– Стоять! – крикнула тень. – Стоять или стреляю! Убью! И тень выставила вперед руку, в которой, вне всяких сомнений, был зажат пистолет. Взмокший от ужаса Арво покосился на Ганцзалина. Тот оскалился. – А чего ты боишься, – сказал он, – ты же и так помер. Но тут, однако, раздался выстрел, и в лобовом стекле, как раз между водителем и китайцем образовалась дырка. В ту же секунду правая дверь «Рено» приоткрылась и сиденье рядом с водителем опустело. Арво вздохнул было с облегчением, но тут открылась уже левая дверь, и чьи-то цепкие руки выволокли его во влажную ночную тьму. Не говоря ни слова, эти же руки бросили эстонца на землю, а их обладатель, которого трудно было разглядеть в темноте, полез в кабину. Однако он не стал садиться на место водителя, как можно было ожидать, и не погнал машину прочь. Он всего-навсего пробрался в салон и защелкал зажигалкой, пытаясь, видимо, осветить внутреннее пространство автомобиля. Спустя несколько секунд зажигалка, наконец, сработала. Стало видно, что в салоне на полу лежит что-то крупное, бугристое, прикрытое большой рогожей. – Это он! – прошептал налетчик. – Не может быть никаких сомнений – это он. И сдернул рогожу. На него глядели несколько положенных рядом больших тюков с прессованным сеном. – Что это, – оторопело пробормотал ночной разбойник, – что это значит?! Где конь?! Он выхватил из-за пояса нож и вспорол им один тюк, второй, третий. От бешеных ударов крякала и лопалась рогожа, в воздух взлетало сено, сыпалось на лицо и руки, а налетчик, как безумный, все бил и бил ножом в тюки. Когда последний тюк был распорот, он остановился и обвел помутившимся взором темный салон. Казалось, здесь орудовал дикий зверь, и не просто дикий, а и взбесившийся к тому же. – Обманул, мерзавец! – закричал он тоскливо. – Объегорил, негодяй! Ну, погоди же, ты мне за все ответишь! Он выпрыгнул из салона и бросился к эстонцу, который, оглушенный падением, все еще валялся на земле. Грабитель схватил его за грудки, встряхнул так, что голова у того мотнулась и ударилась о землю. – Куда девали коня?! – закричал он исступленно. – Говори! Отвечай, чухна проклятая, или вспорю тебе брюхо! – Не может он отвечать, господин учитель, вы же его до смерти напугали, – раздался над его головой чей-то довольный голос. Тот, кого назвали господином учителем, поднял взгляд вверх и увидел над собой косую дьявольскую физиономию, почти неразличимую в ночной тьме. – Это вы? – сказал он ошарашенно, а рука его между тем шарила в кармане сюртука, надеясь нащупать пистолет. – Вы откуда? Что здесь делаете? Где ваш господин? Тут рука его, наконец, поймала рукоять и пистолет был извлечен. Впрочем, своего веского слова оружие сказать не успело – чрезвычайно твердый китайский кулак тяжело опустился на голову господина учителя. Раздался глухой звук, и бездыханное тело повалилось на дорогу рядом с несчастным Арво. – Где господин, где господин, – проворчал Ганцзалин. – Господин – там, где надо… Между тем господину, то есть действительному статскому советнику Загорскому, повезло несколько меньше, чем его помощнику. Он в это время тоже ждал машину, только на другом конце села. Когда из ночной тьмы на дорогу выскочил урчащий грузовик, Нестор Васильевич, однако, не стал его останавливать, полагая не без оснований, что сидящий за рулем человек просто попытается сбить его машиной. Действительный статский советник подождал, пока грузовик проедет мимо, а потом выскочил из придорожной канавы, где прятался и необыкновенно быстро для человека его возраста побежал следом. По счастью, грузовик Бюссинга, за которым он мчался, не рассчитан был на слишком большие скорости, да и неровная дорога не давала ему разогнаться как следует. Спустя несколько секунд Загорский почти уже настиг машину, как вдруг из кабины высунулся человек и, почти не целясь, выстрелил