– Похоже, обложной! – крикнул отставной штаб-ротмистр. Мостовой не отозвался. Толи не услышал, толи поленился отвечать. Через минуту Фальк заговорил вновь: – Позвольте поинтересоваться, сударь, вы, часом, не тот ли самый профессор, об исчезновении которого в начале года шумел весь Петербург? – К вашим услугам, Иван Карлович! – кисло улыбнулся толстячок. Вот так встреча, подумал молодой человек и взглянул на своего нечаянного спутника так, словно видел его в первый раз. Любопытная фигура. До прошлогоднего скандала он служил адъюнкт-профессором при кафедре истории Императорского Санкт-Петербургского университета. Имел славу человека беспутного, сребролюбивого, но, прежде всего, был известен похождениями, так сказать, амурного свойства. Слыл изрядным охотником до женского пола. В силу исключительных заслуг Алексея Алексеевича в области образования, начальство и широкая публика относились к «тучному гусару» с известной долей снисходительности. Да, как говорят в народе, пустили козла в огород. И вот однажды наш сладкоречивый бонвиван соблазнил одну юную и очень знатную девицу. О том, к какой именно семье она принадлежала, мы из соображений деликатности не станем упоминать. Вскружил наивной бедняжке голову, а после, в полном согласии с собственными обыкновениями, от себя отстранил. Притом, сказывали, обошелся с ней как-то необыкновенно низко. У девушки, как и положено представительнице известного рода, нашлись могущественные и высокопоставленные заступники. Состоялся вызов. Понимая, что одними только извинениями тут дела уже не поправить, Алексей Алексеевич Мостовой оставил свою кафедру, капиталы, дом и бежал из столицы. История получилась резонансной и наделала в свете много шума. Где уж тут прятаться? Только в Кургане! Фальк продолжал молча разглядывать профессора. Понимая, что его инкогнито раскрыто, Алексей Алексеевич тяжело вздохнул. Казалось, он совсем не замечал в эту минуту тугих ливневых струй, что хлестали его по лицу, охаживали холодными батогами по замечательно круглой лысоватой голове, проникали липкой сыростью в рукава и за воротник. – Кхм. Ну, вот что, я вижу, вы желаете узнать обо мне правду… – Сударь, я не хотел бы набиваться вам в конфиденты. – И охота же вам сердиться, Иван Карлович! Лучше послушайте мой рассказ. Уверяю вас, он будет увлекательней, чем сказки тысячи и одной ночи. Штаб-ротмистр, по подбородку которого стекала тонкая струйка дождевой воды, пожал плечами и едва заметно кивнул. – Итак, глупая история в двух словах, – профессор уютно почмокал губами и приступил к рассказу. – Представьте себе. Без малого год назад, университет, только что окончились присутственные часы. Я тогда, помнится, месяца три кряду состоял в романтического свойства отношениях с молодой и привлекательной особой. Едва закончив хлопоты об одном чрезвычайно важном для меня деле, я, по холодному времени уже в пальто, поспешил на улицу. Вышел, стою, курю. Являются ко мне из подворотни двое. Оба в черном, на головах цилиндры, на лицах платки. Ну, мальчишки, понимаете? Так, мол, и так, говорят, вы, Алексей Алексеевич, человек со всех сторон достойный, честный, а потому нам особенно неприятно будет простить вас совершить низость. Я, понятно, в возмущении, что спрашиваю за низость? И вообще, по какому случаю маскарад? Объясняют, дескать, они братья той самой моей барышни, но хотели бы сохранить инкогнито. Далее разговор у нас пошел о матримониальных планах их почтенного батюшки. Оказалось, что лично я к этим планам не имею никакого отношения, а потому с моей стороны было бы очень любезно проявить благородство и отпустить даму навстречу будущему счастью. Да только сама-то она, понятно, не уйдет, прельстится красотой рыцарского поступка. Потому обставить все нужно так, чтобы юная дева поверила, будто Алексей Алексеевич Мостовой – есть форменная свинья, да по всем статьям чистой воды скотина. Денег предлагать они, понятно, не стали, ссылаясь поминутно, что тем меня, конечно, страшно