— Кот,— сообразил Борменталь и выскочил за ним вслед. Они понеслись по коридору в переднюю, ворвались в нее, оттуда свернули в коридор к уборной и ванне. Из кухни выскочила Зина и вплотную наскочила на Филиппа Филипповича. — Сколько раз я приказывал — котов чтобы не было,— в бешенстве закричал Филипп Филиппович.— Где он?! Иван Арнольдович, успокойте, ради бога, пациентов в приемной! — В ванной, в ванной, проклятый черт сидит,— задыхаясь, закричала Зина. Филипп Филиппович навалился на дверь ванной, но та не поддавалась. — Открыть сию секунду! В ответ в запертой ванной по стенам что-то запрыгало, обрушились тазы, дикий голос Шарикова глухо проревел за дверью: — Убью на месте… Вода зашумела по трубам и полилась. Филипп Филиппович налег на дверь и стал ее рвать. Распаренная Дарья Петровна с искаженным лицом появилась на пороге кухни. Затем высокое стекло, выходящее под самым потолком из ванной в кухню, треснуло червивой трещиной, и из него вывалились два осколка, а за ними выпал громаднейших размеров кот в тигровых кольцах и с голубым бантом на шее, похожий на городового. Он упал прямо на стол в длинное блюдо, расколов его вдоль, с блюда на пол, затем повернулся на трех ногах, а правой взмахнул, как будто в танце, и тотчас просочился в узкую щель на черную лестницу. Щель расширилась, и кот сменился старушечьей физиономией в платке. Юбка старухи, усеянная белым горохом, оказалась в кухне. Старуха указательным и большим пальцем обтерла запавший рот, припухшими и колючими глазами окинула кухню и произнесла с любопытством: — О, Господи Исусе! Бледный Филипп Филиппович пересек кухню и спросил старуху грозно: — Что вам надо? — Говорящую собачку любопытно поглядеть,— ответила старуха заискивающе и перекрестилась. Филипп Филиппович еще более побледнел, к старухе подошел вплотную и шепнул удушливо: — Сию секунду из кухни вон! Старуха попятилась к дверям и заговорила обидевшись: — Чтой-то уж больно дерзко, господин профессор. — Вон, я говорю! — повторил Филипп Филиппович, и глаза его сделались круглыми, как у совы. Он собственноручно трахнул черной дверью за старухою.— Дарья Петровна, я уже просил вас?! — Филипп Филиппович,— в отчаянье ответила Дарья Петровна, сжимая обнаженные руки в кулаки,— что ж я поделаю? Народ целые дни ломится, хоть все бросай. Вода в ванной ревела глухо и грозно, но голоса более не слышалось. Вошел доктор Борменталь. — Иван Арнольдович, убедительно прошу… гм… сколько там пациентов? — Одиннадцать,— ответил Борменталь. — Отпустите всех, сегодня принимать не буду! Филипп Филиппович постучал костяшкой пальца в дверь и крикнул: — Сию минуту извольте выйти! Зачем вы заперлись? — Гу-гу! — жалобно и тускло ответил голос Шарикова. — Какого черта?.. Не слышу, закройте воду! — Гау… угу… — Да закройте воду! Что он сделал, не понимаю?! — приходя в исступление, вскричал Филипп Филиппович. Зина и Дарья Петровна, открыв рты, в отчаянии смотрели на дверь. К шуму воды прибавился подозрительный плеск. Филипп Филиппович еще раз прогрохотал кулаками в дверь. — Вот он! — выкрикнула Дарья Петровна из кухни. Филипп Филиппович ринулся туда. В разбитом окне под потолком показалась и высунулась в кухню физиономия Полиграфа Полиграфовича. Она была перекошена, глаза плаксивы, а вдоль носа тянулась, пламенея от свежей крови, царапина. — Вы с ума сошли? — спросил Филипп Филиппович.