— Да. — Харри помедлил. — Как думаешь, удастся раздобыть ордер, снимающий с Ветлесена обязательство хранить врачебную тайну? — А что у нас есть? Я, конечно, могу надеть совсем короткую юбку, отправиться в суд и найти там судью подходящего возраста. Но честно предупреждаю: по-моему, ничего не получится. — Согласен. Харри посмотрел на огни бара «Бишлет». Вспомнил свою пустую полуразрушенную квартиру, взглянул на часы, передумал и повернул вниз по проспекту Пилестредет к зданию Полицейского управления. В два часа ночи он набрал номер и снова услышал в трубке голос Катрины — на этот раз сонный: — Что случилось? — Я в управлении, только что посмотрел твои материалы. Ты говорила, все пропавшие женщины были замужем и имели детей. Думаю, надо копнуть в этом направлении. — Что именно копать? — Понятия не имею. Мне просто надо было сказать это кому-нибудь вслух, чтобы проверить, не звучит ли это по-идиотски. — Ну и как это звучит? — По-идиотски. Спокойной ночи. Эли Квале лежала в постели с широко раскрытыми глазами. Рядом с ней безмятежно сопел Андреас. Луч лунного света пробивался между штор и падал на стену, где висело распятие, купленное ею в Риме во время свадебного путешествия. Что же ее разбудило? Может быть, Трюгве зашумел у себя наверху? Ужин и остаток вечера прошли именно так, как она себе и представляла. Она смотрела на сияющие от радости лица, озаренные светом свечей, и все они говорили хором, то и дело перебивая друг друга: каждому хотелось о многом рассказать. Особенно Трюгве. И пока он рассказывал о Монтане, об учебе и друзьях, она молчала и все смотрела на этого юношу, почти мальчика; он только-только начал превращаться во взрослого мужчину, который сам выбирает свой жизненный путь. Вот чему она была больше всего рада: он имеет возможность выбирать. Свободно и открыто. А не как она — тайком. Эли слышала, как в доме что-то заскрипело, будто стены заговорили друг с другом. Она встала с постели, подошла к окну и заглянула в щелку между занавесками. Шел снег. Он укутал ветки яблонь, и луна отражалась в тонком белом снежном покрывале, укрывшем склон, так что каждый предмет во дворе был отчетливо виден. Ее взгляд скользил по двору от входной двери до гаража, как будто она искала что-то, сама не зная, что именно. И вдруг взгляд остановился. Пораженная, Эли приглушенно вскрикнула. Прекрати, приказала она себе. Наверняка это Трюгве. У него смена часовых поясов, он не мог уснуть и вышел во двор. Следы шли от двери прямо к окну, у которого она стояла. Как черный пунктир на белом тонком слое снега. Отточие перед текстом. Но обратных следов не было. Глава 12 День седьмой. Разговор — Один парень из отдела по наркотикам признал его, — доложил Скарре. — Когда я показал ему фотографию Ветлесена, он сразу вспомнил, что несколько раз видел его на перекрестке Шиппергата и Толлбугата. — А что там, на этом перекрестке? — спросил Гуннар Хаген, настоявший на своем присутствии на понедельничных утренних совещаниях у Харри в кабинете. Скарре недоверчиво воззрился на Хагена, будто решил, что ослышался. — Барыги, девки и их клиенты, — пояснил он лаконично. — Это у них новое место, с тех пор как мы прогнали их с Платы. — И они перебрались туда все? — не поверил Харри и почесал подбородок. — Мне говорили, они вроде по разным местам разбежались. — Ну, это у них типа центра, — ответил Скарре. — Они, ясное дело, тусуются и возле здания Биржи, и напротив Норвежского банка, вокруг Музея Аструпа — Фернли, концертного зала «Старая ложа» и кафе «Бюмишонен»… Тут Харри громко зевнул, и Скарре вынужден был остановиться. — Сорри, — сказал Харри без тени сожаления. — Выходные выдались тяжелые. Продолжай. — Однако сотрудник из наркоотдела не помнит, чтобы видел его покупающим наркоту. Сказал, что тот как-то заходил в «Леон». В этот момент дверь распахнулась — появилась Катрина Братт, лохматая, бледная, с припухшими глазами, однако «доброе утро» она пропела весьма довольным голосом и вполне четко, после чего стала озираться в поисках стула. Бьёрн Хольм вскочил со своего, приглашающе махнул в его сторону, а сам пошел за новым стулом. — «Леон» на Шиппергата? — произнес Хаген. — Это что, место, где продают наркотики? — Вполне возможно, — отозвался Скарре. — Но сам я видел, как туда заходят чернокожие проститутки, так что, скорее всего, это так называемый «массажный салон». — Точно, — произнесла Катрина Братт, все еще стоя спиной к собравшимся и пристраивая пальто на вешалку. — Массажные салоны — большой сегмент рынка, его прибрали к рукам вьетнамцы. Как правило, они открывают их в спальных районах, ближе к окраине города, и предлагают услуги азиаток, а от африканцев, которые контролируют уличную проституцию, стараются держаться подальше. — По-моему, я там видел объявление у входа — «Сдаются дешевые комнаты», — вспомнил Харри. — Четыреста крон за ночь. — Точно, — поддакнула Катрина. — У них там есть комнатушки, которые согласно документам они сдают на сутки, но на практике получается почасовая оплата. Причем это черный нал, потому что клиенты, как правило, чеков