Поскольку майор, как показалось Носикову, не слишком серьезно отнесся к его догадке, артист решил сам обратиться к режиссеру Овчинину. Носиков отыскал его в третьем павильоне, где тот собирался ставить свой новый фильм. — Григорий Михайлович! — с порога крикнул ему актер. Овчинин, руководивший установкой декораций, не отозвался. Носиков несмело приблизился к нему. Режиссер обернулся и в недоумении уставился на артиста: — Вы ко мне? — Да, Григорий Михайлович, к вам, — вежливо улыбаясь, сказал Носиков. — Новый фильм будете здесь ставить? — Будем, — кивнул Овчинин, немного нахмурившись. — А вы… кажется, актер? — Так точно, — еще шире улыбнулся Носиков. — Актер. — Понимаю, — хмыкнул режиссер. — Попробоваться хотите? — Да нет, куда уж мне, — замахал руками Носиков. — Вы же Шекспира опять ставите, насколько я слышал… А я и Шекспир — несовместимые мы… — Вот как? — удивился Овчинин и наконец присмотрелся к собеседнику повнимательнее. — Признаться, первый раз такое слышу. Чтобы актер не хотел сыграть в пьесе Шекспира… — Да что вы, далеко не все мы туда метим — в шекспировский, что называется, театр. И кинематограф, — добавил Носиков. — Вот вы Женю Евстигнеева знаете? Наверняка ведь знаете… Так он не то что в Шекспире, он вообще не желает играть в любых постановках, где разговаривают стихами… Не потому, что плохо к этому относится, а потому, что ему это совершенно чуждо. Он только прозой может… Вот и я примерно так же. — Ясно, — сказал режиссер. — Ну так, значит, вы по другому вопросу? — Вот именно, по другому, — подтвердил Носиков. Он покосился на рабочих, занимающихся декорациями. — Григорий Михайлович, может, отойдем? — А у вас настолько конфиденциальный разговор? — усмехнулся Овчинин. — Честно говоря, да. — Я думаю, они нас даже не слушают, — кивнул режиссер в сторону рабочих. — Да и вообще, какие могут быть тайны?.. — Не тайны, конечно, — сбавил тон Носиков, — но все-таки… Я к вам, в общем, вот с чем… Вы, конечно, слышали про все эти убийства? — А вы думаете, хоть один человек на «Мосфильме» о них не слышал? — криво улыбнувшись, посмотрел на него Овчинин. — Я так думаю, что во всей Москве уже таких не сыщешь… Если только не во всем Союзе. Слухи, знаете ли, быстро ползут… — Так вот, Григорий Михайлович, — еще больше понизил голос Носик. — Вы-то сами не боитесь? — Чего именно? — сухо поинтересовался режиссер. — Ну, что и на вас могут… э-э, покуситься? — Почему именно на меня? — хмыкнул Овчинин. — А на вас, например, не могут? — Я же не режиссер. — Ах так, по-вашему, только режиссерам угрожает опасность? — Ну, если учесть, что все четверо убитых… — Да-да, вы правы, — перебил его Овчинин. — Но на «Мосфильме», слава богу, осталось еще несколько десятков режиссеров… Вы всех предупреждаете, товарищ… — Носиков, — подсказал артист. — Нет, я ни к кому не ходил. А вот к вам пришел. — Мне это очень лестно, — иронически отозвался Овчинин, — но, право же, вам не стоило себя утруждать… Я и сам в состоянии о себе позаботиться. — Григорий Михайлович, я не просто так. — Носиков окончательно перешел на зловещий шепот. — Я просто поразмыслил как следует и пришел к выводу, что следующей своей жертвой убийца выберет именно вас! — Вот как? — вторично удивился Овчинин. — Слушайте, Носиков, а в вас что-то есть… Я бы вас все-таки попробовал. Ну, если не в эту картину, раз уж вы к Шекспиру так не благоволите, то, может, в следующую… — Спасибо, Григорий Михайлович, — с досадой отвечал Носиков, — но я правда ведь не за этим. Вы послушайте… И Носиков изложил Овчинину то, о чем говорил с майором Жаверовым. 