— Не, не получается… — Санчес повернулся спиной к ветру, прикрыл лицо и руки полой куртки и с третьей попытки закурил. — Надо все закончить в гроте на рассвете и затихариться до вечера, до темноты, когда можно будет тем же путем вернуться назад. При свете дня нас отовсюду хорошо будет видно на горе. А Драгут… Он повертелся в кресле и устроился вполоборота к ней. — У меня вообще такое впечатление, что этот остров просто нашпигован тайниками. Драгут всего лишь самый известный из всех пиратов, которые там бывали. Но началось все еще в пятом аж веке. Сначала на Монте-Кристо спрятался от гонений архиепископ Сан-Мамилиано, причем остров еще так не назывался. Когда архиепископ высадился из своего утлого челна, то увидел, что самую вершину острова обвивает хвостом настоящий дракон. В легенде не сказано как, но Сан-Мамилиано победил дракона, может, истово помолился, а может знал, с какого конца меч держать. Вот с того момента и появилось это название — Монте-Кристо, Святая гора. Тебе ничего не напоминает? А по-моему, падре имел в виду Голгофу… Стал Сан-Мамилиано жить-поживать, и заметь, поживал он в той самой пещере, куда нам надо. Нажил постепенно множество последователей и скоро там образовалась целая община отшельников его имени. — Откуда последователи, если остров необитаемый? Нестыковочка! — с торжеством поддела Иза. — Не поймала, — ухмыльнулся Санчес. — Во все времена там останавливались рыбаки на ночевку и пираты на стоянку, так что постепенно слава святого Сан-Мамилиано достигла ушей папы Григория 1, который и повелел учредить там во славу христианства бенедектинский монастырь. Стены и до сих пор прилично сохранились. Так что лет тысячу лет спустя после победы над драконом в том монастыре жило уже шесть сотен монахов, а сам монастырь стал очень авторитетным в плане богоспасения души. Туда приезжали помолиться богатые паломники и оставляли щедрые пожертвования, да и католическая церковь отстегивала монахам не скупясь. И так много сотен лет. Учитывая, что тратить монахам было негде и не на что, да и устав предписывал аскетизм, представь, сколько добра у них там скопилось? Вот и Драгут так рассуждал, наверное… — Ты как будто из книжки читаешь! — не выдержала Иза. — Признавайся, наизусть зубрил? — А ты что ли из тех, кто всех военных чохом считает тупыми? — нахмурился Санчес. — Что? Нет! Просто, ну… складно очень… — А-а-а… — протянул он. — Складно. Наверное, потому что кнжки люблю читать, прикинь? Да и учился много чему, не только кулаками махать. Дальше рассказывать или надоело? — Рассказывать! — Иза придвинулась и налила ему еще кофе. — Ну вот… Драгут был османским адмиралом и по совместительству — кстати! — корсаром, причем дико гиперактивным и результативным. За сорок лет своего корсарства в Средиземноморье, он раз по пять разграбил все большие города Корсики и Италии, толпы народу в плен угнал. Для своих он был, понятно, героем, а для корсиканцев — ужасным сарацином. Монте-Кристо обойти стороной Драгут никак не мог и не обошел: монастырь поджег, смиренных братьев продал в рабство, но монастырские сокровища, по слухам, так и не нашел. Считается, что главный бенедектинец успел сундук перепрятать и под пытками так ничего и не выдал. Поскольку остров стратегически очень удобно расположен между Корсикой и Италией — основными кормушками Драгута, он и сделал его своей базой еще на несколько лет. Так что к легенде о монастырском сокровище добавились еще и россказни о кладах, во множестве припрятанных самим Драгутом. А ведь и после Драгута еще сотни лет там было любимое пристанище пиратов. Так что не зря, совсем не зря итальянцы теперь не пускают туда туристов. Да и Дюма не на пустом месте свою историю сочинил. — Меня только одно смущает… — нерешительно сказала Иза. — Твой прадедушка писал, что немцы привезли свой груз с Корсики на Монте-Кристо, а не прямо там его нашли… — Ага, правильно мыслишь, может