Чужие владения встретили Раджеда искусно сплетенной ловушкой. Стоило ему ступить на землю за открывшимся порталом, как взметнулись две гигантские алые змеи, сотканные из пламени. С шипением призрачные твари метнулись в сторону пришельца. Их яркое слепящее сияние затмило сизый небосвод, однако льор пренебрежительно скривил тонкие губы и выставил перед собой трость. Янтарь засиял золотым, останавливая рептилий. Они подернулись рябью, точно в мутную колодезную воду уронили крупный камень, который поднимает брызги. Только в случае змей во все стороны посыпались искры, а под их покрытием оказались пожелтевшие обугленные скелеты древних тварей, которые уже давным-давно истлели в недрах земли. Такие водились во времена правления давно ушедших чародеев, память о которых едва ли осталась в самых старых книгах. Существа-стражи, выставленные против нежеланного гостя, явно не принадлежали миру живых, но и не являлись порождениями чистой магии. — Что-то новое, явно совместное «творчество» Нармо и Илэни. Что ж, только слабаки объединяются, истинные льоры принимают бой поодиночке! — высокомерно заметил чародей, сжимая в руке пепел — все, что осталось после хитроумного заклинания. Он захватил с собой самые ценные артефакты из башни: талисман матери, с которым не расставался, трость и несколько перстней с янтарем. Другие камни для льора не несли необходимой мощи, а некоторые даже ослабляли, так что большая часть поющих камней просто хранилась в бессчетных сундуках. Впрочем, первый фокус противников оказался примитивен и груб в исполнении, с ним бы удалось справиться даже без трости. Льор подбадривал себя, не позволяя сомневаться в своей силе. Но стоило признать: десять лет он вообще не интересовался, что замышляют его враги, считая, что борьба замерла так же, как и весь Эйлис. Он никогда не искал войн, предпочитая им пиршества и общество прекрасных дам, которые скрашивали его неизменное духовное одиночество. Однако же обыкновенного человеческого веселья в своей жизни он помнил немного, ведь ему не исполнилось и ста лет, когда камни начали наползать на все живое, заковывая в тяжелые саркофаги. На смену балам пришли иные забавы, наверное, неправильные и злые, раз теперь что-то невольно шевелилось в душе остатками забытой совести. В грядущей битве с Нармо он не опасался смерти. В конце концов, ему нравились поединки — не смертоубийство, а именно способ в лишний раз покрасоваться, показать себя. Теперь же речь шла именно о смертном бое, проигрыш в котором означал гибель двух невинных жизней: вряд ли враждебные льоры пощадили бы девочек из мира, который не подозревал, что его намерены захватить. И эта ответственность давила на каждого янтарного льора в течение поколений, хотя не каждый слишком дорожил чужой планетой, но ни один из рода Икцинтусов не помышлял о ее захвате. «Эльф обещал, что портал останется в целостности, хотел бы я ему верить», — успокаивал себя Раджед, однако его снедало пламя исключительно эгоистического гнева: кто-то посмел похитить его гостью-пленницу, с которой он самозабвенно разыгрывал невероятные драмы, как кукловод, в обширном театре своей башни. Теперь же ее судьба вызывала смешанные чувства беспокойства исключительно за жизнь девушки и обиды за отнятый приз. Самая неприятная часть личности Раджеда обвиняла Софию в ее глупом бесполезном побеге. Впрочем, не было времени размышлять и собирать воедино все противоречивые мнения насчет происшествия. Повсюду подстерегали капканы, хотя бесплодная земля не отличалась от янтарного льората своим унылым пейзажем серо-бурых валунов. Но каждый из них мог обратиться опасной иллюзией или потайными путами для магии. Раджед следил за теми сплетениями, которые недоступны человеческому взору. Для Софии не существовало и незримых преград, которые отделяли льораты. Колдуны же ловили