Раджед из-за травмы потерял часть своей подвижности и ловкости, а противник стремился зайти со спины. Впрочем, сдавать позиции янтарный льор не собирался, его поддерживал небывалый гнев, замешанный на бешеном переплетении чувств: возмущение, что его обманули, утащив Софию, отвращение к подлым приемам врагов, беспокойство за гостью. Враги все еще кружили по залу, срывая остатки пурпурных портьер, разбивая фарфоровые вазы и украшения тяжелых люстр. А Илэни стремительно спускалась в подземелья. «София!» — только прорезал возглас собственные мысли, когда чародей понял, что колдунья направляется прямо к пленнице. Нармо загораживал вход. Наверняка Илэни расставляла по пути новые ловушки, готовясь шантажировать жизнью заложницы. И когда они узнали, что появился кто-то, за кого он не боялся идти в чужие владения из своей верной башни? Впрочем, он и сам не помнил точно, когда София стала ему дорога, хоть и говорил, что просто несет ответственность за украденную из своего мира девушку. О своей правоте он не размышлял, некогда, особенно, пока десять клинков то ударялись о щит, едва не пробивая его, то скрещивались, разбрасывая всполохи от столкновения антагонистической магии. Янтарный льор неумолимо пробирался к лестнице в подземелья. Лестница… Еще немного! Когда Нармо возник у него на пути, Раджед настолько разозлился, что с рыком кинулся вперед. Все десять лезвий на обеих руках пришлись на щит врага. Раджед открылся для атаки, но кровавый чародей просто не успел, был опрокинут и сметен в сторону. Его противник, не обращая внимания на горящую боль в ноге, устремился вперед, перепрыгивая по пять ступеней за раз. Барельефы на стенах смотрели маскаронами, что изображали не человеческие лица, а образы диких чудовищ, лестница показалась бесконечной. Однако вскоре замаячила дверь подземелья, которую Раджед одним махом снес с петель… *** В темнице пахло сыростью и гнилью. Камни не пели, покрытые плесенью булыжники маячили в темноте бульдожьими мордами. Софья сидела в клетке, вжав голову в плечи, и из ее глаз временами срывались крупные слезы. В душе царствовала холодная глухота, точно выпили ее, истолкли, как скорлупу, растоптали. Вся ее жизнь перевернулась, осознание этого постепенно приходило и обустраивалось в измученном разуме. Уже ничто не будет по-прежнему, если вообще у нее еще оставалось хоть какое-то будущее. Когда она услышала истеричный возглас о том, что Раджед пришел в башню, Софья не обрадовалась, не восприняла его как чудесного сказочного принца. Один из шайки этих королей-разбойников, этих тиранов, которые ни во что не ставили простых людей. Они обладали огромной силой, но крошечным сердцем. И даже если янтарный льор пришел за ней, даже если ему сопутствовала удача, то для пленницы не изменилось бы ничего. Она мерзла в клетке Илэни, но до этого чуть не умерла от холода на рудниках Раджеда. Поэтому из глаз ее струились не теплые слезы надежды на спасение и не испуганные слезы тревоги за спасителя, а горькая влага досады и неприязни. Пусть она больше боялась новых мучителей, но и возвращаться в янтарную башню в качестве трофея не желала. А ведь за освобождение Раджед бы потребовал все того же, уж в этом Софья не сомневалась. Все одинаковые, алчные, требующие восхищения собой, не думающие о других. Соня по-прежнему винила в большей части ее бед именно янтарного льора. Да и кто знает, может, он вообще был в сговоре с Илэни и Нармо. Хотя… Сверху доносились звуки нешуточной борьбы, разбивались предметы. Когда послышался взрыв мощной магии, Соня зажала уши. На голову ей посыпалась каменная пыль, и показалось, что она найдет могилу в этом подземелье, заблокированная под рухнувшим замком. Однако фундамент устоял, где-то наверху противостояние продолжилось. Пленница растирала грязь и кровь по лицу вдоль дорожек, оставленных слезами. Она впадала в неподвижность, близкую к безразличию. Холод пронизывал тело? Пусть. Руки и ноги коченели? Пусть. Страх накатывал и сковывал