— Почему вы не выходите? Шариков и сам в тоске и страхе оглянулся и ответил: — Защелкнулся я! — Откройте замок. Что ж, вы никогда замка не видели? — Да не открывается, окаянный,— испуганно ответил Полиграф. — Батюшки! Он предохранитель защелкнул! — вскричала Зина и всплеснула руками. — Там пуговка есть такая! — выкрикивал Филипп Филиппович, стараясь перекричать воду,— нажмите ее книзу… Вниз нажмите! Вниз! Шариков пропал, через минуту вновь появился в окошке. — Ни пса не видно,— в ужасе пролаял он в окно. — Да лампу зажгите! Он взбесился! — Котяра проклятый лампу раскокал,— ответил Шариков,— а я стал его, подлеца, за ноги хватать, кран вывернул, а теперь найти не могу. Все трое всплеснули руками и в таком положении застыли. Минут через пять Борменталь, Зина и Дарья Петровна сидели рядышком на мокром ковре, свернутом трубкою у подножия двери, и задними местами прижимали его к щели под дверью, а швейцар Федор с зажженной венчальной свечой Дарьи Петровны на деревянной лестнице лез в слуховое окно. Его зад в крупной серой клетке мелькнул в воздухе и исчез в отверстии. — Ду… га-гу! — что-то кричал Шариков сквозь рев воды. Из окошка под напором брызнуло несколько раз на потолок кухни и вода стихла. Послышался голос Федора: — Филипп Филиппович, все равно надо открывать, пусть разойдется, отсосем из кухни! — Открывайте! — сердито крикнул Филипп Филиппович. Тройка поднялась с ковра, дверь из ванной нажали, и тотчас волна хлынула в коридорчик. В нем она разделилась на три потока: прямо — в противоположную уборную, направо — в кухню и налево — в переднюю. Шлепая и прыгая, Зина захлопнула в нее дверь. По щиколотку в воде вышел Федор, почему-то улыбаясь. Он был как в клеенке — весь мокрый. — Еле заткнул, напор большой,— пояснил он. — Где этот? — спросил Филипп Филиппович и с проклятьем поднял одну ногу. — Боится выходить,— глупо усмехнувшись, объяснил Федор. — Бить будете, папаша? — донесся плаксивый голос Шарикова из ванной. — Болван! — кротко отозвался Филипп Филиппович. Зина и Дарья Петровна в подоткнутых до колен юбках, с голыми ногами, и Шариков с швейцаром, босые, с закатанными штанами, шваркали мокрыми тряпками по полу кухни и отжимали их в грязные ведра и раковину. Заброшенная плита гудела. Вода уходила через дверь на гулкую лестницу, прямо в пролет лестницы падала в подвал. Борменталь, вытянувшись на цыпочках, стоял в глубокой луже, на паркете в передней, и вел переговоры через чуть приоткрытую дверь на цепочке. — Не будет сегодня приема, профессор нездоров. Будьте добры отойдите от двери, у нас труба лопнула. — А когда же прием? — добивался голос за дверью,— мне бы только на минуту… — Не могу,— Борменталь переступил с носков на каблуки,— профессор лежит, и труба лопнула. Завтра прошу. Зина! Милая! Отсюда вытирайте, а то она на парадную лестницу выльется. — Тряпки не берут! — Сейчас кружками вычерпаем,— отзывался Федор,— сейчас! Звонки следовали один за другим, и Борменталь уже всей подошвой стоял в воде. — Когда же операция? — приставал голос и пытался просунуться в щель. — Труба лопнула… — Я бы в калошах прошел… Синеватые силуэты появились за дверью. — Нельзя, прошу завтра. — А я записан. — Завтра. Катастрофа с водопроводом. Федор у ног доктора ерзал в озере, скреб кружкой, а исцарапанный Шариков придумал новый способ. Он скатал громадную тряпку в трубку, лег животом в воду и погнал ее из передней обратно к уборной.