самые тонкие оттенки магии, поддевали ее нити, соцветия, порой толстые прочные цепи. Воздух буквально пропитывался ими для чутья магов, отпечатывался особым привкусом, как запах озона после грозы. И все-таки каждый из них чувствовал, что в этом ослепительном особом пространстве чего-то не хватает, как запоминающегося лейтмотива в песне. Может, как раз той самой Души Эйлиса? Этого не ведал никто. Раджед старался не отвлекаться на думы. Он продвигался медленно через пустошь, ища возможные порталы в башню топазовой чародейки. Строение маячило на краю горизонта черной громадиной, вокруг которой сгущались темные тучи, являя миру еще более мрачное зрелище, чем жилище янтарного льора. Каждая башня ослепляла красотой лишь изнутри, о виде внешней части никто не заботился. Каждый замкнулся в своей скорлупе, и уже много лет не приходилось видеть внутреннее убранство чужих башен. Да и вообще выходить из своей на открытую местность, отчего Раджед морщился, видя опасность за каждым валуном. Впрочем, небезосновательно. Не успел он пройти и нескольких шагов, нащупывая доступный портал во вражеский стан, как на него вновь напала змея. Горящий скелет рептилии штопором вывинтился из-под земли, намереваясь вцепиться прямо в лицо. На этот раз ящер оказался не таким огромным, не больше питона, но объятые алым пламенем клыки выглядели внушительно. Янтарный льор никогда не жаловался на реакцию, успел выставить перед собой трость. Змея вцепилась в янтарный талисман, который раскалился и завибрировал от соприкосновения с чужой магией. Раджед осклабился и направил больше сил в атакованную трость, однако со спины послышалось слабое шевеление энергетических нитей, пронизывающих воздух. Они звенели, как струны, почти неуловимо, не так, как драгоценные камни. Но слух не подвел. Чародей развернулся, отбрасывая одну змею, уклоняясь от атаки новой. Восставшие рептилии столкнулись, отброшенные магическим вихрем. Льор направил на них мощный поток разрушающей магии, превратив правую руку в лезвия, левой сжимая трость. Он буквально подцеплял на расстоянии магическую канву и рассекал ее, как острая сабля разрезает тонкое перо. — Это все, на что ты способна? — обращался к башне Раджед, небрежно отворачиваясь от дымящихся костей. На самом-то деле он надеялся, что Илэни не обладает такой мощью, чтобы поднять из небытия более страшных монстров древности. Чародейка не умела возвращать жизни, зато отнимала покой у давно почивших в недрах. Дымчатый топаз — камень потустороннего мира и самой черной магии, издревле его носители в Эйлисе считались проклятыми. Илэни тоже не посчастливилось открыть в себе темный дар, отчего она с юности была заточена в башню «заботливым дядей». Но вина за ее воцарение лежала отчасти на Раджеде. Именно он помог выбраться этому монстру, а потом события подхватывал стремительный вихрь. История далеких дней, в которой чародейка почему-то обвиняла янтарного льора. И теперь ее гнев причинял вред невольной свидетельнице чужих драм. «Если ты посмела что-то сделать с ней!» — в очередной раз посылал мысленные проклятья Раджед, думая о заточенной Софии. В какой-то момент его посетила самая страшная мысль — его вели в западню, где ждал только хладный труп. Вероломство Нармо и коварство Илэни не знали границ. Но в тот же миг янтарный льор вдруг четко, как наяву, увидел картину подземелья, затканную синеватым мертвенным светом. Надвигавшуюся Илэни, в руке которой блестел беззаконным жалом нож и сжавшуюся в углу клетки Софию. Последняя закрывалась руками, а чародейка что-то шипела ей, склоняясь с оружием. На миг все чувства Раджеда взвились неразборчивой какофонией, когда ему показалось, что Илэни намерена перерезать горло пленнице. В том, что все происходит на самом деле, Раджед не сомневался, так как его дар рассеивал любые иллюзии, ведь он