— Я не так хорошо знаком с Идаром, чтобы судить об этом. — Матиас нерешительно улыбнулся. — Надеюсь, это поможет? — Конечно, — ответил Харри. — Я вот еще о чем хотел спросить. Что ты знаешь о болезни Фара? — Очень немного. Быстроразвивающаяся патология. И очень серьезная. — А ты знаешь кого-нибудь из норвежских специалистов по этой болезни? Матиас задумался: — Да что-то никого не припомню. Харри поскреб подбородок: — Ну ладно, спасибо за помощь, Матиас. — В том-то и дело, что не за что. Если захочешь узнать поподробнее о болезни Фара, позвони вечером. Дома у меня под рукой будут кое-какие книжки. Харри встал и подошел к Катрине. Та что-то рассматривала под крышкой одного из больших металлических резервуаров у стены. Он заглянул ей через плечо, и язык его тут же закололо как иголками. И вовсе не от вида кусков человеческой плоти, которые лежали в ящике. Нет, от запаха спирта. Девяносто градусов ровно, подумал он. — Здесь хранится то, — пояснил Матиас, — что остается после ампутаций. Харри взглянул на Катрину. Ее лицо ничего не выражало. Дверь позади них открылась, стали заходить первые студенты и принялись натягивать голубые халаты и белые резиновые перчатки. Матиас проводил полицейских обратно в гараж. Возле последней двери он тихонько взял Харри за локоть: — Я хотел бы тебе кое-что сказать, Харри. Не знаю, как начать… — Давай, — сказал Харри и подумал: вот и приехали, сейчас-то и всплывет их встреча с Ракелью. — Мне очень неловко, но… Речь об Идаре. — И что же? — спросил Харри и, странное дело, почувствовал скорее разочарование, чем облегчение. — Понимаешь, это может ничего не значить… возможно, мне и разговор-то заводить не следовало. Но я подумал, что в таком важном деле лояльность — не главное. Осенью, когда я еще работал на «скорой», мы вдвоем с коллегой пошли после ночной смены перекусить и выпить кофе в «Посткафе». Кафе рано открывается, и там наливают пиво, так что с утра туда тянутся все забулдыги с бодуна. Ну и другие бедолаги. — Я знаю это место, — сказал Харри. — И там, к своему удивлению, мы заметили Идара. Он сидел за одним столом с каким-то потрепанным парнишкой, который уплетал суп. Увидев нас, Идар вскочил из-за стола и был ужасно смущен, что его застали в таком месте. Я про этот случай забыл, то есть думал, что забыл. Но вот ты спросил, и эта история сразу всплыла. Я тогда… ну, ты сам понимаешь, что я тогда подумал. — Понимаю, — ответил Харри. И добавил, заметив страдальческое выражение лица Матиаса: — Ты правильно сделал. — Спасибо. — Матиас натянуто улыбнулся. — Но чувствую себя Иудой. Харри попытался найти какие-нибудь правильные слова, но все, на что его хватило, — это протянуть руку и пробурчать «спасибо за помощь». Прикоснувшись к холодной резине перчаток Матиаса, Харри вздрогнул. Иуда. Поцелуй Иуды. Они ехали вниз по Слемдалсвейен, а Харри все вспоминал, как язык Ракели оказался у него во рту, как она мягко мурлыкала и громко стонала, ее вопли и его испуг — он даже резко остановился, так ему хотелось, чтобы это подольше не кончалось. Но Ракель пришла к нему не для того, чтобы это не кончалось. Она пришла, чтобы изгнать демонов, очистить тело, чтобы, вернувшись домой, очистить и душу. И сделать генеральную уборку. Ну да, ну да. — Набери клинику, — попросил Харри. Он услышал, как быстро бегает по кнопкам телефона пальчик Катрины. Она протянула ему мобильный. Боргхильд ответила сразу. В коротком «слушаю вас» в равных долях присутствовали и услужливость, и энтузиазм. — Говорит Харри Холе. Скажите, к кому мне обратиться по поводу болезни Фара? Пауза. — Это зависит от… — От чего? — От того, чем болен господин Фар. — Действительно. А Идар Ветлесен на месте? — Он уже ушел. — Уже? — Он играет в кёрлинг. Попробуйте позвонить в другой день. Ее голос звучал неумолимо, и Харри сообразил, что она и сама уже собирается уходить. — В бюгдёйском кёрлинг-клубе? — Нет, в частном клубе. Недалеко