в него. От неожиданности Нестор Васильевич прыгнул в сторону и скатился в канаву. По счастью, в здешней жаре канавы все сухие и не грязью полны, а всего только пылью. Вот только земля в канавах по причине сухости твердая, словно каменная, упадешь на такую без подготовки – и все ребра переломаешь. Загорский, однако, еще во время падения успел сгруппироваться и в канаву упал мягко, без всяких последствий для здоровья. Грузовик же тем временем набрал ходу, и стал быстро удаляться в ночную темноту, которая готовилась вот-вот заглотить его безразмерной своей пастью. Всего несколько секунд еще, и машина скроется за поворотом, а там ищи ее, свищи! Чертыхнувшись, Загорский выбрался из канавы и потянул из пиджака, из внутреннего кармана, наган. Не целясь, но примерно ориентируясь по силуэту грузовика, выпустил из револьвера три пули – прямо по задним колесам. Орлиным своим зрением различил в темноте, как машина завиляла – влево, потом вправо, снова влево – и кивнул удовлетворенно: пули достигли цели. Действительный статский советник побежал вперед, но уже не опрометью, а легкой рысцой. Теперь он не боялся отстать – тяжелый грузовик на одних ободах далеко не уйдет, тем более, по такой ухабистой дороге. Он оказался прав: грузовик сначала сбавил ход, а спустя пару минут и вовсе остановился. Силуэт его маячил в трестах саженях от Загорского, почти сливаясь с темным горизонтом. Оставалось жалеть только об одном – что не удалось захватить машину скрытно и сразу. Действительный статский советник не ждал более или менее серьезного сопротивления, но, оказавшись саженях в тридцати от машины, на всякий случай замедлил бег. И не пожалел об этом. Потому что если бы он так же, на полных парах подбежал к грузовику, то, вероятно, уже лежал бы подстреленный на дороге. Пока же он, не торопясь, преодолевал последние двести футов, в нем включился обязательный для каждого шпиона инстинкт самосохранения. Описать механизм действия этого инстинкта довольно сложно – особенно тому, кто сам им не обладает. Тибетские мистики сказали бы, что у человека в этом случае открывается всевидящий третий глаз, европейские оккультисты завели бы речь об астральном или даже духовном зрении. По мнению Загорского, ничего особенно духовного в этом зрении не имелось, скорее, это был некий атавизм, оставшийся нам от диких животных, у которых в минуту опасности становились особенно чувствительными и слух, и зрение, и обоняние, и все это вместе составляло пресловутое шестое чувство, которое подсказывало шпиону, откуда именно нужно ждать опасности. В этот раз инстинкт подсказал Нестору Васильевичу, что справа от дороги прячется нечто неприятное, при случае способное принести некоторые хлопоты – но и не более того. А вот слева… Слева на него змеиным глазом смотрела подлинная, поистине смертельная опасность. Как он это чувствовал? Сложно сказать – просто чувствовал и все. Если бы опасность была только слева, он знал бы, что делать. Но если он займется только этим врагом, очень вероятно, что в самый неудобный момент его настигнет более мелкая змея, укус которой, как ни странно, тоже может оказаться смертельным. Следовало выбрать верную тактику и сделать это немедленно. Он, стоящий на дороге, был сейчас виден как на ладони. Если у врага есть огнестрельное оружие – а оно у него есть – шансов выбраться из переделки живым у Загорского не так уж много. Бросишься влево – атакуют справа, бросишься вправо – ударят слева. И что прикажете делать его превосходительству действительному статскому советнику? Распрощаться с мыслью когда-нибудь дослужиться до тайного? Не успел он додумать эту ехидную мысль, как услышал щелканье взводимого курка… До выстрела оставалась секунда, может, две. Если стрелок опытный, он и в ночной темноте способен убить с первой же попытки. Решение пришло