Несмотря на крепко ушибленную поясницу, отставной штаб-ротмистр заметно повеселел. Он сел, свернул ноги калачиком и блаженно зажмурил свои большие зеленые глаза. План составился сам собой. Глава шестнадцатая Фальк отворил дверь. В коридоре стояла Татьяна. Её силуэт едва угадывался за внушительной тележкой, полностью заставленной кувшинами, ковшиками и стопками полотенец. – Таня, вы? – А я вот умыться вашей милости принесла. Прощения просим, коль потревожила. Не чаяла застать, думала, ужинать ушли-с. – А что господин доктор и господин становой пристав уже вернулись? – А-то как же. Аккурат к столу поспели. Иван Карлович потянул с вешалки фрак. – Скажите, сударыня, – обратился он к девушке, освобождая дверной проем для тележки. – А вчера вечером насчет водицы тоже вы распоряжались? Признайтесь, нарочно поставили скамейку посреди комнаты, чтобы я в темноте расшибся? За что уморить хотели? – Грех вам, барин! – воскликнула горничная и по-детски поджала губы. – Мне только нынче велели… – Кто велел? – Ну… – Холонев? – Они-с… Владимир Матвеевич. Штаб-ротмистр удовлетворенно кивнул, получив своим догадкам прямое подтверждение. Впрочем, не так уж он в нем и нуждался. Еще с пикника было ясно, что Татьяне наказали за ним приглядывать. Об этом красноречиво свидетельствовали скрытые побои. Прогулка с ребенком – поручение довольно несложное. Обыкновенно горничных не приходится уговаривать кулаками. Разумеется, за этим стоит Володя Холонев. Допустить, чтобы у сенной девки, лично обихаживающей его сиятельство, без разрешения управляющего сменился круг повседневных обязанностей, было немыслимо. Это все равно, что вообразить себе ярмарочного Петрушку, дающего представление без руководства скрытого ширмой хозяина. Полученное знание Иван Карлович намеревался обратить в свою пользу. В плане действий, оформившемся в голове учителя фехтования минуту назад, изрядная роль отводилась именно Татьяне. – Надо полагать, мадемуазель, что с утра мы вновь увидимся? Вы же придете забрать весь этот… инвентарь? – Воля ваша, барин, да только навряд. Вы, чай, на урок поспешите, так я в сей момент к вам и загляну, дабы ваше высокородие собой лишнего разу не обременить. – Весьма похвально! Служанка сделала вид, что сосредоточена на процессе разворачивания полотенца. При этом ее взгляд весьма непрофессионально блуждал по предметам интерьера. Иван Карлович не сдержал улыбку. Так вот, что они задумали – пока столичный гость будет проводить занятие с Тимофеем, горничная произведет досмотр его апартаментов. Любопытно, что они надеются найти? Конспираторы доморощенные. Пора было спускаться к ужину, промедление грозило обернуться бестактностью. Однако Фальк уходить не торопился. Он наклонился и поднял с пола давешнюю чернильницу. – А что, сударыня, не найдется ли в вашем хозяйстве чернил да гусиных перьев? *** – Идемте скорей гулять в сад! – воскликнула Софья Афанасьевна по окончанию ужина, – все вместе и непременно с вами, господин Вебер. Вы обещали позабавить нас какой-то историей, помните? Если, конечно, располагаете временем и у вас не запланированы какие-нибудь важные полицейские дела. Становой пристав утер салфеткой губы, лоснящиеся от маринованных грибов, дважды кивнул и один раз покачал головой. Дескать, помню и располагаю, делами службы не обременен. Затем вышел из-за стола и галантно придержал юную княжну за локоток, помогая подняться со стула. – А вы что же, господа? – обратилась девушка к остальным. – Идемте, прошу вас! Иван Карлович, вы меня поведете. Подайте руку даме! Можно это, Дмитрий Афанасьевич? – Чрезвычайно рад, чрезвычайно! – твердил, улыбаясь, обаятельный доктор Нестеров. Все в приподнятом настроении покинули дом. Вечерняя трапеза затянулась и, как всегда после грозы, рано сгустились сумерки. Впервые за несколько дней ночь обещала быть по-настоящему прохладной. – Холонев, нужны лампады, – деловито произнес князь. – Кликни слуг, пускай принесут, да живей. Господа, на улице, как видите, промозгло, не желаете что-нибудь на себя накинуть? – Очень даже правильно-с, – подхватил Вадим Сергеевич на правах врача, – не равен час, кто простудится! Не дай Бог! Разбившись по парам, процессия чинно тронулась в путь, как только на каменистых дорожках заиграли веселые блики. Впереди вышагивали Фальк и Софья Афанасьевна, за ними его сиятельство Арсентьев об руку с госпожой Листвицкой, после двигались профессор и доктор, шутовски раскланиваясь друг перед другом. Замыкал шествие вечно угрюмый Холонев со светящимся каганцом в руках. Константин Вильгельмович шел чуть в стороне, дабы каждый мог лучше его слышать. Он, казалось, был в самом