Часть 7 из 18 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Пурги, конечно, хватает, но и есть, о чём покумекать. Это всё? — Башкир явно был озадачен услышанной историей.
— Дальше я направился к окраине. Время раннее и хватало с головой. Решил посмотреть на поле, где они шли ночью. И вот, что интересно. На завод, как ты пояснил, они двигались классической стаей, а вот из города в лес возвращались цепью по одному на расстоянии метров пятнадцать друг от друга. Поверь, не ошибаюсь, это было чётко видно на влажной земле. Я несколько раз прошёлся и проверил. Можешь это объяснить?
— Цепью, говоришь, шли. Как в наступление? Хотя, нет. Они же возвращались. И что это значит? — вопрос был обращён к самому себе.
— Думай, ты здесь жираф большой, ему видней, — каламбур из песни Владимира Высоцкого заставил всех улыбнуться и разрядил обстановку, прогнав задумчивый фон, наполнивший комнату.
Эта шутка, как и положено, была настоящей, так как несла в себе долю правды. Башкир был выше всех в этой компании, и за всю свою жизнь ему приходилось несколько раз объяснять свой рост, отвечая на то, что тюрки бывают только маленькими. Его народ делится на два типа. Один, их большинство, напоминают монголов и называются степные башкиры, те, действительно, низкие, а второй, к которому относится он, это лесные. Именно они отличаются высоким ростом, более смелые и независимые. Он всегда гордился тем, что, будучи уроженцем Уфы, жил по соседству на одной улице с Юрием Шевчуком и поэтому в бардачке его машины лежали компакт-диски, подписанные только тремя буквами ДДТ, а песня «Белая река» стала его гимном по жизни. Башкир часто рассказывал об этой реке, вспоминая, как после тренировок по боксу, ранним вечером, он легким кроссом бежал со стадиона «Динамо» на берег к железнодорожному мосту, окунуться в прохладной воде и отдохнуть. Ностальгия о городе детства и отрочества не была чужда ему. Тогда его называли только по имени, которым он очень гордится — Ильдар, означающее «правитель».
— Подойдем с другой стороны. Цепь выстраивают для прочёсывания района, чтобы ни одна мышь не проскочила. То же самое делают и в лесу. Значит, волки ищут того, кто находится на их территории, но не пойман ими. А там, — Башкир выкинул указательный палец в сторону леса, — есть только Лесник, больше никого. Из этого следует хорошая новость — он ещё жив и эти твари пока ничего ему не сделали.
— Ты не переоцениваешь этих собак?
— После сегодняшней ночи у тебя есть сомнения в их способностях? — вопросом на вопрос ответил Башкир.
— Как-то с трудом верится.
— Ничего не поделаешь, всё говорит только об этом.
— Кстати, совсем забыли о том типе, который Толяна замочил. Что думаешь по его поводу? Может он в лесу и волки ищут его.
— Вряд ли, если он там, Лесник нашёл бы его за это время, а на последней встрече он не сказал ни слова. Скорей всего, его уже давно нет в городе. С двадцатью тысячами баксов можно залечь спокойно на дно далеко отсюда. Не поймали по горячему, а теперь, тем более поздно. Решим эти проблемы, а когда всё успокоится, кинем клич братве, может и срисуют его где-нибудь.
— Просто бесит, из-за него всё началось.
— Он тут не при делах, — рассудительно начал отвечать Башкир, — «центральные» при любом раскладе пытались бы отжать лабораторию. «Две пачки» за этим сюда и ехал. А сейчас, благодаря этому типу, их на одного меньше. Сказать честно, мне он уже не интересен.
— Ну, тогда, остался один вопрос? Когда на охоту пойдем, собачек пострелять, да, может и гранаты покидать. У нас их пол ящика осталось, штук десять, на всех хватит.
— Эти собачки сожрут тебя и даже не икнут. Честно, Боцман, ты мне иногда кажешься непуганым идиотом, — Башкир повысил голос, его начали нервировать эти вопросы, — головой подумай, гранату в лесу кидать! Чтоб она стукнулась об ветку или ствол и прилетела к тебе под зад. Ты нормальный? Оставим их здесь, я только парочку возьму на всякий случай. Может в берлогу придётся закинуть или в нору волчью.