как будто само собой. Задолго до сего дня, имея уже богатый опыт внезапных и совершенно парадоксальных решений, действительный статский советник не раз задумывался, откуда они берутся. Кто, в считанные доли секунды все взвесив и рассчитав, дает сигнал телу действовать так или эдак? Он сам, Загорский? Но это невозможно, ни один человек не способен думать с такой скоростью. Тогда кто? Может быть, это делает сам мозг – загадочная и совершенно неизученная машина, которая только прикидывается тобой, а на самом деле живет с человеком в удивительном симбиозе. Ты думаешь, что это ты управляешь мозгом, ты даешь ему команды делать то-то и то-то, разогнуть и согнуть руку, написать письмо или решить математическую задачу. Однако Загорский, исходя из своего опыта, знал, что это не так. Или, во всяком случае, не совсем так. Что, если не мы управляем мозгом, а он – нами? Что, если все решения, которые кажутся принятыми человеком, принимает сам мозг, и потом просто подкидывает нам готовый результат? Похоже, он только делает вид, что он часть нашего тела, а сам, кажется, существует отдельно. И может быть, терпит он нас только потому, что мы как биологические объекты даем ему кровь, энергию, питательные вещества, потому что без нас он бы просто зачах и умер? Однако ясно, что мы еще крайне плохо знаем себя, и почти не знаем своего собственного мозга. Судя по всему, именно он, мозг, дал Загорскому следующую парадоксальную команду, которую он и выполнил, не задумываясь. Повинуясь этой команде, неизвестно кем данной, действительный статский советник, бежавший до того ленивой трусцой, внезапно ускорился и рванулся прямо к грузовику. Коснувшись руками задней стенки, в акробатическом прыжке перемахнул борт и спустя секунду опустился на пружинистые доски кузова. За спиной его запоздало засвистели пули. Что дальше? Если бы грузовик был снабжен стартером, Загорский прыгнул бы в кабину и пусть на спущенных колесах, но доехал бы до деревни. Возможно, ему бы пришлось отстреливаться, но все равно, это был шанс, и шанс неплохой. Увы, электрическими стартерами снабжались лишь «кадиллаки», остальные авто заводились от ручки магнето. Вылезти к радиатору и начать заводить грузовик вручную означало попасть под перекрестный огонь: скорее всего, жизнь его в этом случае прервалась бы гораздо раньше определенного судьбой срока. Тогда скажите на милость, зачем он сюда прыгал? Неужели мозг, столь хитроумный и могущественный, решил просто зло пошутить над своим хозяином? Или был в этом акробатическом упражнении какой-то стратегический смысл? Пытаясь решить эту неочевидную задачу, Нестор Васильевич огляделся по сторонам и у самого борта увидел вдруг странно топорщившуюся рогожу, которая явно что-то прикрывала. Он сдернул рогожу, и глазам его открылись три карабина. Не поднимая головы над бортом, Загорский быстро проверил их – все три были заряжены. Ах, вот оно что! Учитывая, что в его револьвере осталось всего три пули, эти три карабина были просто подарком. Что ж, теперь можно вести переговоры на своих условиях… Загорский взял один карабин в руки и принял удобное положение на тюках, которые лежали в кузове. Отсюда он мог просматривать обе стороны дороги и защищаться независимо от того, с какого боку бы на него ни напали. Ночь, однако, была тиха и недвижна, враги, кажется, просто растворились во тьме, как привидения. Загорский, тем не менее, знал, что это не так, он чувствовал, что змеиная опасность никуда не делась. Но теперь инициатива была на его стороне. – Эй, господа, – зычно крикнул он в темноту. – Я вооружен до зубов и предлагаю вам мирные переговоры! В ту же секунду с правой стороны грянул револьверный выстрел. Пуля щелкнула в борт и пробила его футах в полутора от действительного статского советника. В ответ он выстрелил на звук несколько раз, всякий