этот груз и не связан с Драгутом. Скоро узнаем. Или не узнаем… Как правильно будить начальство — Поехали к шефу! — В таком виде я не могу. Я должен сначала принять ванну, выпить чашечку кофе. — Будет тебе там и ванна, будет и кофа, будет и какава с чаем... Поехали! Бриллиантовая рука Корсика 2013 год Ближе к полуночи Ремо разбудил поставленный на виброрежим мобильник. Трясясь как в лихорадке, телефон съехал по полированной поверхности тумбочки до стакана с минералкой, уперся в стекло и мелко задребезжал. Ремо в это время снился поезд, мягкое купе, в котором тридцать пять лет назад он ехал со своей прелестной Одиль в свадебное путешествие по Тоскане. В том купе из прошлого он тоже спал, повернувшись спиной к маленькому столику и прижавшись к теплой Одиль. Стакан с остатками шампанского, которое они пили вечером, дребезжал в железном подстаканнике, сползал все ближе к Ремо, а он в полудреме все думал, что надо встать и подложить под стакан салфетку, но так лень ему было разрушать теплое гнездо и вставать, что стакан в конце концов доскакал до края стола и свалился ему на голову. Ремо вскинулся, заматерился, нашаривая выключатель и увидел свою одинокую холодную спальню. Никакой Одиль нет и уже не будет… Телефон продолжал трястись, он схватил его и увидел входящий вызов. — Анж, чтоб тебе сдохнуть! Я только час как уснул, какого…?! С той стороны телефонной линии послышался треск, невнятное бульканье и наконец прорвался хриплый голос Анжа. — Ремо, их нет! Машины нет, дом пустой! Ремо вскочил с кровати, запутался в длинных пижамных штанинах и чуть не упал. — Как нет!? А где они, ты, идиот? Как ты мог их упустить? — Да я отошел на десять минут только, сигарет купить! Мне всю ночь не курить теперь что ли? — заюлил голос Анжа. — Они и не собирались никуда сегодня, ты ж сам их слушал! Вернулся я, а тачка тю-тю! Ремо, что делать?! Шефу звонить? — Погоди звонить, — Ремо сел, хлебнул выдохшейся минералки. За сигаретами он сгонял, как же. Небось, заодно и в баре стаканчик дерябнул. — Значит, так. Алле, ты слушаешь? Значит, идешь в дом, проверяешь, чего не хватает. Смотришь все шкафы, проверь полки в гараже. Особенно проверь, на месте ли все, что они покупали вчера-позавчера. Иди прямо сейчас, телефон не отключай. Прижимая телефон к плечу и слушая, как Анж с грохотом шурует в доме этого проклятого русского, Ремо натянул джинсы и щелкнул кнопкой кофеварки. Поспать сегодня уже не получится. Пропади все пропадом, но кофе он выпьет. — Ремо! — заорала трубка ему в ухо. — Гидрокостюмов нет! И этих хреновин здоровых, для дайвинга! Ремо ответил одним коротким емким словом, потом велел напарнику заткнуться и дать ему подумать. Хлебнул слишком горячего кофе, обжег язык и замычал. Затем представил себе лицо шефа, если позвонить ему прямо сейчас с такими новостями и содрогнулся. — Давай так… — сказал он изнывающему от чувства вины Анжу. — Шефу позвоним позже, когда информации побольше будет. Ты сейчас поедешь в два ближних к тебе порта и поищешь там их машину. Хрен знает, куда их понесло, вдруг ложная тревога? Я проверю порт в Бастии. Потом созвонимся и решим, что дальше. Понял? И упаси нас боженька ничего не найти! Выбор Тирренское море 1291 год Вокруг густое молоко, вязкое, светлое, оседающее блестящими каплями на лицах. Скалистый берег совсем близко, и как мы не напоролись на мель? Или здесь глубоко? В тумане видна только полоса крупной гальки и уходящие резко вверх каменные зубастые откосы. Гора в море. Может это остров? — А не все ли тебе равно! — рычит капитан Гийом, жестами приказывая матросам снарядить шлюпку. — А если остров необитаем? — Так хочет Бог! — щерится он. — Знать не хочу, что это и где, собирай свои пожитки! — Оставьте мне припасов и пресной воды! Он равнодушно пожимает плечами. В полной тишине, словно и не было этих трех дней небесного грохота, шлюпка идет к суше. Туман завивается вокруг