— И что мы должны с этим делать? — Катрина помахала пакетом. — Поедем в Соллихёгду, возьмем анализы у близнецов. На земле по периметру двора снег не растаял. Мокрый, серый, он все еще лежал там, демонстрируя, что это его территория. Ролф Оттерсен встретил их на крыльце и предложил кофе. Снимая пальто, Харри объяснил, чего они хотят. Ролф ничего не спросил и просто кивнул. Девочки сидели в гостиной и вязали, позвякивая спицами. — Ну и что это будет? — спросила Катрина. — Шарф, — хором ответили близняшки. — Нас тетя учит. — Они кивнули на Ане Педерсен. Та сидела рядом, вязала и благодушно улыбалась Катрине. — Мне нужно немножко вашей слюны, — попросила Катрина, доставая пробирки. — Откройте ротики. Близняшки отложили вязанье. Харри прошел вслед за Ролфом Оттерсеном в кухню, по которой разливался аромат только что сваренного кофе. — Так значит, вы ошиблись с тем врачом, — сказал Оттерсен. — Возможно, — ответил Харри. — А возможно, он все же как-то связан с этим делом. Можно я снова взгляну на сарай? Оттерсен сделал приглашающий жест, но добавил: — Правда, Ане там прибралась, так что смотреть особенно не на что. Там действительно было убрано. Харри вспомнил, как Хольм брал пробу крови, толстым темным слоем покрывавшей пол у верстака. Кровь была куриная. Теперь пол отскоблили дочиста, и только там, где кровь просочилась в трещины, доски были розовые. Харри остановился возле верстака и посмотрел на дверь. Попытался представить себе, как все произошло: Сильвия рубила головы курам, в дверь вошел Снеговик. Ждала ли она его? Она зарубила двух кур. Нет, трех. Почему он подумал, что их было две? Две плюс одна. А почему плюс одна? Харри закрыл глаза. Две мертвые курицы лежали возле верстака, их кровь стекала вниз, в желоб. Но третья лежала в стороне и запачкала пол. Кровь запеклась вокруг куриной шеи — точно так же, как кровь Сильвии. Он помнил, как Бьёрн Хольм это объяснил, и знал, что мысль не нова, что она уже довольно долго лежит где-то далеко вместе с остальными такими же — недодуманными, полуприснившимися, полупримерещившимися. Мысль о том, что третья курица была убита тем самым инструментом — нагревающейся скользящей петлей. Он подошел к тому месту, где доски пола впитали кровь, и присел на корточки. Почему, убивая третью курицу, Снеговик использовал не топорик, а петлю? Все просто. Потому что топорик исчез в темном лесу. То есть это произошло после убийства. Он вернулся в сарай и тут убил еще одну курицу. Но зачем? Какой-нибудь ритуал вуду? Внезапный порыв? Черта с два. Этот гад все планирует и всегда следует плану. — Зачем? — спросила Катрина. Харри не слышал, как она подошла. Она стояла в дверях сарая, свет голой лампочки падал ей на лицо, в руках она держала пластиковые пакеты с пробами. Харри вздрогнул: Катрина стояла в дверях, вытянув руки, совершенно в той же позе, что и тогда, в доме Беккера, но теперь к этому воспоминанию подмешивалось еще что-то, какое-то другое чувство. — Да я уж говорил, — пробормотал Харри, глядя на розовые трещины на половицах, — дело замешено на наследственности и на лжи. — Кого ты подозреваешь? — спросила она, подходя ближе, цокая высокими каблуками по доскам. — Кто маньяк? Она присела на корточки рядом с ним, запах ее мужского парфюма, нагретого кожей, начал обволакивать Харри. — Я уже сказал: понятия не имею. — Но ведь сейчас ты выполняешь не просто рутинный осмотр! У тебя появилась версия, — выпалила она. Харри помолчал: — Это пока еще не версия. — Все равно расскажи. Харри вздохнул: — Арве Стёп. Он сказал, что Идар Ветлесен лечил ему локоть. Но Боргхильд заверила, что никаких записей о Стёпе у Ветлесена нет. Спрашивается: почему? Катрина пожала плечами: — Возможно, у него было что-то посерьезнее, чем локоть, и Стёп боялся, что информация о травмах может всплыть и подпортить его лучезарный имидж. — Если бы Идар Ветлесен по этой причине