Вдруг она вскинула голову. Судья хотел что-то сказать, но она быстро приложила палец к губам. — Нет! — сказала она, потом добавила дрожащим голосом: — Замрите! Вспомните о лепестках, падающих в снег. Если прислушаться, то мы услышим этот звук… Радостно показывая на дерево за его спиной, она быстро продолжила: — Посмотрите, сегодня цветы распустились! Прошу вас, взгляните! Судья обернулся. Когда он поднял голову, от красоты представшего ему зрелища у него перехватило дыхание. Дерево ясно вырисовывалось на освещенном луной небе, маленькие красные цветы казались красными драгоценными камнями, усыпавшими серебряные сучья. Слабый ветерок проносился в холодном воздухе. Несколько лепестков отделились и, кружась, медленно опустились на снег. Вдруг он услышал за спиной треск дерева. Он резко обернулся и увидел сломанные перила. На площадке он остался один. Глава 25 Судебный врач выдвигает поразительное обвинение; два чиновника прибывают из императорской столицы На следующее утро после мучительной ночи судья проснулся поздно. Писец, принесший утренний чай, печально сообщил: — С женой нашего врача произошел несчастный случай, ваша честь! Вчера вечером она, как обычно, пошла на Лекарственный холм собирать травы. Должно быть, она прислонилась к перилам, и они обломились. На рассвете один охотник нашел ее мертвой у подножия холма! Судья выразил свое сожаление, потом велел позвать Ма Жуна. Когда они остались одни, судья мрачно бросил ему: — Прошлой ночью я совершил ошибку, Ма Жун. Ты должен молчать о нашей поездке на кладбище. Забудь о ней! Ма Жун понимающе кивнул своей большой головой и сказал: — Я не вполне понимаю, в чем дело, ваша честь, но, по крайней мере, умею выполнять приказы. Если ваша честь говорит: «Забудь!» — я забываю! Судья признательно посмотрел на Ма Жуна и отпустил его. Раздался стук в дверь, и вошел Го. Судья быстро поднялся, вышел ему навстречу и принес формальные соболезнования. Го посмотрел на него большими печальными глазами. — Это не был несчастный случай, ваша честь, — спокойно сказал он. — Моя жена знала это место как свои пять пальцев, а перила были вполне крепкими. Я уверен, что она покончила с собой. Судья поднял брови, и врач продолжил все тем же ровным голосом: — Я признаюсь, что виновен в серьезном преступлении, ваша честь. Когда я попросил свою жену выйти за меня замуж, она предупредила меня, что убила мужа. Я сказал, что меня это не волнует, поскольку знал: ее муж был грубым скотом, которому доставляло удовольствие причинять боль и людям, и животным. Я полагал, что таких людей действительно нужно уничтожать, хотя у меня самого не хватало мужества на это. Я не способен на великие дела, ваша честь. Он безнадежно вскинул руки и продолжал: — Тогда я не спросил у нее о подробностях, и больше мы об этом никогда не говорили. Но я знал, что она часто думает об этом, терзаемая сомнениями. Конечно, мне нужно было убедить ее признаться в преступлении, но я эгоист, ваша честь. Я не мог даже представить, что потеряю ее… Он уставился в пол, и губы его подрагивали. — Почему же вы сейчас заговорили об этом? — спросил судья Ди. Го поднял голову. — Потому что я знаю, что этого она хотела, ваша честь, — тихо ответил он. — Я знаю, что суд над госпожой Лу произвел на нее сильное впечатление, ей казалось, что она должна искупить свою вину, покончив с собой. Она была безупречно честной женщиной, и я знаю, что она хотела, чтобы о ее преступлении было объявлено официально, потому что тогда она сможет вступить в загробный мир очищенной. Поэтому я и пришел сейчас, чтобы сообщить об этом и признаться в том, что являюсь соучастником убийства. — Понимаете ли вы, что совершили тяжкое преступление? — спросил судья. — Конечно! — ответил удивленный Го. — Моя жена знала, что после того, как ее не станет, я буду готов умереть. Судья медленно погладил бороду. Он испытывал глубокие переживания от проявления подобной верности. Помолчав, он сказал: — Я не могу начать дело против вашей жены после ее смерти, Го. Она никогда не рассказывала вам, как убила мужа, и я не имею права вскрывать склеп, основываясь только на ваших словах. Более того, думаю, что если бы ваша жена в самом деле хотела, чтобы о преступлении, которое она совершила, было объявлено официально, она бы обязательно оставила письменные показания против себя. — Это правда! — задумчиво сказал Го. — Я не подумал об этом! У меня в голове все смешалось… — Потом он добавил тихо: — Мне будет так одиноко… Судья встал, подошел к нему и сказал: — А дочка госпожи Лу живет у вас в доме? — Да, — ответил Го со слабой улыбкой. — Очень славная девчонка! Моя жена очень полюбила ее. — Тогда у вас есть долг, Го! — решительно сказал судья. — Как только дело госпожи Лу будет закрыто, вы