обидят. – И что же вы? – спросил Фальк. – Ну, разумеется, согласился! Я, сами понимаете, небогат, потому не в силах составить должную пару девушке такого полета. Помолчали. Мостовой, попытался сильнее закутаться в ставшую уже бесполезной рогожку и отчего-то расхохотался. – Через неделю, после того, как я, следуя договоренностям, дал своей пассии оглушительную отставку, её братья снова нашли меня. В трактире. Знаете, может, на Лиговской? Я, натурально, пьян, нахожусь в приятной компании трех сочувствующих особей женского пола, и тут вдруг они. Не скрываясь, без платков. С ними еще народу человек с десяток. И что вы думаете? На глазах у всех старший брат трижды ударил меня тростью! Не снизошел даже бросить перчатку, пожалел хорошую замшу. Я, разумеется, ничего, стерпел-с. Собрал вещички и был таков! – Вы не любите драться? – Нет, не весьма, – признал мокрый с головы до ног профессор. – Да вы понимаете, сударь, в чем здесь соль? Ведь они все это задумали с самого начала! Подговорили меня под видом подлости совершить приличный поступок, а затем употребили его внешнюю непрезентабельность, как повод для дуэли. Один брат, говорят, прирожденный фехтовальщик, другой как раз на пистолетах не дурак. А Алексею Мостовому, воля ваша, раньше смерти помирать не охота. И вот я здесь, с разбитым сердцем и без средств к существованию. Над упряжками с глухим ворчанием – точно сапогами по жестяному чердаку – плыла клочковатая туча. Ветер с озорным свистом поднимал и раскачивал придорожную траву, отчего создавалось впечатление, будто путников окружают темно-зеленые морские волны. Штаб-ротмистр не отводил глаз от примолкшего с видом невыносимого душевного страдания Алексея Алексеевича. Неизвестно насколько был правдив его рассказ, однако в одном молодой фехтмейстер не сомневался – этот человек производил неприятное впечатление. Я тоже хорош, с раздражением подумал, Иван Карлович. Мне такую службу доверили, а я вместо того, чтобы честно ее выполнять, потащился на пикник. И чем, спрашивается, занимался? Чай пил, в лес ходил на деревья глядеть, да все, знай, с барышнями болтал, словом – уху ел. К разгадке личности, посланного к Арсентьевым агента, даже близко не подошел. Что же, Павел Дмитриевич, задали вы мне задачку, нечего сказать! Ай да граф, ай да умница! Фальк закрыл глаза. Холодный, колдовской свет разъярившихся в небе молний беспощадно пробивался сквозь притворенные веки, рвал душу на части. Что сотворить, что бы только не видеть их? А затем наступил вечер. Глава пятнадцатая Человек, занимавший все думы Фалька, находился где-то поблизости, в усадьбе. Только протяни руку – и вот он, голубчик! Кто же вы, господин агент? Как вас прикажете распознать? Плохо то, что и сам Иван Карлович, будучи в этом краю новичком, угодил в поле зрения своего визави. Понятно, что оба графа, всякий желая перехитрить другого, приставили к Арсентьеву своего оловянного солдатика. Тянулись долгие вечерние часы. Тайный петербургский посланник, или нет, чтоб не запутаться, пусть лучше остается отставным штаб-ротмистром, не зажигая свечей, ходил по комнате, время от времени принимался ерошить волосы и яростно тереть глаза. Умыться бы сейчас холодной водой, но, как назло, слуга еще не появлялся. Вернувшись с пикника, Фальк получил, наконец, возможность остаться наедине с собственными рассуждениями. К ужину ждали Нестерова и Вебера. Гроза продолжалась и оттого оба они задерживались. Минуты праздности фехтмейстер, по своему обыкновению, употребил с толком – переоделся в сухой наряд, мокрую одежду развесил сушиться и наскоро выпил прихваченный на кухне кофей. Жаль, без ликера. Покончив с делами, Иван Карлович лег на продавленную софу и закинул руки за голову. Из-за непогоды стемнело куда быстрей, чем вчера. Проем окна совсем недавно еще светло-серый, в одночасье налился непроницаемой чернотой. Беспрестанный шелест дождя и громовые раскаты сводили на нет все прочие звуки, оттого очень скоро начало казаться, что