— Да, не злись ты. Одичал я здесь на этой забытой Богом станции. Развеяться хочется…, тёлок нет, так хоть взорвать что-нибудь.
— Проехали. И не забывай, нам ещё «центральных» надо будет встретить с «подарками», поэтому в лес ничего лишнего из арсенала брать не будем. Короче, выдвинемся на поиски хижины Лесника завтра перед самым рассветом, уверен, он плотно засел в ней и эти твари не могут его достать. Но следить за сигнальной ракетой никто не отменял. Днём проверить машины и ещё раз всё оружие.
— Так точно, Башкир. С нами Бог и Андреевский флаг! — настроение Боцмана резко поднялось в предвкушении перезарядить свой праздничный автомат, — завтра дадим жизни!
Спустя пять минут комнату наполнил шелест тасующейся колоды карт: кто-то же должен был сбегать в магазин за аперитивом в виде водки и десертом в виде пива. Подходило время завтрака.
Глава 8
Атака
Мой сон был нарушен громким движением наверху. Вскинув руку, посмотрел на часы, нажав кнопку подсветки. Было одиннадцать часов вечера, то есть поспал всего не больше двух часов, но этого вполне хватало после не самого трудного дня в моей жизни. Поднявшись с постели, убрал книгу с пола и подошел к крышке подвала. Я застыл, вслушиваясь в происходящее и пытаясь определить, что задумали волки. Уверенность, что ночь будет полна бодрящих захватывающих событий, полностью захватила и заставила организм начать выбрасывать в кровь первые порции адреналина. Лесник также проснулся и негромко окликнул:
— Что там, разведка? Наши друзья зашевелились?
— По-моему разбирают завал.
— Ну, я тогда ещё поваляюсь, — это было произнесено также спокойно, как когда-то хирург-травматолог сказал мне, отошедшему от наркоза, что у тебя всего лишь перелом коленной чашечки со смещением.
— Как нога, сосед? Скоро она тебе понадобится.
— Не могу похвастаться. Но ты не переживай, мешком не буду.
— Это радует. Отдыхай, а я начну готовиться к встрече.
Через три минуты весь керосин уже аккуратно стоял на полу в подвале рядом с кроватью. Волки, как сосед делающий ремонт, не стеснялись шуметь, и изредка нервно рыча друг на друга, растаскивали в стороны рухлядь, освобождая крышку подвала. Мельком глянув на шкаф, одиноко стоящий от прохода в бункер, я остановил на нём взгляд. Мысль, проскочившая мгновенно в виде сложного электрического импульса, сформированного нейтронами, мне очень понравилась. По своей высоте он был под самый потолок, а по ширине и длине практически полностью закрывал люк. Если поставить его прямо под проёмом в крыше подвала, то он станет отличным препятствие и неожиданным сюрпризом. Но самое главное, подарит ещё время, которого вскоре будет очень не хватать. Снова пришлось попотеть под тяжестью этого громоздкого старого толстостенного шкафа. Волки, уловив мою активность, ускорили темп, как по команде: «Бегом марш!» и вскоре остановились, завершив работу. Баррикада уже была установлена и, в резко наступившей тишине я услышал медленные уверенные грузные шаги. Никаких сомнений, это был Белый. Он когтями подцепил металлическую ручку, держа её в челюсти, приподнял люк и просунул лапу в образовавшуюся щель. Мне всё это было видно, так как шкаф оказался сантиметра на три меньше проёма по всему периметру. Вожак откинул крышку, и я с ухмылкой представил его взгляд, полный детского непонимания вызванный вопросом, что это такое. Всматриваясь в щель, даже не заметил, как в подвал вошёл Лесник.
— Слышал, как открылся люк, думаю, сейчас начнётся кипеж, а тут тишина. Вот и вышел посмотреть.
— Решил бег с препятствиями им устроить.
— Хорошая идея, а шкаф в самый раз. Пойду, ещё посижу на спине, — опять в голосе только спокойствие, и опять я вспомнил своего врача.