удочерите девочку. Го с благодарностью посмотрел на судью и печально сказал: — Я был так расстроен, что даже не принес извинений из-за того, что не заметил гвоздь во время первого осмотра, ваша честь! Я надеюсь… — Забудем о прошлом! — поспешно прервал его судья. Го поклонился и трижды коснулся лбом пола. Поднявшись, он кратко сказал: — Благодарю вас, ваша честь! — Поворачиваясь, чтобы уйти, он добавил: — Вы великий и добрый человек! Когда Го медленно побрел к двери, судье показалось, что его ударили по лицу тяжелым кнутом. Пошатываясь, он подошел к столу и тяжело опустился на стул. Он вдруг подумал о том, что Го говорил о сомнениях своей жены. «Радость проходит, остаются раскаяние и печаль» — она несомненно знала все стихотворение. «О, если б хоть раз новая любовь…» Голова его опустилась на стол. После долгой паузы он выпрямился. В его памяти всплыл давно забытый разговор с отцом. Тридцать лет назад, сразу после того, как он сдал свой первый экзамен на должность, он с воодушевлением рассказывал отцу о своих великих планах на будущее. «Думаю, Жэньцзе, ты далеко пойдешь, — сказал отец, — но будь готов к большим страданиям в пути! И ты узнаешь, что на горной вершине очень одиноко». В тот момент он запальчиво ответил: «Страдания и одиночество делают человека сильным, господин!» Тогда он не понял печальной улыбки отца, и только сейчас ему стал ясен смысл его слов. Писец принес горячий чай, и судья медленно опорожнил чашку. Вдруг он удивленно подумал: «Как странно, что жизнь продолжается, будто ничего не случилось! Умер Хун, женщина и мужчина заставили меня устыдиться, а я сижу здесь и пью чай. Жизнь продолжается, но я стал другим. Она продолжается, но я больше не хочу участвовать в ней». Он был совершенно измотан и думал о покое, жизни в уединении. Но потом он понял, что ему это не удастся. Уединяться могут люди, не имеющие обязательств, а у него их слишком много. Он поклялся служить государству и людям, женился и народил детей. Он не мог отказаться от всего этого и сбежать, как трус, от висящего над ним долга. Придется продолжать. Приняв такое решение, судья погрузился в раздумья. Вдруг отворилась дверь, прервав его размышления. Ворвались трое его помощников. — Ваша честь, — возбужденно воскликнул Цзяо Тай, — из столицы прибыли два высокопоставленных чиновника! Они мчались всю ночь! Судья удивленно посмотрел на них. Он велел предложить высоким гостям подкрепиться в зале для приемов, обещав присоединиться к ним после того, как переоденется в церемониальное платье. Войдя в зал, судья увидел двух мужчин в халатах из блестящей парчи. По знакам на шапочках он понял, что это старшие инспекторы из Столичного суда. Когда он опускался на колени, сердце у него екнуло. Должно быть, дело было очень серьезным. Старший из них торопливо подошел к нему, помог судье подняться с колен и почтительно произнес: — Ваше превосходительство не должны стоять перед своими слугами на коленях! Ошеломленный судья позволил проводить себя на почетное место. Старший чиновник подошел к алтарному столу у задней стены и осторожно взял лежавший на нем желтый свиток. Почтительно держа его обеими руками, он сказал: — Сейчас ваше превосходительство прочтет августейшие слова! Судья Ди поднялся и с поклоном принял свиток. Он медленно развернул его, следя за тем, чтобы императорская печать в верхнем углу оставалась выше уровня его глаз. Это был императорский указ, в привычных официальных выражениях возвещающий о том, что в знак признания его похвальной службы в течение двенадцати лет Ди Жэньцзе из Тай-юани назначается главой Столичного суда. На свитке стояла подпись императора, сделанная алой кистью. Судья свернул свиток и вновь положил его на алтарный стол. Потом, повернувшись в сторону столицы, он распростерся на полу и девять раз прикоснулся к нему лбом, чтобы выразить благодарность за высочайшую милость. Когда он поднялся, чиновники низко поклонились ему. — Мы двое, — с уважением сказал старший, — назначены помощниками вашего превосходительства. Мы взяли на себя смелость передать копии высочайшего указа старшему писцу, чтобы их развесили по всему городу и жители могли бы порадоваться чести, оказанной их судье. Завтра рано утром мы проводим ваше превосходительство в столицу. По высочайшему повелению вашему превосходительству следует приступить к исполнению обязанностей как можно скорее. — Преемник вашего превосходительства, — добавил младший, — уже назначен и прибудет сюда, очевидно, сегодня вечером. Судья Ди утвердительно кивнул. — Теперь вы можете отдохнуть, — сказал он. — А я пойду в свой кабинет привести в порядок дела для моего преемника. — Мы сочтем за честь помочь вашему превосходительству в этом, — подобострастно предложил старший чиновник.