весел, капитан неслышно бормочет себе под нос, поглядывая то вверх, то на мою ношу, которую я прижимаю к груди. Я рассматриваю скалы: в основании той, что напротив, темное пятно, скрытое низкими кустарниками. Пещера? Лодчонка с тихим галечным шорохом тыкается в берег, я делаю первые шаги по тверди. Голова кружится, мир шатается и я осознаю себя уже рухнувшим на колени. Рядом со мной падают на колени и матросы, но те добровольно. Целуют мокрые камни, исступленные благодарности за чудесное спасение вплетаются в струи потревоженного тумана. Пока я моргал, привыкая к твердой опоре и пережидая рой черных мушек, плавающих в глазах, капитан Гийом подскочил ко мне, вырвал мешок и наставил нож. Матросы удивленно подняли головы. Я был в невыгодной позиции, моя предательская слабость не позволяла разом вскочить на ноги. — Вот что… Тебя я высадил, а насчет мешка уговора с Богом не было. Все на весла! — гаркнул он матросам, медленно отступая, но не поворачиваясь ко мне спиной. Я молча смотрел, не в силах поверить в происходящее. Когда Гийом отошел на пяток шагов, я встал, утвердился на жесткой гальке еще неверными ногами. Незаметно размял закоревшие пальцы. — Это меня, меня он услышал и спас! — услышал я от капитана. Я сник. Снова сел и стал смотреть на разноцветные камни. Он прав. Следовало мне самому понять... Лодка проскрипела брюхом, сползая на воду. — А ты сиди и молись! Глядишь и подберет кто… Прощай, рыцарь. Я слышал как зашлепали весла, но так и не нашел в себе сил поднять голову. Я думал, что стану делать дальше, как смогу вернуться в Акру, чем смогу искупить. Если это вообще возможно — что-то искупить. А что думать! Надо каким угодно способом добраться назад, битв на мой век хватит, Бог даст, сложу голову побыстрее и на благо… Я вскинулся на вопль ужаса с лодки. Та была уже на полпути между берегом и галерой. Кричал матрос, тыча пальцем вдаль. Остальные перестали грести и тоже уставились туда. С востока, хищно сплетая щупальца пены, на расстоянии в два десятка широких шагов до шлюпки, по спокойному морю шла огромная, невесть откуда взявшаяся волна. На шлюпке разом загомонили, раздалась хриплая команда и суденышко заскользило назад к берегу. На “Стреле” тоже увидали и быстро стали выбирать якорь. Я вскочил и пристально следил теперь за волной и, краем глаза — за шлюпкой. Наверное, у меня приключилась одна из тех галлюцинаций, о которых рассказывал нам орденский лекарь Якоб — одна из тех, которые люди видят иногда, когда сильно хотят увидеть. Я смотрел, как с каждым взмахом весел, приближающих шлюпку к берегу, волна спадала, растворялась в тумане и сгинула окончательно, стоило шлюпке ткнуться носом в гальку. Те, на лодке, ничего толком не видели, торопясь спастись, а вот на “Стреле” после недоуменной заминки якорная цепь опять с грохотом поползла вниз. — Какого дьявола! — взвыл Гийом, спрыгнувший на берег и сразу вперивший глаз в невинно-пустынное море. — Ты, косоглазый, — в сердцах ткнул он матроса, первым увидевшего волну, — чего орал?! Нет там ничего! Кажется, капитан Гийом из тех, кого лекарь Якоб называл особо устойчивыми к видениям. Матрос, в самом деле заметно косивший на оба глаза, виновато таращился на воду. — Отчаливаем! — Гийом первый вернуся в шлюпку. — А ты даже не думай! Стой где стоишь! — это уже мне. Что ж. Я уже не смотрел на них, а жадно обшаривал вглядом доступную мне в тумане часть моря. Неужели… Между галерой и отчаянно гребущей к ней шлюпкой темно-синяя водная гладь вспучилась черным горбом, блеснула лоснящейся шкурой, игриво плеснула фонтанчиком. Такое даже лекарь Якоб не назвал бы галлюцинацией, и я кстати припомнил, что тот же лекарь говаривал: “видения, увиденные больше чем двумя глазами, видениями не являются”. На шлюпке теперь закричали все разом, суденышко шустро, словно подстегнутое отеческим шлепком, развернулось, матросы отчаянно гребли к берегу, невидяще выпучив глаза.