волнами? Пусть, он ощущался чем-то отдельным для слишком ясного и одновременно туманно отрешенного разума. Пленница смотрела сквозь пустоту и ей казалось, что она отчетливо видит каждую линию этого мира, даже самую скрытую, самую потаенную. Рисунок мироздания проступил сквозь привычные очертания, как ее бесцветные эскизы на альбомной бумаге. Но что делать со всем этим, она не ведала, как и с карандашными набросками. Вот однажды привлекла внимание чародея из чужого мертвого мира, наверное, ныне расплачивалась за свою фантазию, которая раздвинула рамки миров. Точно Эйлис позвал ее… Или все Раджед? Подстроил, заставил руку выводить неверные линии. Винить его во всем оказывалось легче всего. Отчаяние заползало в душу, поедая светлые ростки, как темнота рудника сковывала сорванные цветы. Тогда ее еще вела надежда, здесь же показалось, что последнюю ее крупицу, как жадный паук, утащил Нармо в тот самый миг, как дотронулся до нее. Соня поклялась сначала, что ни за что не уступит Раджеду, не станет играть по его правилам. Теперь же ею охватило такое безразличие ко всему, что казалось — не так уж много и потеряла бы, если бы была с ним более ласковой да податливой. Так бы сказала половина ее знакомых, даже если они изначально знали, что им не быть королевами рядом с льором. Но стоило только вспомнить о Рите, о том, что ей тоже, вероятно, грозила опасность, как гнев смахивал оцепенение. — Я выберусь! Я должна ее вытащить. Любой ценой, — сдвинула брови Софья. Теперь она уже была готова хоть пообещать провести ночь с проклятым льором, чтобы, подобно Юдифи, убить его. Она четко осознала, что доведена до той степени остервенения, когда убийство и иные способы выживания не кажутся слишком дикими и неприемлемыми. И за грехи, совершенные в таких условиях, больше в ответе те, кто разрушает чужие жизни. Все ради одного: вызволить сестру. Хоть даже и убить Раджеда… Убить… Софья закусила губы, отчего-то всхлипнув. Нет, этого он не заслужил, да и она не подходила на роль бесстрашной мстительницы. Глупая слабая девчонка, ничего из себя не представлявшая. Теперь Соня ненавидела себя за слабость. Она тяжело привалилась к стене, скребя по ней обломанными ногтями. Ее терзала неопределенность. Она вспоминала все, что узнала о янтарном льоре, вспоминала, как он гладил ее руки, но одновременно вспоминала, как он беззаконно мучил ее все это время. Короткий срок, слишком короткий, чтобы разобраться во всей этой череде событий. Борьба наверху решала исход, стены еще раз содрогнулись, отчего Софья вскочила на ноги, невольно отлетая к решеткам, ударяясь о них спиной. Колени дрожали, а внутри все стягивалось холодным тугим узлом, к горлу подкатывала тошнота. Нет, все-таки Раджед по сравнению с Нармо и — особенно — Илэни не сулил немедленной расправы. Однако же и симпатии никакой не заслуживал. Даже если он вернулся за ней, не бросил на произвол судьбы «свою игрушку», то для него она оставалась все еще куклой, которую у жестокого ребенка отобрали враги. — Выберусь! — твердо сказала Софья, сжимая кулаки. Она в сотый раз попробовала прутья клетки, помня, что на руднике все-таки нашла выход. Однако там шла игра, испытание. Здесь же ее держали только как приманку. И вновь липкие щупальца отчаяния проползали через заслоны сознания, присасывались пиявками, выпивая последние силы. Софья безвольно сползла вдоль прутьев, намеренно с усилием прислоняясь к ним лбом. Выбраться — легко сказать, легко себя воодушевить на пару минут. Только без реальной силы ничего не делается, так и остается фантазиями. Невольно поплыли картины прошлого, вернее, нормальной жизни, кажущейся слишком далекой в этой страшной смене непонятных событий. Вспоминался первый юбилей — десять лет, когда пригласили десять ее друзей из класса, вернее, казалось, что друзей, просто ребят. Родители очень старались сделать ей большой праздник. Зажигались разноцветные огни, свечи на торте, шуршала упаковочная бумага с подарков. Слышался