- А то нет! - Но это точно, что они сегодня приедут? - Конечно точно. - Солидно у них поставлено. - Ну, еще бы! Знаете, сколько готовились? Я же видела. Первый раз ведь такое везут. - Умница. Все надо видеть. Пожилой хитро и многозначительно посмотрел на девушку, и та понимающе улыбнулась ему в ответ. Алек нахмурился. - Почему первый? - с вызовом спросил он. - Трусы, да? Пожилой снисходительно улыбнулся. - Посевы-то, знаешь, как охраняют? - пояснила девушка. - А что дико растет - велят уничтожать. Прямо выжигают. Представляешь? Найдешь, говорят, где, так лелеешь, как розу. Трясутся прямо. Надо же! - Тут затрясешься, - снова ухмыльнулся пожилой. - Это тебе даже не каракулевые шкурки: Доход в сто раз больше. Ну ладно, - оборвал он сам себя и уже деловито продолжал: - Гостей надо будет на Орловскую привезти. Осторожненько, дружески уговорить и привезти. Мол, так и так. Хозяин ждет по другому адресу. У него неудобно. А там уж… И ты, Алек, смотри, - он строго поглядел на парня. - Шуток не шути. У них пистолеты, и народ это отчаянный. Если им что не понравится, мы все кровью умоемся. - Все будет в лучшем виде, - откликнулся тот, развалясь на диване и небрежно покуривая. - Умирать надеюсь только от любви к одной гражданке. И снова чуть заметная усмешка мелькнула в глазах у пожилого. Девушка стояла у двери в соседнюю комнату, прислонившись к стене, и при этих словах кокетливо передернула плечами. - Жуткий трепач. Такие не пользуются успехом у женщин. - Зачем мне женщины? - с пафосом воскликнул парень, вскинув вверх руки. - Мне надо… - Хватит, говорю! - повысил голос пожилой. - Собирайтесь. И на всякий случай возьмите другие документы. - Он вынул из бокового кармана пиджака два паспорта, раскрыл их, потом передал один девушке, другой парню. - Ознакомьтесь и запомните. Парень взял паспорт, заглянул в него и усмехнулся: - Хохлов! Ах, бедный Хохлов. Бедный… - А мне-то зачем? - удивленно спросила девушка, вертя в руках паспорт. - Если спросят, покажешь. Ну, иди одевайся. Девушка пожала плечами и скрылась за дверью. Пожилой посмотрел на часы. - А тебе, Василий, тоже пора, - сказал он усатому человеку, все еще жевавшему что-то за столом. - Угу… - Вот встань и иди. Человек тяжело поднялся, одернул кургузый серый пиджак, под которым виднелась пестрая ковбойка, и направился к двери. - Все приготовь, понял? - Угу. Он еще дожевывал на ходу. Когда он вышел, пожилой обернулся к парню, который задумчиво курил, устремив взгляд в пространство: - Тебе, Алек, надо ехать на вокзал в пальто и шляпе. Там в передней висят, ты заметил? Тот вяло пожал плечами: - Но ведь это же… - Ничего. А то ты в своей курточке примелькался уже в городе. Я тебе повторяю, операция серьезная. У нас еще не было такой. Если провалим… Ну, ты сам понимаешь. - Понимаю, дорогой, - меланхолично кивнул голо вой парень и, вздохнув, добавил: - Вот, сам не знаю почему, дом свой вспомнил. Старики мои уверены, что я на тихой, спокойной работе. Спрашивают, понимаешь, когда отпуск будет, когда приеду к ним в море купаться. И еще спрашивают, почему я… - Меня больше интересует, что ты им отвечаешь, - с ударением произнес пожилой. - А что я им могу ответить, как ты полагаешь? Приеду, дорогие, пишу. А сейчас отчет годовой составляем, занят очень. - Он грустно усмехнулся. - Что-то не нравятся мне твои настроения, милый. То говоришь, тебе другой работы