раз на полдюйма смещая прицел карабина. Долетевший до него со стороны обочины легкий стон ясно показал, что по меньшей мере один из выстрелов достиг-таки цели. – Если вам угодно упорствовать – дело ваше, – громко продолжал Загорский. – Однако, как вы уже убедились, стреляю я довольно метко. Вы, можете, конечно, попробовать уползти отсюда под покровом ночной темноты, однако что-то подсказывает мне, что вы этого не сделаете. Здесь в кузове под тюками лежит нечто, чрезвычайно для вас ценное, не так ли, господин барон? И вы лучше умрете, чем бросите эту драгоценность. Так вот, я предлагаю прервать перестрелку и поговорить как цивилизованные люди. Несколько секунд было тихо. Потом раздался голос фон Шторна, который звучал как-то даже обиженно. – Что вам угодно, ваше превосходительство? Чего ради вы напали на мирных археологов? Вы понимаете, что это разбой, а вы – не кто иной, как обычный преступник! Вы ранили моего работника, вам придется за это отвечать. Сказав так, барон быстро перекатился по земле, чтобы действительный статский советник не выстрелил на голос. Нестор Васильевич, однако, стрелять не стал, но резонно заметил в ответ, что, похоже, это именно один из слуг фон Шторна первым попытался его убить. И вообще, как раз они начали войну, обстреляв его из револьвера. Невидимый в темноте фон Шторн заявил, что они не знали, с кем имеют дело, и приняли его превосходительство за грабителя. Стрельба, таким образом, была всего-навсего самозащитой. – А что это такое ценное вы везете, что боитесь грабителей? – полюбопытствовал Загорский. Барон в этот раз молчал довольно долго, потом заявил, что в грузовике у них – не просто ценный груз, а бесценный. Это результаты его археологических раскопок в степи, которым, между прочим, сам Нестор Васильевич был свидетелем. – Безусловно, к археологии это имеет прямое отношение, – согласился Загорский. – Вот только раскопки тут не при чем. То, что вы тут везете, вы нашли не в степи, а в озере, не так ли? Барон фыркнул: какие глупости! Что такого можно найти в здешнем озере, кроме пары снулых рыбин? – Я мог бы добавить сюда пару трупов, но Бог с ними, – отвечал действительный статский советник. – Как сказано в Писании, пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Я не о биологических объектах говорю, а об археологии. К ней, безусловно, относится и золотой конь Батыя, и у меня есть все основания полагать, что именно его вы перевозите в грузовике. А ведь, если разобраться, это совершенно незаконно. Это вам не черепки неолита, такую находку действительно можно назвать бесценной. И вы просто обязаны были известить о ней полицию или жандармское управление. Фон Шторн молчал так долго, что Нестор Васильевич даже решил его окликнуть. – Барон, вы еще тут, или уползли куда-нибудь на чреве своем на манер библейского змия? – Я тут, – проговорил барон с неохотой. – Однако вот что я вам скажу: никакого коня Батыя в грузовике нет. Вы сидите в кузове и сами можете во всем убедиться. Отодвиньте тюки, вскройте упаковку. Вы – человек одаренный и, безусловно проницательный, но в этот раз вы ошиблись. – Хотите сказать, что отправили коня с другой машиной? – нахмурился Загорский. – В таком случае нам не о чем беспокоиться, ее перехватит Ганцзалин. И как бы вам это ни было обидно, бесценная археологическая находка поступит в распоряжение императорского музея. Барон заметил, что ничего не знает ни о какой второй машине. Однако он готов повторить: коня Батыя нет в грузовике и, скорее всего, нет его и в природе. Кони Батыя, как известно любому школьнику, давным-давно утрачены, спрятаны неизвестно где, а, может быть, просто переплавлены – ведь это много пудов чистого золота. – Вы так убедительны, – заметил Загорский, – что почти поколебали мою уверенность. С вашего позволения, я и в самом деле проверю, что