дом князя совершенно пуст. По подоконнику, промеж распахнутых створок, барабанили крупные капли. К черту сонливость, подумал молодой человек. Вскочив, он выволок на середину комнаты стул, набросил на него давешний пиджак управляющего, поверх водрузил широкополый цилиндр. Затем осторожно ввернул рукоять одной из шпаг меж прутьями высокой спинки, так чтобы острие уставилось прямо на него. Отступил на два шага, критически оглядывая получившуюся конструкцию, удовлетворенно кивнул и даже позволил себе легкую улыбку. Отставной штаб-ротмистр нарочно соорудил некое подобие противника, чтобы было с кем фехтовать. Поединок с воображаемым врагом давно вошел у него в привычку и самым отменным образом помогал привести голову в порядок. Бывало, даже способствовал нахождению выхода из крайне запутанных ситуаций. Иван Карлович потянул из свертка вторую шпагу и привычным движением кисти очертил вокруг клинка «противника» замысловатый зигзаг. После предпринял несколько коротких финтов, позволяющих в настоящем бою прощупать оборону противостоящего фехтовальщика, воздерживаясь при этом от длинных выпадов и, следственно, не подвергаясь сколько-нибудь серьезной опасности. И вот сталь, наконец, соприкоснулась со сталью, раздался негромкий жалобный звон, не раз позволявший Фальку как следует сконцентрироваться. Высокий лоб молодого человека наморщился, и разум сам собой принялся услужливо расставлять мысли по полочкам. Начать, вне всяких сомнений, следует с разделения всех находящихся в усадьбе людей на тех, кто может быть агентом и тех, кто не может. Притом вторых выделить очень даже просто. Во-первых, это, конечно, его сиятельство князь Арсентьев и его дражайшая сестрица Софья Афанасьевна. Удар острием об острие, звон. Во-вторых, господин Вебер. Он давно состоит на службе и будучи полицейским чиновником, так или иначе, находится у Петербурга на виду. Удар, звон. В-третьих, исключить из перечня подозреваемых следует и служанку Татьяну. Несмотря на то, что она появилась в усадьбе по окончанию весны, то есть в срок вполне подходящий под предполагаемый период прибытия агента в Курган, она никак не может быть подсылом, поскольку биография ее более или менее известна и подтверждена. Merci повару Семёнычу. Оказалось, Татьянина тетка слывет в этих местах настоящей достопримечательностью. Потому ее племянницу, часто помогавшую ведунье в обрядах, знали многие. Прочую челядь также надлежит отсеять, ибо вольного доступа в дом более ни у кого нет, а без этого теряется практическая возможность действовать. Удар, звон. Засим, пожалуй, исчерпывается список лиц, абсолютно не годящихся на роль шпиона. Следующий будет труднее! Практически все свободное время сегодняшнего дня было потрачено на осторожные расспросы дворовых о том, кто из господ, когда и откуда припожаловал. Хронологию событий удалость восстановить без особого труда, правда с православным колоритом, поскольку всякий из опрашиваемых вел отсчет времени от какого-нибудь церковного праздника. Руководствуясь полученными данными, Фальк расположил имена из второго списка в порядке их появления в доме Арсентьева. Получилось вот что. 1. Бывший адъюнкт-профессор при кафедре истории Императорского Санкт-Петербургского университета А.А. Мостовой. Прибыл, как показал тот же Семёныч, в феврале сего 1840 года, а в ноябре-декабре года предшествующего, что общеизвестно, еще находился на берегах Невы. 2. Управляющий В.М. Холонев. Назначен на должность не позднее Великого поста, поскольку к тому времени уже привез в имение Татьяну, вернувшись из своей первой ревизорской поездки по землям Арсентьева. 3. и 4. Доктор В.С. Нестеров (титулярный советник). Княжеский борец Т.Н. Ефимов (проще говоря, Тимофей). Объявились в усадьбе с разницей в несколько дней, аккурат посреди лета, на Петров день. 5. Последней в доме его сиятельства поселилась О.