сам их мастерски насылал. Магия не дозволяла немедленно преодолеть все преграды и телепортироваться прямо в темницу, где издевались над его гостьей. Гостьей или пленницей? И не поступал ли он с ней так же? В тот миг Раджед об этом не успел задуматься. Только рванулся в немом порыве вперед, проламывая сразу несколько слоев магической защиты. Если до этого он ступал осторожно, как по минному полю — страшному изобретению землян — то увидев распоротую щеку Софии, кровь на ее нежной коже, ринулся вперед, как безумный, исступленно взревев на всю пустошь: — Илэни, иссякни твои самоцветы! Чтоб тебе окаменеть! Он ринулся вперед, уже не опасаясь задеть нити ловушек. Змеи выскакивали из земли, но Раджед сокрушал их. Он, как в тумане, видел сотни горящих скелетов, которые нападали на него со всех сторон, но дух воина обострил все рефлексы. Пусть льоры и утопали в сибаритстве и самолюбовании, но каждый из них ежедневно готовился к битве, к войне с соседями, и за века это чувство только усиливалось инстинктом хищника. Змеи и ящеры рассыпались обугленным прахом, только вскоре оказалось, что сила топазовой чародейки позволяла собраться им снова и снова. Зато с них сбивалось мощное магическое пламя Нармо, так что повторные атаки удавалось отразить быстрее. Но новые враги окружали кольцом со всех сторон. Невольно мелькнула мысль, что для Сумеречного — всесильного Стража — эта битва показалась бы детской игрой. Но Раджед почти с остервенелым наслаждением принимал этот бой, полностью его бой. Может, так и надо, может, только после таких испытаний он заслужил бы любовь Софии. Лишь бы она оказалась жива! Но больше видений не посещало, значит, враги ожидали именно его. Пленница — приманка, на нее не тратили много времени. Зато к его приходу подготовились знатно, по всем правилам, чтобы ни минуты передышки. Сначала измотать стычкой со змеями-зомби, а потом напасть и самим. Но Раджед буквально смеялся над примитивностью такой тактики, хотя сам не разработал никакого хитроумного плана, его просто не существовало в сложившейся ситуации. Впрочем, древний род янтарных чародеев никогда не прятался за спинами других. Раджед дождался, когда вокруг него образуется самый настоящий кокон из змей, стремящихся оплести его, сжечь. На миг противник, наверное, даже поверил в свою победу, но именно тогда янтарный льор сложил воедино силу всех трех артефактов: трости, талисмана и кольца. Его окутало ярчайшее золотое сияние, образовавшее настоящий ураган, прорезавший унылый свод серых туч. Вспышка испепеляла всех змей, разносила их на несколько миль по округе, ударяла о скалы, стирая в порошок. Сияние угасло, Раджед, небрежно отряхивая белые манжеты, самодовольно ухмыльнулся: — И это все? Я даже не устал! Сдаешь позиции, старушка! Может, поэтому приютила у себя слепого паука? Он знал, что враги его слышат, но ответа со стороны башни так и не последовало. Зато не успела нервная улыбка-оскал сойти с помрачневшего лица, как черная громадина крепости противника подернулась волнами, точно мираж в пустыне, и от нее отделилась необъятная прозрачная волна, стирающая все живое на своем пути. Черная завеса надвигалась гигантским студнем, подхватывала на пути пыль, кружила ее и перемалывала. Новая линия обороны целиком и полностью состояла из магии дымчатых топазов. «Это не все. Другого и ждать не стоило», — понял надвигавшуюся опасность Раджед. Вокруг его собственной башни такой защиты не наблюдалось, ее охраняла магия хозяина. Здесь же чародейке явно помогало само зловещее сооружение, в сокровищницах которого наверняка притаилось немало дымчатых топазов, многократно усиливающих заклинание. Времени на раздумья практически не находилось. Раджед за считанные секунды пролистывал сотни книг, прочитанных за четыреста лет, где говорилось о разнообразных заклинаниях. Как