– Благо тебе буди, свояк, я не дитя, – Лют ухмыльнулся и низко поклонился, будто хотел почтительным поклоном смягчить дерзость своих слов. Как Велеб уже разобрался, эти двое состояли в близком свойстве: Ута, жена Мистины и, стало быть, невестка Люта, приходилась Асмунду родной сестрой. Поэтому они общались между собой по-родственному: Асмунд наставлял Люта, полушутливо пытаясь сбить с него лишнюю спесь, а Лют держался с подчеркнутой внешней почтительностью, сквозь которую просвечивало убеждение, что ума и своего хватит. Но, сколь ни уступал Лют другим воеводам опытом, беречь себя и людей он был приучен очень строго, и самоуверенность его никогда не рождала легкомыслия и пренебрежения должной охраной. Два вышгородских десятка шли вместе с ним, чтобы держать подступы к городцу с луга и с реки, пока Лют со своими людьми будет находиться внутри. Лютова дружина первой высадилась на той самой отмели, откуда отплыли беглецы. Тут же попалось и первое подтверждение их рассказа: тело Тешеня так и лежало под обрывом, на том месте, где его оставили. Над ним густо роились мухи. – Мы же его похороним… потом… – спросил Размай, горюя о товарище, так глупо погибшем в шаге от спасения. Не зацепись Тешень рубахой за какой-то выступ, не упади вниз головой – сейчас был бы с ними… – Со всеми вместе похороним, – ответил Лют, глухо из-под полотняной повязки на нижней части лица. – Пошли. Без влажных повязок дышать вблизи городца уже было нелегко… Лют был сосредоточен, но не сказать чтобы опечален. Перезвана и его людей он совсем не знал, и перед ним это внезапное избиение лишь поставило задачу, какой ему еще никогда не доводилось решать. По длинной тропе поднялись к луговине. Как и сказали передовые дозоры, ворота стояли нараспашку, но створки выломаны не были – их открыли изнутри. И ясно, каким образом: шесть лестниц, как говорил Велеб, стояли на дне рва, поднимаясь до верхушек частокола. Две по сторонам вежи, еще по две дальше вдоль стены. За воротами, на площадке вежи или на забороле не виднелось никакого движения. А смрад, разлитый над луговиной, яснее всяких слов говорил: там внутри только смерть… * * * К княжьему стану Лют со своей дружиной вернулся под вечер. Не говоря ни слова, отроки побросали вещи на берегу и полезли в воду: смывать трупный запах с кожи и волос. Уборкой тел они еще не занимались, но полдня ходили между ними и пропахли так, будто сами в Кощеевом подземелье побывали. Лица у всех были вытянутые и бледные. Оружники Мистины из десятков Ратияра и Владара были людьми опытными, но среди полусотни почерневших трупов, пролежавших в теплое время шесть дней, мало кто сможет прохаживаться невозмутимо. Отроков отпустили отдыхать, а Лют и десятские отправились в княжий стан. Вожаки войска с нетерпением ждали, что покажут разыскания; Святослав горел желанием немедленно двинуть дружину на битву ради мести, воеводы скрывали тревогу. Они понимали, почему Мистина настоял на этом разыскании: все еще могло оказаться не так, как на первый взгляд, и тогда им предстояло принимать решение. Выбирать, чьей воле следовать – юного князя или его умудренной жизнью матери. Перед княжеским шатром горел костер, окруженный бревнами для сидения. Лют пришел с влажными волосами, зачесанными назад; он не надел сорочку, и на выпуклой мышце правого предплечья был виден багровый шрам примерно полугодовалой давности. – Откуда? – заметив это, вопросительно кивнул Велеб. – Искоростень. Мы за рекой стояли, лес сторожили, а оттуда Величар со своими и ударил. Но я и не заметил – Лют засмеялся. – Мне потом уже Ратияр говорит: а что это у тебя рукав висит? Я смотрю: а там кольчуга прорублена, рукав в крови… Места на бревнах больше не было, и Велеб с Размаем сели прямо на землю. Велеб принес в заплечном мешке рог – он нашел Сокрушитель Черепов прямо там же, где и бросил, на площадке Воротной вежи. Рог, что