Белый волк в отличие от моего соседа не был так невозмутим. Сначала он легко и резко, играя стакатто, с небольшими паузами стучал лапой по верху старомодного представителя корпусной мебели, словно боялся обжечься. Затем его удары потяжелели и глухим эхом стали отдаваться внутри шкафа. Вожак явно не знал, что делать. У него получалось просунуть полностью когти в щель, через которую я наблюдал, и зацепить край, но сил опрокинуть этот деревянный гроб явно не хватало. Он подуставший от бессмысленных попыток отошёл в сторону и на его место встал молодой волк. К этому времени я достал молоток из-под кровати и с огромным удовольствием, когда из просвета снова показались острые загнутые роговые образования кожного происхождения, нанёс сокрушительный удар по одному из них, сломав и вбив в плотную стенку шкафа. Казалось, что этот вой прозвучал на весь лес. Ещё бы, вы слышали когда-нибудь истерику женщины, которой сломали ноготь? Сейчас не было никакой разницы.
На этот вопль не мог не отреагировать Лесник:
— Слышь, разведка. Не вижу, что ты там сделал, но думаю после этого, они убьют тебя первым.
— Мне нравится твой позитив, — и мы оба рассмеялись под утихающий вой раненого зверя наверху.
Я присел на кровать, исподлобья продолжая смотреть наверх. Молодой волк покинул хижину и сейчас зализывал лапу на улице с одной только мыслью, что его никто не просил засовывать её туда. Юношеский максимализм не чужд и лесным хищникам. Как же хотелось сделать то, что не смог вожак и подняться в глазах стаи на небывалый для него уровень. А теперь, все увидели его ужас и боль, которую он не смог перенести, как подобает авторитету в волчьем семействе, показав слабость. Мечты в будущем стать королём своего мира рушились на глазах. В какой-то момент казалось, что он заплачет от досады. Боль проходила, унося с собой жалость к себе и всё его нутро снова начала наполнять решимость. Хвост, вяло лежавший на земле, зашевелился и его конец начал монотонно бить по опавшим листьям. Юный волк смотрел на дверь хижины, а глаза наполнялись жаждой доказать, что всё произошедшее было недоразумением. Он уже представлял, как оттеснив остальных, первым спрыгнет в подвал и убийственной хваткой вцепиться в своего обидчика, выдергивая из него куски свежего мяса и внутренностей. Как он будет победоносно стоять над распластанным телом, не подпуска к нему никого. Как вожак уважительно будет смотреть со стороны, с понимаем того, что трон под ним зашатался. И с какой гордой походкой, когда всё закончится, будет уходить, не обращая ни на кого внимания, под откровенный взгляд одной молодой самки, готовой стать его верной попутчицей на всю жизнь. И теперь дозами таблеток будет командовать он, а значит и всей сворой. В нём с новой силой забурлил животный инстинкт хищника, ослепляя и незаметно закрывая завесой чувство самосохранения.
Из стаи никто не знал, куда ушёл вожак и что он задумал, а без него право принять на себя командование отсутствовало априори, поэтому волки разошлись по двору в поисках местечка для небольшого отдыха. Только пара самцов-охранников осталась в доме, расположившись около проёма.
Я зашёл в бункер и на немой вопросительный взгляд Лесника, стараясь сохранять полную безмятежность, ответил:
— Первая атака захлебнулась. Зверьё зализывает раны и думает, что делать дальше. Поэтому и мы покурим.
— Чтобы ты сделал на месте этих собак? — в прищуренных глазах просматривалось полное внимание.
— Не думал об этом.… Наверно, начал бы рыть подкоп. Хотя, толку от него много не будет. Даже если они доберутся до подвала, то стоит пристрелить первого, как только появится его морда и пробка в тоннеле обеспечена.
— Они протолкнут его.
— Не факт. Перевернём на бок кровать, прислоним к норе, и всё. Из этого трупа получится плохое стенобитное оружие, да и разбежаться, места нет. Придётся вытаскивать его только наверх, а это слишком много сил. Короче, думаю подкоп — затратное дело для них. Значит, если они думают, как я, то сюда наиболее реально попасть только через верх, но для этого надо свалить шкаф, на который силёнок не хватает. Вот как-то так.
— Говоришь, только свалить шкаф. Зная Белого, это тварь что-нибудь придумает. Я даже скажу больше, он уже придумал, и сейчас этим занимается.