бороться с разрушительной волной? Ответа от древних учителей не находилось, из чего следовал вывод, что это недавнее изобретение самой Илэни. Что ж, янтарный льор тоже не сидел сложа руки, практикуясь в колдовском искусстве, составляя новые заклинания и ловушки. Еще одна секунда на раздумья… Время просыпалось песчинками из разбитых часов, текло неправильно, не по кругу и даже не в обратную сторону. Оно просто взбесилось и неслось галопом. В глаза била картина разрушающей волны, пока разум подбирал стратегию. Изобретение против изобретения… Что он сам изобрел? Искажения пространства в башне… Искажения… Верх и низ, перепутанные стены и потолок. Другие так не умели, пробравшийся в башню противник оказывался сбитым с толку и попадал в ловушки. Однако это в башне, а не на открытой местности. И как искажения помогли бы против колоссальной волны, которая уже с жадным чавканьем гудела порывами безумного ветра, трепала волосы и полы камзола, засыпала пылью лицо? Искажения… Ответ прощупывался под тонкой кожей, как едва уловимый пульс. И чтобы не прекратилось биение собственного сердца, Раджед все внимательнее прислушивался к колыханию ответа, не теряя хладнокровия даже перед лицом смертельной опасности. В конце концов, противостояние сильнейших развеяло скуку. Но мысль о Софии разгоняла азарт и приятный адреналин. Ответственность — вот, что делает по-настоящему уязвимым, вот, что заставляет цепляться за жизнь. А не только самодовольная жажда победы ради превосходства. Жить… Умирать… На что похожа смерть? И отличается ли гибель льора от смерти ячеда? Волна настигала, окутывала и сбивала с ног, лишь где-то высоко над головой маячил тонкий прогалок безвкусно-сизого неба. Искажения пространства, верх и низ. Прогалок! Мысль ударилась в сознание, как электрический ток, заставляя вынырнуть из преступно ранних помыслов о гибели. Раджед вцепился во все подвернувшиеся линии чужой темной магии, напитал их силой янтаря и скрутил, разрушая, точно желая, чтобы небо и земля перевернулись. Магических сил на это ушло немало: все камни-хранители раскалились и буквально немо кричали, а не пели, как обычно. Или это он сам кричал боевым кличем? Собственный голос поглощал ветер. Казалось, волна наступает неизбежно, остановить ее ход не сумел бы никто до самой границы владений чародейки. Но зато тот прогалок, что виднелся узкой полоской в небе, теперь оказался на земле. Раджед поменял полюса, смешал верх и низ, повторил в небывалых масштабах свой фокус, который на рудниках с трудом разгадала София. Черная волна с оглушительным уханьем прошла над чародеем, оставив ему достаточно широкий туннель, по которому он и двинулся к башне. Разрушительное заклинание стелилось за спиной все дальше, уничтожая случайно поднимавшихся костяных змей. Раджед же поспешил к башне, отмечая, что сеть магических ловушек и цепей защиты заметно истончилась, точно большая часть магии ушла на создание смертоносной стены. (Боялись же появления в башне, раз строили такие препоны на подходах к ней). Но и янтарный льор истратил немало своих сил: на лбу вздулись жилы, по спине катился пот, руки слегка дрожали и мышцы болели, точно сдвинул непомерную тяжесть. Да так и было! Только на магическом уровне. Но льор быстро восстановил сбившееся дыхание, повторяя себе: «Это еще не конец! Только начало! Это же весело! Очень весело! Да, я вернусь живым. Обязательно вернусь. И вместе с Софией». Он забывал, что девушка не могла видеть его подвига. Да и подвига ли? Безусловно, он рисковал собой, но ведь он же и подверг ее опасности, бесчестно приглашая в свой мир. Получалось, Нармо и Илэни перехитрили его? Сумели сыграть на его чувствах? Это придавало дополнительной ярости, отчего руки перестали дрожать, магия вновь распределилась равномерным щитом. И чародей рванулся прямо в башню, нащупав брешь