пробудил Перезванец в его последнее утро и поднял оружников на их последний бой, победителям не понадобился. Подавленный всем увиденным, Велеб смотрел на него как на уцелевшего друга, и его все тянуло положить ладонь на костяной бок – будто руку соратнику пожать. Но еще больше его порадовали гусли. Он все-таки отыскал их – завалились за лежанку в дружинной избе. Одна из пяти струн порвалась, но еловое корытце и верхняя дубовая доска, приклеенная рыбьим клеем и по очертаниям похожая на длинное крыло, с головкой ящера на узком конце, а коня – на широком остались целы. Бесам в белых свитах, кто бы они ни были, гусли оказались без надобности. Играть пока было нельзя, но Велеб держал их на коленях и украдкой поглаживал; с сердца упал камень, как если бы родной человек был в смертельной опасности, но уцелел. Пропади они – как бы он пережил такую потерю, как бы потом деду в глаза взглянул? Велеб далеко не первый на них играл – когда Нежата подарил их внуку семь лет назад, они уже пережили три человеческих века. На верхней стороне их, под струнами, были вырезаны лебеди, а с тыльной – змеи и ящеры. Резьба наносилась в разное время и разными руками – прежние владельцы оставляли свои знаки. – Сыграешь? – даже Лют, увидев их, взглянул на Велеба с новым любопытством. – Струну достать надо, – Велеб показал порванную. – А они из чего? Жилы? – Нет, от жил звук короткий и тихий идет. У меня бронза золоченая. Звук совсем другой – громкий, мягкий. Слышишь? – Велеб осторожно тронул уцелевшие струны. – Будто у Князя Морского в бороде водяные струи играют. Самые лучшие из золота делают, да это не по мне пока. – Золота? – Лют недоверчиво поднял брови. – Свистишь? – Нет. Золото с примесью – железо, серебро, медь. Это хитрость настоящая. Но это у истовых умельцев, у старших волхвов. А я что… и поучился всего ничего. – У Олстена спроси, – с сомнением посоветовал Лют. – Он тоже играет, у него должны быть. Хотя чтоб золотые – это едва ли. Только эта находка и утешила Велеба. Все остальное… Отгоняя воспоминания, Велеб с усилием сглатывал. Желудок давно был опустошен, но принять что-то внутрь, кроме глотка воды, не хотелось. Не то что Лют. Он этих людей не знал и, обладая, как и брат его, довольно прочным сердцем, после мытья достаточно пришел в себя, чтобы сейчас налегать на кашу и жаренную на углях рыбу. – Так все и было, – рассказывал Ратияр. – Ворота не взломаны, те бесы в городец попали по лестницам через стены и ворота отворили уже изнутри. Перед воротами у них случилась драка с местными дозорными, но тех было всего трое. Пока воевода на подмогу подошел, они уже все полегли. – Перезван до середины двора только добежал, – вставил Лют. – И люди его все там. В той половине, что ближе к воротам, почти никого нет. По расположению трупов рисунок боя в городце был виден довольно ясно и в целом подтверждал рассказ уцелевших. – Убиты все, кто в городце был, – Лют отложил миску с ложкой и вытер рот запястьем за неимением рукава. – Даже бабы и мальцы воеводские. – Да ну! – в изумлении охнул Ивор. Гриди и отроки вокруг зароптали. – И полона не брали? – воскликнул Святослав. – Даже баб? – Все бабы на месте, там и лежат, – Лют кивнул на Велеба, который точно знал, сколько и каких женщин было в доме у боярина. – Жена Перезванова, три ее челядинки и трое чад. Все, – быстрым движением он провел большим пальцем под горлом, чем очень напомнил Мистину. – Даже сорочки не драны, похоже, и не отжарили. Сразу зарубили, и все. – Торопились… – дополнил Альв. – Взято все добро, что подороже, – продолжал Лют. – Все укладки взломаны, вытряхнуты. Забрали все платье, порты, вплоть до исподних. Про кафтаны хазарские я уж молчу. Вынесено оружие все, щиты, шлемы. Из этого ни пряжки не оставлено. – Трупы раздеты? – уточнил Асмунд. – Оружие и пояса сняты. Что из платья на телах было, то не тронули. – Да все наши