К. Листвицкая, купеческая вдова польского происхождения, дочь знаменитого своими антироссийскими настроениями генерала. Случилось это четыре дня тому назад. Вот вам, дамы и господа, весь перечень подозреваемых! Остается пораскинуть мозгами и пресловутый графов подмастерье непременно в нем отыщется. Иван Карлович щелкнул каблуками и лихо отсалютовал смутно угадывающейся в темноте широкой фигуре. Разведка боем была завершена, теперь следовало перейти к более решительным пассажам. Ну, за дело! Представляющих интерес персон набралось числом пять, потому штаб-ротмистр положил себе исполнить пять фехтовальных упражнений. По одному на каждого. *** Подступаясь к мысленной аттестации Алексея Алексеевича, молодой человек честно признался себе, что до некоторой степени к сему персонажу предвзят. Это плохо, непрофессионально. Приступать к занятию, согласно сочинению блистательного Вальвиля, следует с отработки, так называемых, «кистяных ударов». Такой удар нацелен на правую руку противника, что при достижении успеха позволяет его обезоружить. Подобный прием был заимствован из науки владения саблей, а ныне успешно адаптирован применительно к шпаге. Ну, хорошо-с, попробуем. Профессор Мостовой. Само его появление выглядит весьма подозрительно. Аморальный образ жизни, скандал в свете, бегство от сатисфакции. Необычен и выбор локации. Любой житель столицы предпочел бы сибирской глухомани Европу или, на худой конец, Новый свет. Потом еще эта история с гладиаторскими боями. Кто, спрашивается, подбил его сиятельство на строительство доморощенного амфитеатра? Фехтмейстер чуть наклонился телом на правую ногу, шпага с обманчивой неторопливостью описала полукруг и с легким шелестом коснулась манжета пиджака. На пол скользнул невесомый кусок ткани. Так, что там дальше у маэстро? Кажется, «перевязные удары»? Или нет, сперва «боковые». Заглянуть в книгу? Нельзя прерывать упражнение! Потеряется настрой. Пусть будут «боковые». Удары, разрубающие тело наискось. Управляющий Холонев. Судя по обнаруженному в гардеробе студенческому вицмундиру, человек образованный. Однако не принадлежит к числу паркетных шаркунов и белоподкладочников. Мог бы сделать себе имя в любой из столиц, но не захотел. Подался в провинцию. Как удалось установить из показаний дворни, прежнего бурмистра князь разжаловал стараниями господина Холонева, обличившего предшественника в беззастенчивом присвоении хозяйского имущества. Вопрос, для чего ему это понадобилось? Ведь не из карьерных же соображений! А еще шкатулка с пистолетами и уроки стрельбы для мадемуазель Софи. Кстати, причем здесь она? Неужели лейтмотивом всему служит обыкновенная, необыкновенная, если романтизировать, любовь? А еще любопытно, стал бы настоящий агент селить в собственной комнате приезжего, а после столь неуклюже заметать следы? Молодой человек произвел настолько молниеносное движение клинком, что всякому стороннему наблюдателю, окажись он сейчас в комнате, почудилось бы, что пола пиджака распоролась сама собой. Пришел черед «перевязного». Название этого удара пошло от солдат, заметивших, что нанесенная с помощью него рана напоминает патронташную перевязь. Находясь в терции, следует быстро перейти в кварту и, исполнив, так называемую, вертикальную восьмерку, нанести удар противнику от левого плеча вниз до правого бедра. Здесь Фальк мог бы собой гордиться. Мало того, что «перевязный», хоть и считающийся сложным, всегда удавался ему «на ура», так он еще и выдумал для него иную вариацию – «изворотную». В эдаком виде выпад производится не сверху вниз, а снизу-вверх. Сразу на выходе из «восьмерки». Такого враг наверняка не ожидает, а посему не вдруг сообразит, как отразить. Важно только не забывать про скорость и точность, потому если возьмешь слишком медленно или широко – непременно подставишься сам. Доктор Нестеров. Пожалуй, единственный из всех, кто соединился с князем наиболее гармоничным манером и состоял теперь с семейством Арсентьевых в самых коротких отношениях. Никакой навязчивости или необыкновенности обстоятельств в его случае не было. Однако всегда полезно