не надо, а то вот скулить начинаешь. Не нравится это мне. - А мне, думаешь, нравится? Но я еще так полагаю: когда-нибудь эту работу все равно поменять придется. Ну, тебе уж, может быть, поздно. А мне придется. Сердце подсказывает. - По Тамаре сохнешь, - усмехнулся пожилой, кивнув на дверь в соседнюю комнату. - Вот тебе сердце и подсказывает черт те чего. - Э! Ну, что ты такое говоришь? - парень досадливо махнул рукой. - Мужской разговор у нас, так? - Для такого разговора время неподходящее выбрал. - Человек ты для этого неподходящий, - ответил парень, насупив тонкие, черные брови. - Человек? - пожилой усмехнулся, но глаза подприпухшими веками посмотрели на собеседника остро и неприязненно. - А много ты обо мне знаешь? Я, милый, жизнь прожил ой какую. И несправедливостей вынес вот, - он провел ладонью по толстой шее. - Другому на две жизни хватит. Но молчу. Один мой благодетель, между прочим, тут, в Борске. Сидел он до войны за одно дельце. Так я у него во на каком крючке вишу. Только дернет, и хана мне. А он такой, он когда-нибудь дернет. И не моргнет. Вот как я живу. Парень поднял на него вспыхнувшие злостью глаза. - А почему молчишь, а? Почему жить ему позволяешь? Боишься, так? - Время не пришло. Когда-нибудь посчитаемся. - Пожилой нетерпеливо посмотрел на дверь в соседнюю комнату: - Ну, что же это она? На бал собирается? - Женщины на любое дело, как на бал, собираются, дорогой. - До поезда… - пожилой озабоченно посмотрел на часы, - сорок пять минут. А на вокзале тебе еще осмотреться надо. Там всякий народ может быть. Эх, милый. - Он усмехнулся и, придвинувшись, обнял парня за плечи. - Если эта операция удастся, внеочередной отпуск получишь. На два месяца. И все деньги вперед. Понял? Только не унывай, нос не вешай. Весело жить надо. - А я так и живу, - кивнул тот. - Веселее не бывает. В этот момент дверь открылась, вошла девушка. Она была в дорогом синем костюме, стройные ноги обтягивали пестрые, клетчатые чулки, на груди красовался большой кулон на тонкой золотой цепочке. - Вай, какая ослепительная красота! - воскликнул парень, шутливо жмурясь. - Тамара, дай-ка коньяк, - неожиданно распорядился пожилой. - На дорогу выпьем. - Ой, правильно! Она метнулась к буфету. Парень встал с дивана, потянулся и, блеснув зубами, сказал: - Верно говоришь, надо выпить. Кровь заиграет, душа запоет. Ба-альшой бокал попрошу, дорогая, - обратился он к девушке. Та с улыбкой отодвинула рюмку и налила ему полный стакан. Все трое чокнулись. - Ну, с богом, - сказал пожилой. И уже в передней, когда молодые люди одевались, он озабоченно повторил: - Так смотри, Алек, народ это отчаянный. Им терять нечего. - С такой женщиной, - весело ответил парень, - я лев, а не человек, дорогой. - Лисой тут надо быть, лисой. Хитростью бери. - Все будет, - заверил парень, возбужденно блестя глазами. Когда за ними захлопнулась дверь, пожилой облегченно вздохнул, потом нахмурился и, направляясь в комнату, зло произнес вслух: - Ты у меня получишь отпуск, сукин сын. И вообще поглядеть за вами не мешает… Поезд шел по заснеженной степи. До самого горизонта раскинулся слегка всхолмленный голубоватый ее простор - ни деревца, ни оврага, ни деревушки. Только что отсвистела над степью пурга, и тяжелые, свинцово-черные тучи теперь грозно клубились над пустым горизонтом. Солнце, зайдя за них, зловещим багровым заревом подсвечивало края.