51 Выслушав артиста, режиссер лишь крякнул: — М-да… — Так вы согласны с моими доводами? — с надеждой спросил Носиков. — Что ж, фантазия у вас неплохо работает. — Овчинин невесело улыбнулся. — Да почему же фантазия? — воскликнул актер. — Это очень правдоподобно. Неужели вы не находите? — Признаться, не нахожу, — покачал головой режиссер. — Вот хотя бы насчет этого Топоркова… Я слышал только про его недавнее самоубийство. Но что-то я не припомню, чтобы его пробовал… — Пробовали, пробовали, — заверил Носиков. — Я выяснял! — У кого же? — покосился на него Овчинин. — У других, кто у вас пробовались… — В том и дело, что у меня пробовалась масса артистов. Многие приходили один раз, играли — вернее, пытались играть — полминуты, я говорил: «Достаточно», они уходили, и я никогда их больше не видел… Если я и имел дело с вашим Топорковым, то, видимо, как раз таким образом… Так что, даже если бы он был жив, я сомневаюсь, чтобы у него были ко мне претензии. Но его ведь уже не существует… — Вот это все и объясняет! — горячо заговорил Носиков. — Кто-то мстит за Топоркова и, особо не разбираясь, расправляется со всеми подряд режиссерами, которые его пробовали… Видно, убийца раньше слышал от Топоркова, что тот был помешан на классическом репертуаре — Шекспире том же самом и так далее. И вот этот самый преступник отобрал, так сказать, во-первых, тех, кто экранизировал классику, а во-вторых, тех, у кого в этих классических произведениях случаются убийства… — Вы так уверенно рассуждаете, — усмехнулся Овчинин, — словно сами являетесь этим ненормальным другом Топоркова… Я шучу, шучу! — предупредительно заметил он. — Это ведь только гипотеза, Григорий Михайлович, — смущенно улыбнулся Носиков. — Но даже если есть малейшая вероятность того, что я прав, вам следует поостеречься. — Ну что ж, товарищ Носиков, еще раз спасибо за заботу, — вздохнул режиссер. — Предупрежден — значит, вооружен. — А это идея! — воскликнул артист. — Может, вам действительно того — вооружиться? На всякий пожарный! — Чем? — хмыкнул Овчинин. — Может, у вас есть какое-то оружие? — пожал плечами Носиков. — Пистолет там какой-нибудь… — Нет, — сказал режиссер. — Я вообще не уважаю оружие… И потом, убийца, если он ко мне заявится, будет, по вашим словам, подражать Гамлету. Гамлет был вооружен шпагой. А я, значит, с пистолетом против него должен?.. — Так, Григорий Михайлович, в подобном деле все средства хороши! А вы, кстати, уверены, что у Гамлета была только шпага? Овчинин снисходительно посмотрел на Носикова: — Пьесу, которую я не только экранизировал, но еще и ставил на театре, я уж как-нибудь знаю. — Да, простите, конечно, — смутился Носиков. — Просто я помню, что у Шекспира вечно кого-то убивают, в иных пьесах чуть ли не по нескольку человек. А в «Гамлете» с этим как? — В «Гамлете», — усмехнулся Овчинин. — Ну там, например, Клавдий вливает яд в ухо отцу Гамлета… Но это происходит еще до начала событий пьесы. — А на Клавдия вы тоже устраивали пробы? — спросил Носиков. — Нет, на эту роль — тем более что она небольшая — я сразу утвердил актера, — сказал Овчинин. — Значит, он все-таки со шпагой к вам придет, — убежденно сказал артист. — Как Гамлет. — Всего доброго, товарищ Носиков, — неожиданно прямо сказал Овчинин, которому явно наскучил этот разговор. — И еще раз — благодарю за заботу. Актер понимающе кивнул, попрощался и нехотя удалился. 52