— Шафт не допустит, — лаконично высказался артист. — Конечно, не допустит, — согласился Шара. — Так что товарищ милиционер, можно сказать, зря беспокоится… Все в порядке. Не беспокойтесь, пожалуйста. Я и сам в силах справиться со всякими покусителями… или, как правильнее выразиться, — покушателями? — Режиссер Овчинин утверждал то же самое, — напомнил майор. — Теперь он в могиле. — Увы, — цокнул языком Шара. — Но мне это, поверьте, не грозит. Вы видели эту махину? — Он кивнул на Шафта. — Ну сами посудите: что мне с такой махиной может угрожать?.. — Но он же, наверно, не круглосуточно вместе с вами, — неуверенно заметил Жаверов. — Вы правы, — кивнул Шара, — не круглосуточно. Но он всегда со мной здесь, на «Мосфильме». Всегда рядом. Всегда-всегда. — Товарищ Шара, а вы пользуетесь трамваем? — неожиданно спросил майор. — В каком смысле? — не понял постановщик. — Ездите ли вы на трамвае? — разъяснил Жаверов. — А, вот вы о чем… — протянул Шара. — Нет, у меня личная автомашина. И даже личный шофер… Все тот же мой африканский друг… А почему вы, собственно, спросили? — Вам должно быть виднее, — ответил майор. — Вы снимали «Мастера и Маргариту», а там, как мне сказывали, по сюжету было убийство… — Кто же вам так пересказывал? — покачал головой режиссер. — Если вы про Берлиоза, то это было не убийство. Скорее — пророчество… Вот Шафт играл — он помнит. Как там, дорогой Шафт, было? Шафт выпучил глаза и чеканно произнес: — «Вы умрете другою смертью… Вам отрежут голову! Русская женщина, комсомолка…» — Вот видите, — довольно обратился Шара к Жаверову. — Русская женщина — это вагоновожатая. Она управляла трамваем. И она, разумеется, не специально отрезала Берлиозу голову… Так что это было не убийство, согласитесь? — Строго говоря — да, — вздохнул майор, — но наш реальный, а не книжный убийца может считать по-другому. — В любом случае, — твердо промолвил Шара, — мы уже выяснили, что трамваем я не пользуюсь. Так что участь Берлиоза мне не грозит. Да и какая-либо другая незавидная участь — тоже, покуда рядом со мной этот замечательный детина. — Режиссер еще раз с комическим почтением указал Жаверову на Шафта. — Вас могут попытаться одурачить, — счел нужным предупредить майор. — Например, подослать к вам девушку. — Ну уж с девушкою-то, — с улыбкой отвечал Шара, — я не то что при помощи миляги Шафта, а и совершенно самостоятельно справляюсь, поверьте мне на слово. Так что еще раз, дорогой товарищ милиционер, повторяю: зря вы, право же, беспокоитесь… 91 В ближайшее воскресенье Шара вышел с утра пораньше погулять по своему двору — «поразмять костяшки», как он это называл. Походив туда-сюда с четверть часа, Шара сел на скамейку, стоявшую в тени деревьев подле пустующей сейчас песочницы, и прикрыл глаза. Когда через некоторое время режиссер их открыл, то с удивлением обнаружил, что рядом с ним на скамейке сидит молодая рыжеволосая женщина довольно привлекательной внешности. У Шары сразу же что-то щелкнуло в голове: «Вот оно, началось». И следом за этим: «И именно тогда, когда я без Шафта!» Женщина тем временем придвинулась к постановщику немного ближе и вдруг заговорила страстным, ненатуральным шепотом: — Я верую! Я верую! Что-то произойдет! Шара сглотнул и робко спросил: — Что вам угодно? Больше всего ему хотелось прямо сейчас вскочить со скамейки и побежать домой, но он убеждал себя, что бояться какой-то дамочки, тем более такой хрупкой на вид, по меньшей мере нелепо. На самом деле чуть глубже в сознании Шары зародилась еще одна мыслишка, в которой ему совестно было признаться даже самому себе. Заключалась эта мыслишка, вернее сказать, подозрение в том, что неподалеку, возможно, прячутся сообщники подосланной дамочки и что, как только Шара сиганет к подъезду, его схватят и куда-нибудь потащат. Поэтому лучше пока потянуть время и посидеть на месте. А как только во дворе станет более людно, он сможет спокойно уйти домой. Не станут же его хватать