от «Гимле». — Спасибо. Удачных выходных. Харри вернул Катрине телефон. — Там-то мы его и прижмем. — Кого? — Доктора, ассистент которого ничего не знает о болезни, на которой шеф специализируется. Поспрашивав у прохожих, они наконец нашли «Вилла Гранде» — частное владение, которое в годы Второй мировой принадлежало норвежцу, чье имя, в отличие от мореплавателей на тростниковых лодках и искателей Северного полюса, было известно всем, в том числе и за рубежом: министру-президенту Норвегии, нацисту Квислингу, расстрелянному в 1945 году. В дальнем углу участка у подножия невысокого холма стоял длинный деревянный дом, похожий на старинную солдатскую казарму. Миновав первую дверь, полицейские сразу ощутили, как холодно внутри. За следующей дверью холод еще усилился. Там, на ледяной дорожке, находилось четверо мужчин. Их возгласы эхом отражались от деревянных стен. Никто из мужчин не заметил появления Харри и Катрины. Они кричали вслед гладко отполированному камню, который скользил по дорожке. Двадцати килограммам гранита с шотландского острова Эйлса-Крейг преградила путь шеренга из таких же камней, выстроившаяся возле внешнего из двух нарисованных в конце ледяной дорожки кругов. Мужчины выскочили на лед, балансируя на одной ноге и отталкиваясь другой, спорили, опершись на свои щетки, и решали, куда направлять следующий камень. — Спорт для снобов, — буркнула Катрина. — Ты только посмотри на них. Харри не ответил. Ему кёрлинг нравился. Что-то было медитативное, успокаивающее в том, как медленно скользил по дорожке камень, словно плыл во Вселенной, где нет трения. Ни дать ни взять космический корабль у Кубрика, только не под аккомпанемент Иоганна Штрауса, а под тихое шуршание камня и яростный скрип щеток. И тут мужчины их заметили. Харри узнал двоих журналистов: один был Арве Стёп. Идар Ветлесен отделился от них и двинулся к Харри. — Пришли поиграть, Холе? Он крикнул это издалека, как будто обращался к кому-то из своих, а не к Харри, даже выдал взрыв добродушного хохота. Но мускулы, напрягшиеся вокруг челюсти, выдали врача с головой. Он остановился возле Харри, дыхание паром вырывалось у него изо рта. — Игра закончена, — произнес Харри. — Не думаю, — улыбнулся в ответ Идар. Харри чувствовал, что холод уже проник сквозь подошвы ботинок и медленно двинулся вверх по ногам. — Мы бы хотели, чтобы вы проехали с нами в Полицейское управление, — сказал Харри. — Немедленно. — Зачем? — удивленно улыбнулся Идар. — Потому что вы сжульничали: никакой вы не специалист по болезни Фара. — Это кто вам сказал? — спросил Ветлесен и бросил короткий взгляд на остальных кёрлингистов, желая убедиться, что они стоят достаточно далеко и ничего не слышат. — Ваш ассистент. Она — видимо, по чистой случайности — и слыхом не слыхивала о такой болезни. — Послушайте… — Голос у Идара дрогнул, и в нем зазвучали нотки смятения. — Вы не имеете права врываться сюда и тащить меня в Полицейское управление. Только не здесь, не при… — Ваших клиентах? — подхватил Харри и прищурился на Идара через плечо, повернувшись к Арве Стёпу, который выметал ледяное крошево из-под одного из камней, а сам в это время разглядывал Катрину. — Я не знаю, что вы ищете, — понизил голос Идар, — и я готов сотрудничать. Но не в том случае, когда вы унижаете и уничтожаете меня перед моими лучшими друзьями. — Ну что, Ветлесен, продолжим? — окликнул Идара Арве Стёп. Харри посмотрел на несчастного хирурга. Интересно, что он имеет в виду, называя этих людей «лучшими друзьями»? Черт, если и был у них крошечный шанс вытащить из Ветлесена хоть что-нибудь, то именно здесь и сейчас. — Хорошо, — вздохнул Харри. — Мы уходим, но вы должны прибыть в управление не позже чем через час. Если не хотите, чтобы мы явились за вами с сиренами и мегафонами. А уж эти звуки весь Бюгдёй услышит. Ветлесен кивнул, и Харри даже показалось, что тот пытается по старой привычке одарить его широкой улыбкой.