отказался вести записи своих пациентов, то у него архив был бы пуст. Я думаю, тут скрывается что-то действительно серьезное. Тайна, не подлежащая разглашению. — Например? — На ток-шоу Стёп соврал, когда сказал, что у него в роду никогда не было сумасшедших и людей с хроническими заболеваниями. — Ну и что? — Давай подумаем, попробуем от этого оттолкнуться. Ради версии. — Версии, которая пока еще не версия? Харри кивнул: — Идар Ветлесен тщательно скрывал, что принимает больных с болезнью Фара. Об этом не знала даже Боргхильд, его ассистентка. Так почему именно на него, а не на любого другого врача в мире вышли Сильвия Оттерсен и Бирта Беккер? — Почему? — Давай представим, что главным умением Ветлесена было не лечение серьезных заболеваний, а сохранение тайны. Он сам говорил, что вся его практика строится именно на этом. Поэтому к нему приходит пациент — к тому же еще и его друг — и говорит, что у него болезнь Фара и диагноз ему поставили в другом месте, у настоящего специалиста. Но этот самый специалист не обладает умением Ветлесена хранить тайну, а подобный факт и вправду должен храниться в полнейшей секретности. Пациент настаивает, возможно, даже платит большие деньги. Потому что он из тех, кто может заплатить. — Арве Стёп? — Да. — Но диагноз-то ему поставили в другом месте, откуда вполне возможна утечка? — Да, но Стёп боится не этого. Он боится, что диагноз болезнь Фара будет поставлен ребенку: ведь болезнь передается по наследству. Вот что должно храниться в полнейшей тайне, потому что никому не известно, что у Стёпа есть дети. Многие мужчины думают, что эти дети — их собственные. Например, Филип Беккер думал, что он отец Юнаса. И… — Харри кивнул в сторону дома. — Ролф Оттерсен? — сдавленно прошептала Катрина. — Близнецы? Ты думаешь, что этот генетический материал, — она помахала пакетиками, — приведет к Арве Стёпу? — Возможно. Катрина посмотрела на него: — Пропавшие женщины… у них у всех остались дети… — Если обнаружится, что Стёп является отцом Юнаса и близняшек, мы в понедельник начнем брать пробы у остальных. — Ты хочешь сказать, что Стёп… делал детей по всей Норвегии? Разным женщинам? А потом их убивал, после того как они родят? Харри пожал плечами. — Но зачем? — недоумевала она. — Если я прав, то речь, разумеется, идет о сумасшедшем, так что о мотивах можно только догадываться. Потому что в действиях сумасшедших частенько прослеживается четкая логика при неверном посыле. Ты слышала о тюленях? Катрина покачала головой. — Они совершают холодные и расчетливые убийства, — сказал Харри. — После того как самка родит детенышей и у нее начинается следующая течка, самец пытается ее убить, потому что знает, что с ним она больше спариваться не станет, и хочет сделать так, чтобы у его собственных детей не появилось конкурентов. Судя по лицу Катрины, ей было сложно понять эти высокие тюленьи отношения. — С ума сойти, — наконец сказала она, — но я даже не знаю, что хуже: думать как тюлень или верить, что другие могут думать как тюлень. — Я же сказал… — Харри встал, и его колени громко хрустнули. — Это даже еще не версия. — Врешь. — Она глядела на него снизу вверх. — Ты совершенно уверен, что их отец — Арве Стёп. Харри криво усмехнулся. — Ты такой же сумасшедший, как и я, — улыбнулась она ему в ответ. Харри пристально посмотрел на нее: — Пошли. В лаборатории ждут пробы. — В субботу вечером? — удивилась Катрина. — Что у них, никакой личной жизни? Они отдали пакетики в лабораторию, где им пообещали дать ответ сегодня же вечером, в крайнем случае — завтра рано утром. Харри подвез Катрину домой на Сейльдуксгата. — У тебя в окнах опять темно, — заметил он. — Ты что же, живешь одна? — Такая роскошная женщина, как я? — улыбнулась она, открывая дверь. — Никогда. — Хм. А почему ты не захотела, чтобы я рассказал твоим бывшим коллегам в Бергене, что ты теперь работаешь в Осло?