в защите. Или, может, это было новое «приглашение»? Уже непосредственно на арену? Но от этой мысли вскипали только удалое лихачество и жажда лицезреть поверженных врагов. Миг телепортации не воспринимался сознанием. Пустошь растаяла, уступив место просторному прямоугольному залу. Золоченые кариатиды, что поддерживали расписной плафон, равнодушно смотрели на наборный паркет. Доски обуглились в месте прибытия нежеланного гостя. Если бы порталы дружелюбно открыли, то и никакой порчи интерьера не случилось бы. Только сколько лет уже льоры не принимали гостей? А ведь раньше их было намного больше, казалось, что уничтожать возможно до бесконечности. Но вот она замкнулась перекрестными отражениями в зеркалах, повешенных друг напротив друга. Раджед бросил беглый взгляд на свое многократно повторенное, удалявшееся в темноту отражение, однако тут же обратил полный ненависти взор к той, что шла с противоположного конца залы. Черный шлейф ее длинного платья едва слышно шуршал по паркету, как неуловимое шевеление змеи в высокой траве. — Не поприветствуешь гостя, а, Илэни? — хрустнув пальцами, обратился иронично Раджед, стряхивая с себя остатки усталости. Хотя, признаться, сил он истратил преступно много. Проклятая волна едва не сгубила его. Как он ни старался, но последствия столкновения упрямо ощущались. Чародей отгонял от себя мысли, что враг, возможно, сделался за многие годы сильнее него. Янтарный льор не имел права проигрывать. По меньшей мере, ему не позволило бы самолюбие. Хотя на самом деле… нет, говорить о долге перед чужой планетой казалось слишком напыщенно. Лучше уж определять это жгучее стремление к победе как удаль воина. Раджед просчитывал, с какой стороны атакует Нармо. Трепещущая алым туманом аура чародея кровавой яшмы ощущалась где-то поблизости, но он упрямо маскировал свое присутствие. Он мог выпрыгнуть из потайной двери или внутреннего портала за зеркалом, отделиться от жутковатых змей и драконов, изображенных на мрачном плафоне. Мог атаковать каждый миг из-за спины, стряхнув с себя маскирующую магию. В чужой башне у пришельца не было преимуществ, зато хозяева питались магией самоцветов. Впрочем, башня Нармо осталась там же, где и крепость Раджеда — на западном материке. — Здоровья тебе желать? Еще чего! Чтоб ты окаменел! — пренебрежительно фыркнула чародейка, едва заметно прикоснувшись к прозрачному сизому камню, который украшал ее собранные в сетку длинные волосы, свешиваясь на белый высокий лоб. Ее талисман — дымчатый топаз. Для ячеда просто драгоценность, одна из многих на строгом, но дорогом платье королевы, расшитом по корсажу узорами темных каменьев. Зато для льора — безошибочный ориентир, от которого исходила энергия. Иные камни пели, перешептывались, а этот отчетливо шипел, как бесприютный ветер, затерявшийся среди склепов и пещер. — Решила показать своих новых питомцев? Дешевые игры! Глупая выдумка праздной кокетки, — пренебрежительно бросил Раджед, наблюдая, как из зеркал полезли полупрозрачные тени, каждая из которых сжимала сотканный из дыма клинок. Илэни не отвечала, только сцепила степенно руки, высокомерно наблюдая из-под полуприкрытых век. Она точно всегда спала наяву. И являлась ли вообще живой? Раджед уже и сам не понимал, что нашел когда-то в этой ледяной статуе. Он ведь всегда стремился к жизни, может, иногда к пустой суете, но не к мертвенному покою. Удивляло, почему чума окаменения столько лет обходила топазовую башню, ведь ее хозяйка давным-давно окаменела изнутри. В ее сердце царствовал лед, что не растопил бы ни один огонь — ни пламя пожарища, ни ласковое солнце весны. Ее считали одержимой, проклятой. Один Раджед когда-то в этом усомнился, не поддался на общую молву, но ныне ненавидел Илэни, считая ее безумной. Картину изображенных на потолке драконов, которые разрывали своих