это вы тут везете. Увлеченный разговором, он не заметил, как сзади него в кузов бесшумно влезла темная тень. Спустя мгновение тень эта возникла за спиной Нестора Васильевича. Еще миг – и тень занесла над его головой руку с пистолетом. Раздался тяжелый удар и действительный статский советник повалился на дно грузовика… * * * Утро у Варвары Евлампиевны вышло хлопотливым – счастье еще, батюшки не было дома, ушел на утреннюю службу. И слава Богу, что ушел, в противном случае, вероятно, очень был бы удивлен действиями единственной дочери. Дождавшись, пока за отцом Евлампием закроется дверь, Варвара начала срочные сборы. В большой коричневый кофр полетели юбки, платья, рубашки, блузки и остальные крупные и мелкие мелочи, без которых не может обойтись ни одна уважающая себя барышня. Любопытно, что в кофр не попала ни одна книга из обширного собрания, хранимого в ее библиотеке. Из этого проницательный наблюдатель наверняка сделал бы вывод, что речь идет не об увеселительной поездке, ибо чем же увеселяться в наше время, как не книгами? Речь, очевидно, шла о чем-то очень срочном, проще говоря – о бегстве. Ну, а куда, точнее, к кому может бежать молодая привлекательная девушка из отчего дома? В лучшем случае – к жениху, в худшем – к любовнику. Правда, в юном возрасте обе эти ипостаси обычно счастливо соединяются в одном человеке, если, разумеется, он не почтенный богатый старец, за которого барышня выходит по принуждению родителей. Но, во-первых, зачем к такому бежать, если он, без сомнения способен забрать барышню законным порядком? Во-вторых, отец Евлампий не принадлежал к жестокосердным родителям, которые рассматривают дочерей исключительно как товар. И, в-третьих, сама Варя, как уже стало ясно, ни при каких обстоятельствах не пошла бы замуж за нелюбимого человека, будь он даже богат, как Крёз[24] и стар, как Мафусаил[25]. Итак, Варвара Евлампиевна собиралась бежать. Если бы тут был Загорский, он, без всякого сомнения, по одним только малозаметным деталям вычислил, куда именно, а главное, почему бежит барышня. Однако действительного статского советника в этот утренний час в доме священника не случилось, так что о подлинных причинах бегства и, главное, о его направлении приходилось только догадываться. Между тем, завершив сборы, Варя сходила к ближайшему дому, где жил уже известный Загорскому и его помощнику старик Антип и постучала в дверь. Жена Антипа преставилась еще в прошлом году, детьми его бог не обременил, поэтому век свой он доживал в полном одиночестве. Варвару Евлампиевну знал он с младых ногтей, очень ее любил, даже немного гордился ей, словно она была не дочкой отца Евлампия, а его собственной, чего, разумеется, быть никак не могло. Тем не менее, следствием такой с его стороны почти отеческой любви стало то, что Варя могла в любой момент обратиться к нему за помощью, и он безотказно и совершенно бесплатно готов был исполнить любую ее просьбу и даже каприз. Так оно вышло и в этот раз. Тем более, просьба была не особенно обременительная – только лишь довезти ее до станции. – Куда на этот раз собрались, барышня? – только и спросил Антип. На самом-то деле ему было все равно, куда направляется барышня, лишь бы вернулась живая и здоровая. Однако вопросом своим он лишний раз изъявлял свое к ней внимание и сердечное расположение. – Так, пустяки, – легкомысленно махнула она рукой, – есть одно небольшое дельце. То, что никакие это не пустяки, Антип понял, только подъехав на своем сивке к дому отца Евлампия. Барышня выволокла из дома кофр таких размеров, что им, к примеру, совершенно свободно можно было прихлопнуть небольшого Антипа, как какую-нибудь муху или даже комара. Любому было ясно, что по небольшому делу с таким багажом не выезжают. Либо дело должно быть большое, под стать багажу, либо таких дел должно быть много.