— И вот хочу, чтобы вы его съели. Не то чтобы хочу — требую. — По-моему, его проще выпить… — хмыкнул Мумин. — Значит, выпейте. — …Но делать этого я, разумеется, не стану, — закончил режиссер. — Тогда я вас заставлю. — Каким образом? — С применением силы. — Вот, значит, на что вы готовы… Голубчик, но зачем вам это? Я понимаю, вы считаете себя Арбениным. Но неужели меня вы можете посчитать Ниной? Смешно ведь… — По-моему, вам должно быть не до смеха, — покачал головой Топорков. — Тем более Арбенин отравил свою Нину совсем по-другому, — продолжал Мумин. — Она сама попросила мороженого, и он, мучаясь сомнениями, все-таки всыпал туда яд… Кстати, вы тоже добавили сюда что-то ядовитое? — Естественно, — подтвердил актер. — Ну так вот, во-первых, я у вас ничего не просил — ни чашку мороженого, ни рюмку коньяка, ни стакана воды… Во-вторых, Арбенин, отравив жену, жалел, что она съела все мороженое и ничего не оставила ему, дабы он тоже умер вслед за нею… А насчет вас… что-то я сомневаюсь, что вы доедите или допьете после меня остатки этой пакости… — Вы правы, — скривил губы Топорков. — Не скрою, я брезглив и не стал бы ничего доедать и допивать ни за кем, тем более за таким антипатичным мне субъектом, как вы… Но я предусмотрел ход ваших мыслей и… — Тут актер снова метнулся к ближайшей декорации и, словно фокусник, вынул оттуда аналогичную чашку с растаявшим мороженым. Топорков поставил ее на столик, после чего победно посмотрел на Мумина. — И эта порция тоже с ядом? — недоверчиво спросил режиссер. — Нет, с ядом только одна, — неожиданно сказал Топорков. — Вот как? — вскинул брови Мумин. — Что-то я не совсем… — Я предлагаю вам своего рода дуэль, — пояснил актер. — Что-то вроде русской рулетки. Мы оба съедим или выпьем, в общем, опустошим эти чашки, после чего один из нас умрет. Как видите, мы будем на равных… — Мы не будем на равных, — перебил режиссер. — Это ваша, и только ваша сумасбродная затея, в которой я совершенно не желаю участвовать… — Повторяю, вне зависимости от ваших желаний вам придется участвовать. Я и без того пошел на уступки. — Одну минуту! — воскликнул Мумин. — А почему же вы сразу не достали две чашки? — Надо было сразу, конечно, — согласился Топорков. — Я просто подумал: может, вы не будете ломаться, сразу выпьете… — …и вам не придется играть со мной в рулетку, — кивнул режиссер. — Ну а если бы я выпил, а яда там не оказалось? — Значит, вы бы выиграли, — вздохнул Топорков. — Но и вы бы не проиграли, поскольку едва ли стали бы пожирать мороженое с ядом, убедившись, что ненавистный вам я остался в живых. — Не стал бы, — согласился актер. — Но теперь уж давайте на равных. Играть так играть. 36 Мумин еще раз посмотрел на обе чашки и на минуту задумался. После чего вздохнул и сказал: — Если рассуждать логически, все подталкивает к тому, что с ядом именно первая чашка, вот эта, которую вы поставили первой… С другой стороны, вы могли все это подстроить, вы ведь вообще большой любитель спектаклей, как я погляжу… Так что яд, судя по всему, с одинаковой вероятностью может быть в любой из чашек… Если только не в обеих. — Хотите, я перемешаю эти чашки, чтоб вы не так сомневались, какую выбрать? — любезно предложил Топорков. — Нет уж, спасибо, — мрачно отвечал режиссер. — Теперь предпочитаю не выпускать их из поля зрения… Впрочем, что это я? Все равно я не прикоснусь ни к одной из них! — Опять вы за свое, — устало вздохнул актер. — Вы с таким достоинством все это время со мной говорите, что невольно вызываете мое уважение… Но если мне придется