— Никак не могу свыкнуться с мыслью, что он настолько умён.
— А пора бы уже. У меня было то же самое и теперь, кто в лесу сейчас я, и кто он? — в голосе Лесника чувствовалось не поражение, а неприятие к самому себе за допущенное заблуждение. — О чём мысли кидаешь, разведка?
— Мысли, это много, а так только одна. Но для волков она мне кажется невероятной. Я бы засунул в щель крепкую палку или арматуру и использовал, как рычаг, чтобы опрокинуть шкаф. Но у меня есть руки, а лапы у них явно не предназначены для захвата. Другого способа не вижу, как это сделать сверху.
— Ну что же, поживём, увидим. А пока есть время, наложи мне новую повязку, да потуже.
Он снова прилёг, а я встал у входа в коридор, стараясь уловить любое мельчайшее движение. Очень не хотелось пропустить начало абордажа. Тишина и предчувствие скорой схватки начали напрягать не только меня, но и Лесника, как бы он не старался придать своему лицу отрешенный от каких-либо проблем вид. Он заговорил первый, наполнив блеклый свет бункера шепотом хриплого голоса.
— Разведка, когда всё закончится, если, конечно, мы застанем это радостное событие живыми, нет желания заняться делами? Тебе же нечего терять. Что тебе делать в этом городе?
— Не думал об этом, но скорее нет, чем да. Криминал это не моё, он весь построен на наживе, а у меня обостренное чувство справедливости.
— Как может быть чувство того, чего нет? Это самообман. Согласен?
— Здесь не буду спорить, но благодаря нему, я всегда честен перед самим собой. А с этим мне легче жить.
— Знаешь, твои поступки настоящего мужчины, а размышляешь до сих пор, как юнец, не повидавший в этой жизни предательства и зла. Или ты всё умеешь прощать, что на тебя не похоже, или ты наивен, как бубен, или эта дрянь ещё не появилась в твоей жизни, а без неё никуда.
— Не то, и не другое, и не третье, Лесник. Есть ещё такие понятия, как воспитание и достоинство, но у каждого они разные вместе с отпечатками пальцев.
— Расскажу тебе одну историю. Случилось это давно, но сути не меняет. Жил один парень и любил одну девчонку, из такой же, как у него, обычной рабочей семьи. Она тоже отвечала взаимностью. Как и у тебя, для него этот мир стоял на трёх китах — справедливость, честь и чистота во всём, что ты делаешь. Всё, что он вытворял с друзьями в школе и во дворе, никогда не несло зло. Шухарили безобидно от скуки, чтоб хоть чем-то время прибить. В таком возрасте домой не загонишь. Но на их пути стал её отец со своим одноклассником, директором мясокомбината, в то время, очень уважаемый и богатый человек, сын которого положил глаз на эту девочку. Её отец очень жаждал этого союза, всеми силами пытаясь помешать их встречам и прогулкам по аллеям города, постоянно ища повод. Он признавал в семье только своё мнение и очень бесился, если кто-то возражал, поэтому никто не хотел идти против его слов. Такой себе был неполноценный тиран. А этот мажор всё чаще стал приходить в гости вместе с отцом, типа друг семьи. Мать оставалась молчаливым свидетелем происходящего, хотя прекрасно всё понимала. Она привыкла так жить уже давно, зная, что муж всё равно никого слушать не будет, это лишь только лишние нервотрёпки. И вот когда ей было семнадцать лет, на день рождение отца пришёл его друг с сыном, поэтому погулять вместе в этот пятничный вечер у возлюбленных не получилось. И они договорились, что завтра с утра он зайдет за ней, они пойдут на озеро, пока солнце не начало припекать.
В девять утра парень стоял около двери в её квартиру и нажал на звонок. Дверь открыл отец, явно не отошедший от вчерашнего застолья и довольно нагло сказал: «А, это ты. Заходи, можешь не разуваться». Он провёл его в комнату дочери и приоткрыл дверь. Она спала обнаженная в объятиях этого мажора. «Босяк, забудь её. Она нашла себе нормального жениха, а ты ищи другую. Под стать себе».
Через неделю они отыграли свадьбу с огромным размахом и она на следующий день переехала жить на другой край города.
