один псих убил Баклажанова под влиянием самоубийства Топоркова, а другой псих уже под влиянием убийства Баклажанова убил Войномирова… Прямо дикость какая-то получается, даже на уровне текста… — Как вы сказали? — заинтересованно посмотрел на него Жаверов. — На уровне текста, — повторил Носиков. — Ну, это наше, профессиональное… То есть ту фразу, которую я сейчас сказал: «убил… убил… убийство… убийство…» — такую фразу немыслимо было бы произнести с экрана или со сцены. Слишком запутанно получается — никто ничего не поймет. А в психологическом смысле — никто не поверит. Вот и я не верю. Не верю в двух убийц, товарищ майор, ну вот хоть убейте! — Вы опять впали в тавтологию, — улыбнулся Жаверов. — Успокойтесь, я вас убивать не буду. Вы не верите — и правильно делаете… Кстати, в призрака вы ведь тоже не верите? — Ну, товарищ майор! — укоризненно протянул Носиков. — Во-первых, как вы можете, уже немного зная меня, думать, что я способен в такое поверить? А во-вторых, вы уже в прошлый раз спрашивали. — Да, тогда извините, — задумчиво кивнул Жаверов. — Я обычно хорошо запоминаю все разговоры со свидетелями, но вы-то не свидетель, поэтому… — К сожалению, — вздохнул артист. — Что — к сожалению? — К сожалению, не свидетель. — Не жалейте, товарищ Носиков, — пристально посмотрел на него майор. — Наш убийца, насколько мы пока можем судить, не трогает женщин, даже свидетельниц. А вот за сохранность мужчины-свидетеля я бы лично не поручился…