высоком расположении духа и всю дорогу шутил. – За что, вне всяких сомнений, следует уважать милейшего Вадима Сергеевича, так это за то, что он никогда не удаляется своего профессионального долга, господа! Вон, поглядите, как всякий из нас теперь вырядился. Пусть туалеты не праздничные, зато ужасно практичные и теплые. Хотя, скажем, в курганском воксале и в торжественные даты можно наблюдать публику и бледнее, и жиже. Сказанное очень рассмешило Софью, которая, впрочем, с какой-то уж слишком большой охотой встречала сегодня речи штабс-капитана. У Ивана Карловича зародилось сомнение, что девушка его совсем не слушает. Очевидно бедный полицейский, сам того не зная, угодил в ее пособники и, словно статист в театре, использовался исключительно для подачи реплик. – Вы изрядный шутник, господин штабс-капитан, – отсмеявшись, промолвила Софья Афанасьевна, – но где же, наконец, анекдот. Право, мы все истомились в его ожидании. Я даже озябла немного. Прошу, рассказывайте скорей. Точно в подтверждение собственных слов, она крепче прижалась к петербуржцу и бросила на Вебера выжидательный взгляд. Наблюдая за этим, Ольга Каземировна понимающе улыбнулась. По мнению купчихи, девушка всерьез вознамерилась сбежать от брата в Петербург. Разом убить двух зайцев. Избавиться от опеки и избежать нежелательного брака. А то, может, и трех зайцев, если и впрямь влюбилась в своего офицеришку. Так или иначе, "жертва" обрабатывалась по всем правилам. Пышные платья, выезды на пикник. Откровения об идеальной модели супружеских взаимоотношений, и пальба из пистолета по бутылкам, дабы подчеркнуть приверженность к самым передовым взглядам. Столичным, как ей, вероятно, кажется. Теперь вот увивает одного мужчину речами, словно плющ. К другому лепится в поисках тепла. Пытается вызвать ревность, пробудить чувство состязательности. А на третьего – Холонева – вовсе уже не обращает внимания. И правильно, сие – есть иссушенный источник. Хотя по-человечески его, конечно, жалко. Вон как искренно страдает. – А что, пожалуй, и впрямь самое время для анекдота, – Константин Вильгельмович спрятал за спину правую руку и стиснул в ладони как всегда не зажжённую вересковую трубку. – Как всем вам хорошо известно, господа, сегодня утром я отправился в город. Про службу рассказывать не стану, рутина. Интересное началось к вечеру. Едва закончилось присутствие, покатил обратно к князю. Ну, мыслю, прожит очередной пустой и скучный день. Точь-в-точь, как вчера и позавчера. И год назад. Помните, милая Софи, как жалобился я по первости на постность карьеры? И только я об этом подумал, как раз из Кургана выезжали, как приключился со мной инцидент. Самый настоящий. Княжна наиграно ахнула и стиснула сверх положенной меры руку своего кавалера. – На Большой улице, где храм и пожарная каланча, собрался народ. Целая туча, много больше, чем бывает обычно. Чудно, думаю, час-то еще урочный. Может, что случилось? Велел денщику остановиться, привстал в коляске, что бы лучше было видно. Оно сподручней так, поверх голов. Гляжу и глазам своим не верю: посреди мостовой торчит, точно буй среди волн, извозчик. По виду из казенных, почтовых. Сам еле на ногах стоит, но в руке аспидом извивается кнут. Подле него стражники, хмурые и при саблях. Увещевают, руками машут. Да только без толку! А чуть в стороне, видно, дружки его. Двое. У первого, с вислыми седыми усами, рукав набух кровью, у другого, что помладше, располосована рожа. Ей-богу, страшно смотреть! – Константин Вильгельмович, – поморщился Нестеров, – помилуйте, батюшка вы мой. Здесь все-таки дамы-с. – Пардон, – хохотнул пристав. – Виноват-с. – Ради Бога! – княжна нетерпеливо дернула плечиком, точно сгоняя комара. – Что за нелепые предрассудки! Прошу вас, господин Вебер, продолжайте. Бывший адъюнкт-профессор бросил на Вадима Сергеевича укоризненный взгляд, дескать, что вы, в самом деле, мешаете рассказу! Тот немедленно капитулировал, вскинув ладони на уровне груди и расплываясь в шутливо-виноватой улыбке. Жест вышел нарочито театральным, однако доктор произвел его так неловко, что задел тростью колено Алексея Алексеевича. Самым набалдашником, но весьма ощутимо. Толстяк тоненько охнул и ретировался за спину Холонева. – Месье Вадимуа, разумеется, прав, – сказал полицейский чиновник, входя в раж. – Опустим физиологические описания по причине их излишней натуралистичности и перейдем к сухому изложению последующих событий. Итак, господа, ситуация патовая. Никто не знает, что делать! И тут в игру вступает ваш покорный слуга. Внезапный порыв ветра разволновал на вишнях листву. По саду заметались тени, придавая рассказу штабс-капитана