почти в исподнем и побежали, – добавил Велеб. – Нас только пятеро одеты были. Мы с Размаем и те трое, что у ворот полегли. – А припасы? – Смотри! – Лют оживился. – Чудное дело. Из припасов почти ничего не взято. Рожь осталась! – выразительно подняв брови, он оглядел озаренные светом костра лица слушателей. – Репа лежит, бобы, горох! Хоть жабой ешь! Богатство Перезвановых запасов он слегка преувеличил, но дело и впрямь было странное. В эту пору зерно прежнего урожая обычно кончается везде – у иных весняков его только до середины зимы и хватает. Запасы овощей тоже подходят к концу, и многие дотягивают до жатвы только на речной рыбе и лесных кореньях. Чтобы в конце весны бросить репу и рожь? – Птица взята. Скотина была в загородке, загородка разломана… – Да здесь эта скотина! – перебил Ивор. – Мы пять коров за день нашли. Сами гуляли, без пастухов, без ничего. – И тут на берегу овчин свежих, содранных, шесть штук в кустах валялось, – добавил Асмунд. – Мои парни нашли. Они, видать, птицу взяли, овец зарезали на пожрать, а коров бросили. – И это значит, что уходили они отсюда водой, – сказал Ратияр. – И пришли, и ушли по реке. – Как викинги, – дополнил Альв. – Это называется «береговой удар»: сойти с корабля, поймать скотину на ближних пастбищах, забрать мясо и уйти. – Но что это за чертовы викинги завелись у меня здесь? – с негодованием воскликнул Святослав. – Здесь им не Норейг! – Стрелы нашли? – спросил Асмунд. – Да, – Лют кивнул своему оружничему, и тот выложил тоненькую связку из четырех стрел. У двух почерневшее от крови древко было обломано – из тел вынули. – Стрелы как стрелы. Я вот не знаю, чьи они могут быть, – Лют покрутил головой, дескать, может, поумнее кто найдется. Стрелы пошли по кругу; воеводы и гриди брали их в руки, осматривали и качали головами. Наконечники не варяжские; две были из тех, что назывались «аварскими», но о хозяевах они не говорили ровно ничего. У киян имелись такие же. – А вы не видели, – держа в руках обломанную стрелу, Асмунд глянул на Люта, – они городец поджечь не пытались? – Нет! – оживленно ответил Лют и глянул на Альва и Ратияра. – Мы искали, нет ли где следов поджога. Там вторая вежа, которая над рекой, в нее дверь топорами вынесена, внутри четыре трупа. Но они даже эту вежу поджечь не пытались! Теряли своих людей – там кровь на ступенях и под дверью, – но не подожгли! И все остальное тоже. Утром печей еще не топили, огня в городце не было, потому само ничего не загорелось. – Я же говорил. Сгорел бы – весь берег в головешках был бы. Вокруг костра помолчали. Каждый в уме складывал в кучу добытые сведения и пытался понять, что все это может означать. – И надо думать, ни одного трупа с черной рожей не нашли? – Ивор полувопросительно глянул на Люта. – Своих они всех до одного забрали. – А ты как думал? – хмыкнул Асмунд. – Ну мало ли… пропустили второпях. – Почему они городец не сожгли? – Лют выразительно оглядел бояр. – Сейчас тепло, снега нет, дождей не было, дерево сухое. Там две крыши соломенные – большое ли дело подпалить? И теперь хрен бы мы там чего разглядели. А так, смотри, – он повернулся к Асмунду, – бабы и чада перебиты, хотя их можно было бы в челядь взять или продать. Рожь и овощ на месте – а на дворе не осень, время не сытое. Коровы не угнаны. Пришли и ушли водой. – Ну так что все это значит? – подался к нему Святослав. – Не местные, да? – Асмунд вопросительно глянул на Ивора, потом на Ратияра и Альва. – Тяжелый груз в челны не возьмешь. Потому взяли только платье и оружие – что подороже. – А баб чего не взяли? – почти перебил его Лют. – И зачем было рожи чернить? Никого не взяли, убили всех, чтоб видоков не осталось. И то – рожи зачернили, чтобы если кто сбежит, – он кивнул на Велеба, – узнать их не мог бы. Тогда, выходит, кто-то, кого они знали. Из местных. – Я говорил! – Святослав хлопнул себя по колену.