подвергнуть нечто представляющееся безупречным испытанию скепсисом. На первый взгляд обыденная история. Немолодой врач решил утвердиться в профессии и, исключив конкуренцию большого города, перенес практику в тихое место. Казалось бы, ну что здесь странного? Ан, вот вам, пожалуйста: отсутствие конкуренции. Его прежний коллега, имевший ход к высокому сословию, скоропостижно преставился на Троицу. Не слишком ли скоропостижно и при каких, любопытно, обстоятельствах? Очень уж сие скорбное происшествие Вадиму Сергеевичу оказалось на руку. Странно? Еще бы не странно! Шпага со свистом рассекла воздух, очертив перед стулом-манекеном некое подобие цифры восемь, и по паркету весело запрыгали крупные английские пуговицы. Самое время перейти к, так называемым, «ляжечным ударам». Всякий мало-мальски приученный к холодному оружию человек знает, что «ляжечные» атаки хороши в «рипостах», то есть ответных ударах. Здесь как, парировал выпад неприятеля и соколом вниз, к его опорной ноге. Удар по ляжке требует изрядной силы и, как правило, рана получается глубокой, что исключает способность жертвы продолжать сражение. Княжий борец Ефимов. В полную противоположность господину Нестерову являет собой образец таинственности. Что про него известно? Да практически ничего! Явился непонятно откуда и непонятно зачем. Как жил до этого тоже не известно. На кой-то черт добровольно подался в помещичьи гладиаторы, да еще и на первом же занятии обнаружил привычку к шпаге. Днем Ефимов безотлучно находится в кузне, ночует в старой бане. Его можно было бы легко отнести к числу обыкновенной дворни, если бы не одно «но». В Ефимова по уши влюблена горничная Татьяна, которая вхожа в господский дом и имеет самые неограниченные возможности. Велика ли вероятность, что Тимофей действует или собирается действовать через нее? Велика, и даже очень. Иван Карлович механически проделал затверженное в памяти движение – парировал воображаемый выпад, слегка отвел руку и хлестко, почти без размаха, ударил в самую середину ножки стула. Разумеется, плашмя. Не хватало еще испортить князю хорошую мебель. И, наконец, последний пункт намеченного занятия – «головной» удар. Из всех прочих он отличается наибольшей эффективностью, не говоря уже об эффектности! Старик Вальвиль уделил в своей книге этому способу членовредительства целую страницу. Вот наиболее интересная цитата: «Удар в голову, разрубающий оную, как правило, по диагонали, зачастую употребляется не один, но купно с другими и проводится с чрезвычайным проворством». Любовь маэстро к сему пассажу чувствуется в каждом слове. Купеческая вдова Листвицкая. Прежде всего, необходимо помнить, что женщина-агент – в наше время явление довольно нередкое. В высшем свете, например, их полным-полно и каждая уникальна! И Ольга Каземировна – дама по-своему уникальная. Постоянно жительствуя в Саратовской губернии, она привычна к многочисленным вояжам. Род занятий обязывает. Надо полагать, нередко бывает и в Петербурге, а стало быть, представляет собой превосходный материал для вербовки. Статус крупного заводопромышленника может служить надежным прикрытием. Позволяет легко объявиться где угодно и когда угодно, всякий раз объясняя свое присутствие интересами дела. Да и кто подумает, что человек такого уровня может быть чьей-то рукой! Нет, нельзя ее сбрасывать со счетов. Шпага со свистом рассекла воздух и с головы воображаемого противника одна за другой повалились две половинки некогда щегольского цилиндра. Вот и определился круг потенциальных противников. Теперь от теории необходимо перейти к практике, но действовать следует осторожно. Нельзя поставить под угрозу всю «Соколиную охоту». Кто-то негромко постучал в дверь. Молодой человек проворно убрал следы своего необычного упражнения, и отправился было отворять, но вдруг потерял равновесие и с грохотом полетел на пол. Посверкивая мутными гранями, в угол обиженно откатилась виновница крушения – оброненная вчера малахитовая чернильница.