ореол таинственности и драматизма. Как в дешевом водевиле, мимоходом подумалось Фальку. – Делать нечего, иду в самую гущу толпы. Проталкиваюсь в центр. При виде солидного мундира православные заметно робеют и замолкают. Я к полицейским, где, мол, околоточный! Это что здесь еще за комедь? Почему допустили дебош в непосредственной близости от духовной власти? Немедленно прекратить! Так и так, отвечают, извозчик напился пьян. В кабаке всех потоптал, сослуживцев своих чуть до смерти не уходил, а угомониться не желает. Заарестовать себя тоже не дает. Околоточный был, говорят, поглядел-поглядел, плюнул и отправился в часть за штуцером. Тут-де только пулей теперь возьмешь. – Неужели убили? – ахнула Софья. – Как можно в живого человека стрелять! Довольный эффектом полицейский поднял указательный палец. – На крайние меры, разумеется, идти не хотелось. Убийство человека, даже если он является преступником, должна предварять и обуславливать веская причина. Но бывают порой случаи, когда иначе невозможно. Разве не стреляем мы, например, в сбесившегося пса? Однако следовало, конечно, попытаться спасти заблудшую душу. Потому обратился я к его сердечным товарищам. Давно вы с ним, спрашиваю, бражничаете? По какому случаю? Представляете, дамы и господа, мое удивление, когда извозчики поведали мне, что пьянствует Стёпка один, с самого утра и, что самое любопытное, гуляет на средства какого-то доброго барина! Тут как раз околоточный поспел. Прикажите открыть огонь, спрашивает? Жестом велел ему обождать, а сам подался к горемыке с уговорами. А он, негодяй, как щелкнет своей плеткой у меня над головой, как свистнет подле правого уха. До сих пор в голове звон стоит. На кого, спрашивается, руку поднял? На должностное лицо при исполнении! – И как вы поступили? – заинтересовался Дмитрий Афанасьевич? – Велели стрелять? – Какое там, ваше сиятельство! Кинулся к подчиненному, дай, кричу, ружье. Прибью, скотину! Натурально рассвирепел. Уже изготовился к выстрелу, вдруг слышу за спиной взволнованный голос нашего с вами доктора Нестерова: «Под колено берите, под колено! Не то насмерть прибьете. На бедре артерия, а выше того хуже. Во сто крат опаснее». Все обернулись на Вадима Сергеевича, кто-то одобрительно кивнул. Медик скромно наклонил голову, дескать, весьма польщен, господа. – И что же? – в голосе князя угадывались нетерпение и азарт. – Нажали вы на спусковую скобу или нет? Не молчите, черт бы вас побрал! – Нажал, – улыбнулся Константин Вильгельмович. – Да так, что результат, господа, превзошел все мои ожидания. Смутьян рухнул, точно пшеничный сноп под лезвием серпа. Проклятый кнут завертелся на земле, вторя движениям своего незадачливого владельца. – Внушительный был выстрел, – прокомментировал доктор на правах очевидца, – пуля угодила прямиком в переднюю большеберцовую мышцу. – В ногу, примерно вот здесь, – пояснил Фальк своей спутнице, гуттаперчевым движением прикоснувшись к пышной юбке чуть ниже колена. Девушка немедленно зарделась, но замечания не сделала. Напротив, желая отвлечь внимание брата от этого не вполне приличного жеста, она задала штабс-капитану короткий, но вполне уместный вопрос: – А что было дальше? – А дальше, дорогая Софья Афанасьевна, события не отличались чем-то особенно примечательным. Вадим Сергеевич немедленно кинулся на помощь страждущему. Мастерски остановил кровотечение, бойко распорядился моим денщиком и коляской на предмет доставки раненого в уездную больницу. Я, разумеется, ничего-с, позволил. Доктор, конечно, умчался следом, а ваш покорнейший слуга принужден был отправиться в святой храм. Принести положенные приличному христианину извинения протоиерею за случившийся инцидент. Пока пили с батюшкой кофей, вернулся наш добрый самаритянин. Ну, больше что рассказывать – отправились в путь и угодили в грозу. Вот, господа, на том, пожалуй, и весь анекдот-с. Потешил я вас, сударыня? – Потешили, господин Вебер. И весьма! Сердечно вас благодарю. А то, сказать по правде, порой в усадьбе бывает немного скучно. Что о нас подумает Иван Карлович! – Уверяю вас, мадемуазель, анекдоты и теперь принадлежат к числу излюбленных интеллектуальных развлечений. Притом в обеих столицах, – фехтмейстер щелкнул пальцами. – Знаете, господа, я весь вечер искал повода предложить одну любопытную забаву, да все не мог завести об этом речь. Каждый раз вышло бы не ко времени. А сейчас, по-моему, очень кстати. Не сыграть ли нам завтра в новомодную игру, которую в свете именуют: "Записки"? – Как? Записки? – переспросила Ольга Каземировна, возвращая сбившимся манжетам симметричный вид. Молодой человек ответил вежливой улыбкой.