жертв, тоже соткало жестокое сознание чародейки. Ее душу пропитали темные тени, которые ныне лезли страшной выдумкой из зеркал. Раджед вскинул сияющие когти, вспарывая первый силуэт. Призрак распался, как морок тумана на рассвете. Но на смену ему выпрыгнули еще десять. Янтарный льор небрежно махнул когтями, отражая удары мутно-прозрачных клинков, но тени не исчезли: они распались нематериальным облаком и вновь собрались. Их атаки мешали сосредоточиться, чтобы понять природу магии, породившей их. Дымчатые топазы — это очевидно, но каждое оружие чародеев содержало еще немало хитросплетений и формул. Магия — сложное искусство, и нерадивых ее учеников в войне льоров уничтожили первыми. Тени представлялись одной из самых сложных форм колдовства, материальные, рассыпающиеся при малейшем ударе, одновременно несокрушимые, собирающиеся вновь. Они выползали из многочисленных зеркал. И вскоре уже не хватало когтей, чтобы разорвать их уплотнявшийся круг, напоминавший осаду скелетов-змей. «Нармо копируют? Спасибо за тренировку перед поединком, Илэни!» — саркастично отмечал стиль боя янтарный льор. Но чтобы проговорить это вслух не хватало времени. Воздух отсчитывал четкие вдохи и выдохи, быстро циркулируя через мехи легких. Обширная зала сделалась тесной, мелькали разноцветными пятнами мрачные кариатиды. Скорость перемещений помогала уклониться от ударов и совершить резкий выпад, прорубая себе путь вперед, пока не сомкнулись ряды. И над толпой своих клонов маячила Илэни, к которой яростно прорывался льор, потому что чародейка загораживала лестницу, что вела прямо в подземелья. Борьба на чужой территории изначально не сулила легкую победу, но количество ловушек неприятно удивляло. Пару раз они разверзались черными дырами посреди драгоценных пород дерева, совершенно незримые для ячеда и тщательно замаскированные для льора. Но Раджед успевал увернуться на краю, обойти или испепелить, пока из зеркал лезли новые тени бесконечной анфилады отражений. Бесконечной… Отражений… Мысль пришла неожиданно. «Теперь они копируют мой стиль боя», — заметил янтарный льор. Все завязывалось на зеркалах и тех, кто смотрелся в них. Льор изначально подозревал, что существует какая-то нить, связывающая все тени, за которую достаточно потянуть, чтобы распутать этот сгущавшийся клубок. Раджед устремился к зеркалам, ударяя по ним когтями, уклоняясь от взмаха меча. Все же не удалось — удар пришелся по касательной вдоль лопаток, лезвие распороло драгоценный камзол, пробив магический щит. Боль на пике адреналина почти не воспринималась сознанием. Рубашка прилипла к спине, немного останавливая кровь. Все внимание устремилось на разбитое зеркало, вся концентрация пришлась на уничтожение дурной бесконечности отражений. Замкнутый круг прерывался: теней становилось меньше, но они все еще выпархивали дымом из-за стекол. Кому принадлежит отражение? Человеку? Нет. Зеркалу? Нет. Зазеркалье оказалось подвластно той, что общалась с мертвецами. Илэни недовольно изогнула тонкую бровь — единственная эмоция на бесстрастном бледном лице. Только топаз слегка светился, а в его глубине, казалось, таилась сама тьма. Чародейка на вид бездействовала, только плотнее сцепила руки, когда Раджед устремился к следующему зеркалу. Но под его ногами вновь разверзлась воронка. Маг резко оттолкнулся от ее края, устремляясь к расписному плафону в прыжке, достойном леопарда или рыси. Уродливый дракон на картине исказился от удара когтей и магии, когда льор уцепился за потолок, оглядывая поле боя с вышины. Лишь для того, чтобы в следующий миг обрушиться сияющей бурей, разносящей все зеркала. Не просто так он останавливал те смерчи, что насылал Сумеречный Эльф в демонстрации своей мистической силы. Илэни едва успела выставить магический щит, что-то прошипев. Тени посыпались осколками, как будто