не требуют. Черный нал и черные девки. И сутенер у них черный. А вот хозяин гостиницы белый. — Мадам бьет не в бровь, а в глаз. — Скарре подмигнул Харри Холе. — Забавно: сотрудница полиции нравов Бергена вдруг так много знает о проституции в Осло. — Да везде примерно одно и то же, — пожала плечами Катрина. — Спорим, что все именно так, как я сказала? — Спорим, — согласился Скарре. — Ставлю две сотни на то, что владелец — пакистанец. — Идет. — Ну… — Харри потер руки. — Так и будем сидеть? Владельца гостиницы «Леон» звали Бёрре Хансен. Он был родом из Сулёра, и лицо у него было такого же сероватого оттенка, что и грязный снег, который так называемые «постояльцы» приносили на своих ботинках и оставляли на паркете перед стойкой. Над ней висела табличка с надписью «Адменестратор». Поскольку ни сам Бёрре, ни его клиенты особенно не заботились о правописании, табличка провисела здесь все четыре года, что Бёрре владел гостиницей. Перед тем он изъездил вдоль и поперек всю Швецию, продавая Библии, затем пробовал торговать бракованными порнофильмами в городе Свинесунде, откуда и вывез особый говорок, интонациями напоминавший смесь танцевальной музычки и проповеди. Там, в Свинесунде, он встретил Наташу, русскую стриптизершу, которую с грехом пополам вызволил из лап ее менеджера. Наташа сменила имя и переехала к Бёрре в Осло. «Леон» он выкупил у трех сербов, которые по разным причинам не могли больше находиться на территории Норвегии, и продолжил начатое ими дело, потому что не видел никакого смысла менять главную концепцию. А она была такова: сдача номеров на короткий — часто очень короткий — срок. Доходы поступали в основном наличными, а клиенты были не слишком требовательны. И дело шло неплохо. Так что потерять его Бёрре совсем не хотел. Оттого-то ему сразу не понравились те двое, что стояли теперь перед ним, а больше всего не понравились их удостоверения. Один из них — высокий мужик — шлепнул по стойке фотографией: — Видел этого парня? И хотя Бёрре Хансен догадался, что они пришли не по его душу, на всякий случай отрицательно замотал головой. — Точно? — переспросил мужик, уперся локтями в стойку и наклонился к нему. Бёрре еще разок взглянул на фотографию, а сам подумал, что надо бы повнимательней рассмотреть их удостоверения, потому что мужик, например, больше походил на наркодилера, которых тут немало ошивается, чем на полицейского. Да и девка, что стояла с ним рядом, тоже сотрудника полиции не сильно напоминала. У нее был взгляд много повидавшей проститутки, тяжелый такой взгляд, но в остальном она выглядела как леди. Стопроцентная леди. Если бы она завела себе сутенера, который не стал бы грабить ее по-черному, то быстро б начала зарабатывать раз в пять больше, чем теперь. А может, и в десять. — Нам известно, что ты держишь тут притон, — сказал полицейский. — Я держу гостиницу, все абсолютно легально, и все документы у меня в порядке. Желаете взглянуть? — Бёрре показал пальцем на крошечный кабинетик позади стойки. Полицейский покачал головой: — Ты сдаешь комнаты проституткам и их клиентам. Это запрещено законом. — Послушайте… — Бёрре сглотнул слюну. — Что там делают постояльцы моей гостиницы в своих номерах, меня совершенно не касается. — Зато меня касается, — повысил голос полицейский. — Посмотри-ка на фотографию еще раз. Бёрре посмотрел. Снимок, видимо, был сделан несколько лет назад, потому что на нем «этот парень» выглядел значительно моложе. Молодой, беззаботный, глаза веселые. — Насколько мне известно, — осторожно напомнил Бёрре Хансен, — проституция в Норвегии не запрещена. — Точно, — ответила женщина. — Зато держать бордель запрещено. Бёрре Хансен сделал все возможное, чтобы придать лицу выражение оскорбленной невинности. — Сотрудники полиции, — скучающе забубнил полицейский, глядя мимо Бёрре, — регулярно обязаны проверять, как выполняются правила по ведению гостиничного бизнеса. Из всех ли номеров есть запасный выход на случай пожара… — Надлежащим ли образом ведется регистрация клиентов, не являющихся гражданами Норвегии, — подхватила женщина. — Имеется ли специальный факс для приема информации из Полицейского управления… — Как заполняются бумаги для налогового управления… Ага, горячо. И тут полицейский нанес решающий удар: — Мы собираемся послать запрос в Управление по экономическим преступлениям, чтобы они проверили вашу бухгалтерию, особенно в отношении тех лиц, которых наши агенты видели здесь за последние недели. Бёрре Хансен задрожал. Наташа. Аренда за квартиру. А при воспоминании о ледяных темных зимних вечерах, проведенных на чужих лестничных клетках с Библией под мышкой, у него прямо сердце зашлось. — Или можем ничего не посылать, — раздался голос полицейского. — Учитывая, в каких стесненных обстоятельствах приходится работать полиции: людей у нас не так-то много. Верно, Братт? Женщина кивнула. — Он снимает тут комнату два раза в неделю, — выдавил Бёрре Хансен. — Всегда один и тот же номер. Проводит там весь вечер. — Весь вечер? — К нему приходит много гостей. — Чернокожих или белых? — спросила женщина.