смех, и она в тяжелом полусне даже улыбнулась. От пережитых страданий Соня рисковала сойти с ума, уйти в мир иллюзий и созерцания радостного прошлого. Что ж… если не существовало иного выбора, то она бы согласилась и на безумие. И пусть Раджед получил бы ее оболочку, но душа изошла бы в иные эмпиреи, как испарилась душа самого Эйлиса. На грани яви и все более реальным видений, вдруг донесся голос, кто-то дотронулся до плеча, растворяя прутья клетки: — У нас мало времени, доверься мне. — Кто вы? Где… где вы? Вы Сумеречный Эльф? — встрепенулась пленница, немедленно, почти не осознавая, покидая свою тесную темницу, пока представилась возможность. — Нет, но я могу вывести тебя отсюда, — без приветствий послышался мягкий низкий голос. Кто-то незримо присутствовал в подземелье, обещая спасти ее. Но Соня уже доверилась каменным великанам и Аруге Иотилу. И вот очутилась в когтях двух отъявленных садистов. — Я уже никому не верю, — мотнула она головой, хотя выбирать не приходилось. — Что вам надо? Вы еще один враг Раджеда? — Нет! Я помогу тебе выбраться. Просто доверься мне, — повторил мягкий голос. Кто-то взял ее за руку, показались полы длинного зеленого халата и алого кушака, наподобие одеяний народов востока, но в темноте едва различалось лицо с крупными северными чертами. Некто новый проник через все заслоны враждебной магии. Еще один льор? Но обдумать и подвергнуть сомнению свой выбор Софья просто не успела. Мужчина мягко взял ее за руку, укрывая своими чарами невидимости. Соня с удивлением обнаружила, что не видит собственного тела, только мир вокруг. — Ты та девочка с Земли? Я помогу тебе. Мое имя Сарнибу Тилхама, я малахитовый льор. Ты можешь не верить мне. Но не все льоры такие, как Нармо и Илэни, — торопливо объяснил незнакомец. Внезапно на лестнице послышались легкие быстрые шаги, через миг дверь отворилась и показалась ненавистная фигура топазовой чародейки, сжимавшей нож. Ее намерения и новые хитрые планы не угадывались, так как, едва заметив пустую клетку, она вскричала на всю темницу: — Невидимый льор! — Бежим! — шикнул Сарнибу, сгребая в охапку Соню и направляясь прямо к стене, где оказался новый портал. — Да чтоб тебе окаменеть! — только доносился отдаляющийся разъяренный возглас Илэни. *** Раджед влетел в подземелье, даже не заметив, как на лестнице снес несколько ловушек. Он уже успел изучить заклинания, что создавали черные дыры под ногами или на стенах, поэтому мимолетно закрывал их. Нармо, отлетев на противоположную сторону зала, пока отстал. София! Это имя вело вперед, Раджед верил, что уж после спасения девушка поймет, что не он злодей в этом мире, совсем не он. Впрочем, в тот момент, когда когти разворотили надежную дверь, льор не думал ни о чем. Он застыл на пороге, впившись взглядом в Илэни, которая только потрясала руками, точно била кого-то незримого, стремясь поймать ветер или луч света. При приближении противника, который приставил к ее шее лезвие, встрепенулась, укрепляя магический щит. — Где она? — проревел Раджед, с рыком хватая ртом воздух. Илэни, лицо которой до того искажал гнев, вновь играла безразличие: — Ты опоздал, твою зверушку забрал малахитовый льор Тилхама. — Что?.. — Раджед отшатнулся от чародейки, озираясь по подземелью, не веря своим ушам. Он все еще искал где-нибудь в углу заплаканную Софию, укрытую либо магией, либо как-то иначе спрятанную от его глаз. Он впадал в какое-то лихорадочное состояние, слабо осознавая, что цель всех его подвигов так и не достигнута. А это означало, что он вновь сражался только ради себя одного. Впрочем, осмыслить в полной мере, что его вновь оторвали от Софии, Раджед не успел. Нармо шел по пятам, не зевая, хотя со лба у него сочилась тонкая струйка крови. Но когти-мечи не утратили стремительности своего смертоносного полета. Раджед же впадал в почти неконтролируемый гнев, жертвой которого при побеге Софии пали барельефы в его башне. Теперь же с безумием берсеркера он кидался на врагов, то