удивленно озираясь, Раджед же переходил на новое видение. Кариатиды и росписи более не существовали для него, все состояло из линий магии, рычагов, за которые достаточно потянуть, чтобы свернуть весь мировой порядок. Но не всем доступно, большинство из таких потайных механизмов укрывались даже для льора. Наверное, Страж Вселенной ведал, как управлять ими, но в разгар битвы хватило и самых простых. Раджед обернул магию чародейки против ее приспешников, загоняя их в воронку, которая только недавно намеревалась поглотить его самого. Тени скребли по полу, цеплялись мечами за узоры паркета, но ничто не спасало их от силы, которая затягивала магнитом в недра черной дыры. Туда же неумолимо тянуло и саму Илэни, лицо женщины исказил самый настоящий испуг. А Раджед мстительно скалился, он все еще оставался под потолком, вцепившись когтями. Он с торжеством наблюдал, как топазовая чародейка судорожно пытается переменить исход боя. Янтарный льор предвкушал тот миг, когда злодейку затянет ее же ловушка. Одновременно он рассматривал все еще не просто мир, а линии, их переплетения, целый рисунок мироздания. Что-то новое, неизведанное. Может, об этом и говорил Сумеречный Эльф? Может, это он и видел каждый миг? И… сходил с ума. Теперь казалось очевидным, почему — сотни скрытых смыслов, нитей, которые вели за пределы дворца, даже за пределы Эйлиса. Куда? Через необозримые просторы Вселенной? Но все созерцание этого ослепляющего мира захлестнул и стер гнев, стоило вспомнить об Илэни и о том, что где-то там, в подземельях, томится София. Раджед решил, что его посетила галлюцинация от перенапряжения, и в тот миг отчетливее ощутил рану на спине. Но это так — мелочи, хотя к боли и за четыреста лет сложно привыкнуть. Он по-прежнему видел, как Илэни тянет к воронке, по-прежнему наблюдал искусную магию, но повторить трюк с одновременным выбиванием зеркал уже не сумел бы. Как будто с приходом Софии и ради нее открывались какие-то знания и способности, которые таились ранее в недрах подсознания. Да и что было раньше? Борьба ради себя одного, ради своего самодовольства? Он впервые шел ради кого-то, ради чьей-то защиты и спасения. — Нармо! Он уже здесь! Раджед здесь! — взвизгнула Илэни, упираясь руками и ногами, цепляясь за кариатид. Чародейка потеряла больше половины своей невозмутимости, сделавшись похожей на ту девчонку, которая когда-то томилась в башне, которую когда-то освободил Раджед. И, наверное, фатально ошибся в выборе, с тех пор не доверяя никому, сражаясь только за себя. Тени чародейки уже все утонули в воронке, женщина же держалась, выставляя блоки магии. Илэни не сдавалась и в какой-то момент уцепилась за вышедшие из-под контроля бразды своей магии, закрывая воронку. От неминуемой гибели ее в тот момент отделяло не больше пары шагов. — Что, слишком рассчитывала сразить меня этими болванчиками? — прорычал Раджед, моментально пересекая разделявшее врагов пространство. Он обнажил мечи-когти, лицо его коверкал оскал, отчего льор напоминал все больше разъяренного льва с огненной гривой, нежели человека. Но атаковать не удалось: вокруг Илэни соткался прозрачный дымно-серый барьер. Колдунья только пренебрежительно процедила сквозь зубы: — Что же, «достопочтенный» льор настолько опустился, что нападает на безоружную женщину? — Ты не женщина, ты ядовитая змея в облике человека! — тряхнул головой Раджед, анализируя состав щита Илэни. Хорошо свит, искусная броня, которая неразличима на расстоянии. Не просто так чародейка заключила союз с Нармо: ее магия не позволяла атаковать напрямую, а с многочисленными уловками янтарный льор каждый раз успешно разделывался. Чародеям кровавой яшмы, напротив, не хватало ловкости и колдовских трюков для построения ловушек, поэтому каждый раз они увязали в иллюзиях рода Икцинтусов. Янтарь сочетал в себе оба