при свидетелях! Но все эти умозаключения промелькнули в голове у Шары почти незаметно для него самого, а на поверхность выплыло самолюбивое: «Никого я не боюсь, буду тут сидеть столько, сколько пожелаю». Дамочка тем временем придвинулась к режиссеру еще ближе и продолжила свою взволнованную речь: — Сознаюсь, что я лгала и обманывала, жила тайною жизнью, скрытой от людей, но все же нельзя за это наказывать так жестоко. Что-то случится непременно, потому что не бывает так, чтобы что-нибудь тянулось вечно. А кроме того, мой сон был вещий, за это я ручаюсь… Поначалу то, что говорила незнакомка, показалось Шаре каким-то горячечным бредом, но вскоре ему послышалось в ее словах нечто смутно ему знакомое. «Надо с ней разговориться, — подумал Шара. — А то она еще решит, что я ее боюсь. А я ее не боюсь». — Гражданка, — каким-то непривычно слабым для себя голосом сказал режиссер и тут же откашлялся. — Простите, как вас зовут? — Маргарита Николаевна, — с достоинством сказала незнакомка. — Очень приятно, — растерянно отвечал Шара. — А меня… э-э… Николай Иванович, — зачем-то соврал он. — А вот и неправда, — немедленно ответила ему женщина с какой-то змеиной, как показалось Шаре, улыбкой. — Вас зовут Михаил Александрович, вот как вас зовут. Тут уж режиссер еле сдержался, чтобы не встать и не пойти прочь — куда угодно, лишь бы подальше от этой ненормальной. Только невероятным усилием воли он заставил себя остаться на месте. — Вы что-то не то говорите, — жалко улыбнулся в свою очередь Шара. — Что-то путаете… Я никакой не Михаил и никакой не Александрович… — Но ведь и не Николай, — резонно заметила женщина. — И уж тем более не Иванович. — Я вас не понимаю, — нелепо пролепетал режиссер и оглянулся по сторонам, стараясь, чтобы это не бросилось собеседнице в глаза. Двор, как назло, по-прежнему пустовал. 92 — Какой же вы непонятливый, — проворковала женщина и еще ближе придвинулась к Шаре. Тот инстинктивно отодвинулся дальше, хотя при других обстоятельствах был бы польщен, что такая симпатичная дамочка настойчиво ищет его общества. «А может, она просто актриса? — мелькнула у режиссера спасительная мысль. — И никакого отношения к пресловутым убийцам не имеет…» — Маргарита… э-э… — начал было Шара. — Николаевна. — Да, — кивнул режиссер. — Маргарита, значит, Николаевна, вы, простите, чем занимаетесь? — Летаю на метле, — не задумываясь ответила рыжеволосая и тут же бешено расхохоталась. Шара еще раз быстро оглянулся по сторонам. Как назло, поблизости все еще никого не было. — А меня вы откуда знаете? — нервно пробормотал режиссер. — Как же вас не знать, Михаил Александрович, — укоризненно произнесла Маргарита. — Мы же договорились, что вы ошиблись, — покачал головой режиссер. — Или вы не за того меня принимаете? — А может, зайдем к вам домой? — томно предложила женщина. — Там и поговорим. — Вот еще! — фальшиво возмутился Шара. — Почему вы вообще так навязываетесь? — А вы меня боитесь? — грудным голосом спросила Маргарита и еще больше придвинулась к режиссеру. Шара уже сидел на самом краю скамейки, так что отступать было некуда. — Я не боюсь женщин, — очень ненатурально усмехнулся режиссер. — Что вы говорите! — промычала Маргарита, почти не раскрывая рта, и вдруг запустила длинные изящные пальцы в волосы Шары. — Какой же вы привлекательный, — добавила она, широко улыбаясь. Ее губы в ярко-красной помаде показались режиссеру совершенно хищническими. «Так они это и делают», — подумал режиссер, не уточняя в своих мыслях, кого он имеет в виду. — Нет, я вижу, вы меня все-таки не за того принимаете, — сказал Шара, сидевший как истукан и испытывая мучительно-сладкие ощущения от прикосновений холодных пальцев соблазнительницы или, вернее сказать, псевдособлазнительницы. — Вы, может, думаете, что я… не знаю даже, кинозвезда какая-нибудь… — Конечно, думаю и даже знаю, — подтвердила Маргарита. — Вы — звезда кинорежиссуры. — А вы… актриса? — спросил Шара.