стремясь пробить щит Илэни, то сокрушая остатки защиты Нармо. Чародей кровавой яшмы восстанавливал их, аура его колдовства больше не светилась привычно алым цветом. Казалось, что он присвоил еще несколько самоцветов, которые неведомым образом срослись с его врожденной магией. Но Раджед в пылу борьбы не рассуждал, сознание менялось, замечая только насущные угрозы: выпад, уклонение, атака, блок из когтей. Янтарные лезвия светились в подземелье. От нахлынувшей волны негодования и несбывшегося желания, черного разочарования, льор сделался в сотню раз злее. И даже тесноту оценивал теперь скорее как плюс, нежели как преграду, ведь свою скорость он временно потерял. Но и Нармо не представлялось возможности разогнаться. Совершив почти удачный выпад, заставивший сползти самодовольную ухмылку с лица противника, Раджед сам рассмеялся, только возглас его напоминал скорее вой. Зато почти торжествующий: он теснил врага, намереваясь теперь уничтожить их любой ценой, раз у него вновь отобрали Софию. Нармо уходил в глухую оборону, его не спасали уже ни чужие — наверняка украденные — талисманы, ни вставки на тяжелых ботинках. Чародей, сдвинув брови, пятился к дальней стене. Но не являлось ли все это искусным представлением? Войдя в раж борьбы и наступления, Раджед уже почти ничего не замечал. Когти неслись, чтобы отделить от плеч голову Нармо, но внезапно все тело янтарного льора прошила острая боль, которая обожгла буквально каждую клетку. Льор подавился воздухом, изогнувшись, как под ударом хлыста. Словно поразило молнией среди бела дня, так как Нармо не успел нанести никакой раны. «Так вот какая твоя… истинная сила», — через пелену, заволокшую разум, подумал Раджед, скосив глаза на самодовольно ухмылявшуюся Илэни. Чародейка скалила крупные клыки нежити, от ее ладоней исходили черные хлопья пепла, незримо пронзавшие тело противника. Беспричинная боль — одна из самых опасных способностей топазовых льоров, за что их и признавали проклятыми. Буквально каждый орган, каждая частица тела горела и пульсировала, точно разрывали на куски, точно били током. «Там был еще аккумулятор…» — вспомнились слова Сумеречного Эльфа про далекие острова. Странно, что даже льоры страдали от боли так же, как люди. Как люди… Ячед? Льоры… Сознание желало покинуть, но Раджед призвал на помощь всю свою ненависть. Только она плохой советчик, когда смешиваются все миры, когда жизнь и смерть ведут борьбу возле хрупких чаш весов. И где-то на грани забытья донесся собственный отчаянный голос: «София… Где ты?» София… Если ее кто-то вывел из подземелья, значит, она была жива, значит, еще оставался шанс спасти ее. И умирать в бесконечной борьбе не входило в планы. Если бы он не поддался гневу, то не упустил бы незаметных манипуляций Илэни с магическим полем. — Подло! — прохрипел янтарный льор, которого точно на дыбе пытали. — А как же иначе в войне льоров? — рассмеялась Илэни, глаза которой светились в темноте. Она впадала в экстаз, точно питаясь чужими страданиями. В помощники ей наверняка пришли все темные силы. Кто же такие проклятые чародеи дымчатых топазов? Неужто и правда общались с миром мертвых, с самими демонами? Одним из них представала властолюбивая ведьма. Чародейка все еще сковывала болевым шоком, и в тот момент одновременно Нармо вскинул когти. Раджед, собрав всю свою волю в кулак, разорвал оковы мучительного оцепенения, отпрянул. Но брызнула кровь; со звоном, как в замедленном сне, отлетали позолоченные застежки камзола, разрывалась ткань рубашки. Пять глубоких порезов прочертили вдоль груди от ключиц до ребер. Второй удар Раджед сумел отразить, хотя Нармо попытался пронзить его насквозь, насадить, как кузнечика, на мечи. И от сравнения Раджед пуще прежнего разъярился. Он рисковал больше, чем когда бы то ни было, но выбора не оставалось. Теперь он отражал удары Нармо лишь одной правой рукой, а в левой у него вновь оказалась трость, которую он направил на Илэни, улавливая линии ее магии. Сложный