начала, как землю и воду, солнечный свет и хлад глубин. Только один раз род Геолиртов перехитрил янтарных льоров, в тот день, когда Нармо подлым обманом заманил в западню и убил отца Раджеда. И вот та, которую он однажды вытащил из заточения Аруги Иотила, объединилась с кровным врагом. Янтарный льор замахнулся когтями, выискивая брешь в щите. Илэни же вновь облекла лицо в маску безразличия и превосходства. Не успел Раджед коснуться мечами щита, как пришлось блокировать стремительную атаку, обрушившуюся вновь со спины. — Как не вежливо! Неужели наш янтарный льор растерял свои блестящие манеры? — послышался неизменно мягкий насмешливый голос, который всегда напоминал затаившийся рык зверя, гул далекой грозы. Сцепленные алые и золотые когти скрипели, как стальные клинки, но шла борьба, что незрима человеку: множество «нитей» щита и атаки схлестывались искрящими потоками. — Нармо Геолирт. В логове змеи обнаружился слепой паук, — пренебрежительно фыркнул Раджед. — Да, похоже, янтарный льор все-таки растерял свои манеры «истинного аристократа», — не изменял своей глумливой привычке Нармо, но глаза его горели огнем, голос приобрел серьезный оттенок: — От твоей подлой атаки я три года ничего не видел! — Надо же! А я-то гадал, почему ты все не нападаешь, — парировал нараспев Раджед, совершая резкий выпад. Нармо двигался не хуже, обладая такой же способностью мгновенного перемещения. Шла борьба, за которой не уследил бы человеческий глаз: они кружили по залу, как два зверя в тесной клетке, под сапогами скрипели осколки множества разбитых зеркал. Паркет и барельефы превращались в обугленные исцарапанные щепки. Поединок сильнейших, противостояние титанов. Вот только Нармо не ведал о честной борьбе. Раджеду стоило бы привыкнуть за столько лет, но, наверное, все судят по себе. При всех хитрых приемах и интригах, в поединках он никогда не опускался до подлости, а Нармо не гнушался. Вот и в этот раз, улучив момент, он в обход всех магических щитов и уловок нырнул под лезвия, блокировав их своими мечами, а тяжелым сапогом ударил по ноге противника, раскрошив коленную чашечку металлической вставкой. — Оу! Эти парни с Земли знают толк в уличных драках! — самодовольно выпрямился Нармо, пока Раджед, опешив на миг, отшатнулся, прихрамывая. Но достать себя когтями или магией не позволил. Боль прошила ногу, прошла вдоль позвоночника, отчего рана на спине отозвалась глухим жжением. Использовать самоцвет исцеления не хватало времени. Раджед поразился, что кто-то сумел пробить его магический щит. И только спустя миг заметил, что на квадратных носках сапог Нармо блестит едва различимое рубиновое напыление. Но откуда? Ведь последний рубиновый льор умер от старости еще три сотни лет назад. И это открытие поразило еще больше, чем атака, посеяв сомнения в душе. Обычно льор в бою не пользовался несколькими самоцветами, только теми, что являлись его талисманами. — Тебе не победить в чужой башне, — донесся голос Илэни. Чародейка покинула поле боя, кинувшись к мраморной лестнице, ведущей в казематы. Красивое начало — неприглядный конец, все великолепие заканчивалось тяжелой дверью с решетками. И далее следовал бесконечный мрак тюрем, где раньше томился провинившийся или восставший ячед. — Это мы еще посмотрим, — пробормотал Раджед, отскакивая на безопасное расстояние от подлого Нармо, с презрением кидая противнику: — Ты просто бандит. Сражаешься, как ячед! — В борьбе все средства хороши, — усмехнулся Нармо, вновь совершая выпад, но Раджед левой рукой блокировал атаку, а правой взмахнул, намереваясь срубить голову противника. На долю секунды лицо кровавого чародея застыло гримасой, с него слетела противная ухмылка, в глазах блеснул страх смерти. Но не удалось — янтарный льор лишь срезал прядь черных патл, поэтому Нармо снова растянул узкие губы в усмешке.