— Я так понимаю, этот парень, это ты.
— Да. Девочку, которую я любил, стала для меня грязной. И вот тогда мой мир начал рушиться. Киты, на которых он стоял, расплылись к чёртовой матери в разные стороны. Но это не конец истории, слушай, что было дальше. Спустя недели две после свадьбы я случайно встретил её мать, которая очень добро поздоровалась со мной и предложила поговорить. Мы присели на одной из лавочек в ближайшем дворе и она рассказала, что произошло в тот вечер. Отец незаметно подливал ей водку в шампанское, когда по его просьбе дочь уходила на кухню подрезать хлеба или ещё что-нибудь и принести к столу. Через некоторое время её начало вырубать, и он сказал матери отвести в комнату уложить спать. Как оказалось, друг сделал ещё один подарок, заказав столик в центральном ресторане города за свой счёт на восемь часов вечера и, они начала собираться, чтобы продолжить гуляние и потанцевать под живую музыку. А сынок изъявил желание остаться под благородным предлогом, что надо присмотреть за ней, вдруг с непривычки станет плохо. Мать хотела остаться сама, но перечить мужу было бессмысленно, тем более, в его день рождение.
Когда они вернулись, она сразу хотела пойти в комнату к дочери, но отец схватил её за руку и с ухмылкой сказал, что рано мы пришли, не стоит мешать молодым. И вот только тогда поняла, что всё было продумано заранее. Она просидела всю ночь на кухне и слышала, когда утром зашёл я. Первые три дня дочь рыдала в своей комнате, а его друг уже решал все предсвадебные хлопоты. А эта тварь, которая отец, был абсолютно спокоен, постоянно приговаривая, что время пройдет, и она еще скажет спасибо. После этого разговора осталось двоякое ощущение. С одной стороны стало легче, она снова была чистой для меня, с другой, я чувствовал, как ненависть к её отцу закипает со всей силой, заставляя дрожать тело.
Через месяц начинался осенний призыв, и я должен был уходить в армию. Мой мир менялся с каждым днём и место трёх китов заняли три касатки: не верь, не бойся, не проси. Теперь точно знал одно, что спасибо от неё он не услышит никогда. В один из вечеров я дождался его, возвращающегося, как всегда слегка пьяного, после второй смены и, выйдя на встречу в темном подъезде, без всяких слов, ударил его ножом в бок, чуть пониже рёбер. Он всё понял, даже сквозь хрип сказал что-то нечленораздельное. Я стоял и в падающем с верхнего этажа тусклом свете, смотрел на него, скорчившегося на бетонном полу. Минуты через три всё было кончено.
За мной пришли под утро и уже через две недели, услышал приговор — 103-я статья, от трёх до десяти, мне дали максимальный срок, его друг постарался. Отличный шанс избавиться от меня надолго. Вот так был выбран мой жизненный путь, о чём, кстати, не жалею, даже вернув время назад, сделал бы это снова. Поэтому, разведка, такое понятие, как достоинство мне не чуждо и оно ничем не меньше и не хуже твоего. Вот как-то так получается.
Я молчал, даже не представляя, чтобы сделал бы на его месте. На убийство, наверно, не пошел, но с другой стороны оставить всё, как есть, стало бы унижением самого себя и пришлось бы с этим жить, постоянно ощущая себя неудачником и ничтожеством. У людей, которые умеют жалеть себя, это получилось бы легко, но те, у кого с детства слёзы на лице появлялись только от невыносимой физической боли после жесткого перелома или другой травмы, не способны на это. Мужчина по- настоящему твёрд только тогда, когда его жесткость направлена в первую очередь к себе, а уже только потом к окружающим. То, что ты хочешь от других, вначале взимай с себя.
Да, за нож я бы не взялся, но хороший плотный прямой удар в нос, скорей всего, нашёл бы своё место и мог закончиться тем же этапом в исправительно-трудовую колонию, но с меньшим сроком. А значит, разницы никакой. Либо ты с достоинством, и видишь только ржавую колючую проволоку с такими же решётками, либо без него и, стараясь всё забыть, сидишь на берегу, и смотришь, как озёрная вода играет с твоим поплавком. Третьего не дано.