узор, совершенно непривычный, однако через него удалось пробиться к шее чародейки в обход щита, часть энергии которого уходила в мерзкую, подлую магию. Чародейка схватилась за горло, беспомощно вытаращив глаза, шипя: — Нармо, сделай что-нибудь! Сила ее магии ослабла, она отбивалась от цепких пут янтарного льора, затягивающих аркан. Раджед сам едва не потерял сознание, ведь когда заклятье отпустило, ощутимее проступили другие раны, особенно свежие отметины на груди. Обильно сочилась кровь, пропитывая лохмотья одежды. Но при виде растерянного лица Илэни и недовольства на широкой роже Нармо, Раджед нашел в себе силы надменно высказаться: — Магия янтаря тоже связана с духами, твои дымчатые топазы не возьмут меня под контроль. Тебе повезло, что не в моих правилах мучить женщин. — По твоей «гостье» не скажешь, — тут же съязвил Нармо, опасливо примеряясь, с какой стороны теперь лучше атаковать. Раджед же сдержал свое слово: аркан на шее топазовой чародейки ослаб, однако теперь он просто сковывал ее магию. — О! Как она визжала, когда мой нож изрезал ее смазливое личико, — разъяренно сипела Илэни, потрясая кулаками, пытаясь вновь сформировать «хлопья» пепла, однако их рассеивали янтарные лучи трости. Столкнулись сами свет и тьма, день и ночь. — Замолчи! — яростно обрушился Раджед, откидывая чародейку к стене, прямо в клетку, где томилась Софья. — А сражаться ты будешь одной рукой? — рассмеялся Нармо, атаковав с левой стороны, рассчитывая пробить и без того поврежденную защиту противника. — Чтобы победить тебя, хватит одного лезвия! — отразил его выпад Раджед, тяжело проговорив с явной угрозой: — И, клянусь, если вы действительно что-то сделали с Софией — не ждите быстрой смерти. Битва вскипела с новой силой, теперь Раджед практически не двигался, стоя на одном месте и отражая атаки обоих врагов, которые поставили перед собой целью извести его в этом мрачном каземате среди запахов плесени и смерти. Приходилось рубить нити черной магии Илэни и алой — Нармо, чтобы кровавый льор не выпил жизненную силу, а топазовая чародейка не заразила ядом смерти. Перед глазами от напряжения плясали разноцветные пятна, весь мир сливался и двоился. Но потом вновь открылось это, нечто — рисунок и узор мира. Раджед на миг потерял связь с реальностью, скорость мыслей увеличилась в сотни раз, показалось, что Нармо совершенно замедлился. Все поглотило созерцание сотен разнообразных нитей, бегущих от каждого предмета. Больше всего колыхалось вокруг живых существ и поющих камней, чьи голоса вплавлялись разноцветными нотами со всего Эйлиса. Так вот, что всегда созерцал Сумеречный Эльф — во второй раз мысль не показалась такой уж страшной и невероятной. Со временем к этой силе, наверное, привыкаешь, учишься использовать ее. Или же наоборот не использовать? Почему он не вмешивался практически ни во что? Что если все эти нити были сплетены в слишком сложный узор? Потянуть за одну — распадутся сотни других. Но поединок не угасал, и Раджед обратил внимание на Нармо, чьи клинки неслись к нему с неимоверной быстротой. Но нет — в этом мире рычагов и линий все представало замедленным. Или это разум слишком разогнался, попрощавшись с привычным восприятием вещей? Не важно! Раджед использовал преимущество, рубанув по приближавшейся руке с когтями. Через миг все вернулось на привычный уровень, Нармо отскочил с глухим шипением, согнувшись, хватаясь за разрубленную пополам правую кисть, два пальца болтались на ошметках мышц и кожи. Каменный пол обильно заливала кровь. — Сражайся! Или ты настолько слаб, что тебе для магии нужны руки? — гневно восклицала Илэни, точно приказывала какой-то мелкой сошке, а не равному себе чародею. Нармо, несмотря на боль, не терял какой-то гротескной напускной театральности, осаживая чародейку: — Женщина! Для боевой магии всегда нужны руки! Болтавшиеся на куске кожи пальцы не слушались, магия давала сбой. Нармо теперь тоже сражался только одной левой рукой, прижимая правую к груди.