насильно вливать вам это мороженое в глотку… согласитесь, тут уже о достоинстве не может идти речи. — Соглашусь, — немедленно ответил Мумин. — Вопрос только в том, чье достоинство в этой безобразной сцене, описанной вами, будет попрано сильнее — ваше или мое? — Не сомневайтесь, что ваше, — угрюмо сказал Топорков. — Это спорно, — покачал головой режиссер. — Когда молодой, полный сил детина опускается до того, что с применением, как вы изволили выразиться, силы заставляет старика проглотить яд… — Ну-ну-ну, не прибедняйтесь, — оборвал актер. — И вы не такой уж старик, и я не такой уж детина… Может, вы меня еще и поборете… — Лет двадцать назад поборол бы непременно, — заверил Мумин. — И даже десять… А теперь… Силы уже не те… — Тогда не станем и пытаться, — решил Топорков. — Мне это и самому будет мерзко, но иначе я не могу… Мы обязательно должны совершить эту дуэль. — И все-таки вы сумасшедший. — Умными проницательными глазами посмотрел на него режиссер. — Как вам угодно, — равнодушно отозвался актер. — Ну так что, приступим? Прошу вас! — Только после вас, — ядовито улыбнулся Мумин. — Правила здесь устанавливаю я, — резко сказал Топорков. — Давайте-давайте, все равно ведь придется… Как говорится, сами у себя время отнимаем… — Может, пока я тяну время, милиция подоспеет, — усмехнулся режиссер. — Я бы на это не рассчитывал, — серьезно ответил отравитель. — Отчего же? — вскинул брови Мумин. — После того что вы сделали с беднягами Львом и Романом, милиция сюда зачастила, чтобы вы знали… — Призраку не страшна милиция, — самодовольно улыбнулся Топорков. Режиссер поднял глаза к потолку, что означало, вероятно: «бесполезно говорить с таким безумцем»… — Предчувствиям я верю иногда. Возьми, от скуки вот лекарство, — продекламировал актер, пододвигая одну из чашек Мумину. — Да, это прохладит, — произнес прекрасно знающий текст режиссер и поднес к губам другую чашку, не ту, которую подвинул Топорков. В несколько секунд Мумин, морщась, залпом осушил ее до дна. Актер наблюдал за ним во все глаза. — Жизнь — вечность, смерть — лишь миг! — торжествующе провозгласил Топорков, вставая с кресла, едва только Мумин звякнул опустошенной чашкой о столик. — Так, а вы? — посмотрел на него снизу вверх режиссер. — Вы-то что же свою порцию не берете? — Сейчас-сейчас, — пробормотал актер, внимательно глядя на Мумина. — Ну, я вижу, вы слово не держите! — воскликнул режиссер и попытался встать с кресла. Однако это у него не получилось: Мумин неуклюже повалился обратно, схватился рукой за горло и захрипел. Топорков продолжал неподвижно возвышаться над ним. 37 Убедившись, что Мумин скончался, Топорков скинул с себя фрак, под которым вновь обнаружилась белая рубашка Пьеро. Затем актер нашел в декорациях зеркало и стал покрывать свое лицо белилами. Вдруг он услышал какой-то шум — будто на пол бросили деревянную палку. Осторожно высунувшись из-за декораций, Топорков увидел, что над телом Мумина неподвижно стоит, чуть склонившись, крепкий мужик в серой униформе. Грохот, по-видимому, произвела уроненная им швабра. «Уборщик», — подумал Топорков и вышел наружу. Мужик медленно повернул голову в его сторону и во все глаза уставился на выбеленное лицо отравителя. Топорков, не отводя глаз от лица уборщика, тоже подошел к полусползшему с кресла трупу Мумина. Так они и стали по обе стороны кресла — актер и уборщик — и молча уставились друг другу в глаза. Топоркову была до боли знакома физиономия уборщика — мощно вылепленное лицо с мохнатыми бровями и окладистой бородой. Где же он его видел?..