– На печального и вошь лезет, так что грустить вредно! – бодро ответил ему «зэк» в полосатых штанах. Принесенный женой свитер он уже натянул на себя, а свою старую куртку повесил на специальную вешалку в углу – там и другие верхнюю одежду разместили. Стулья пришлось внести в кабинет из коридорчика, в кабинете на всех не хватило. – О! В свитере тепло! – воскликнул Александр Павлович, удобно усевшись на стул. – Спасибо, Машенька! В свитере я еще одну ночь могу тут переночевать при необходимости. – И обратился к майору: – Алексей Иванович, как Пафнутьев? Есть ли надежда, что останется жив? – Пафнутьев в реанимации, в себя не пришел, допрашивать нельзя. Но врачи уверяют, что жить будет. Вовремя вы подоспели, Александр Павлович! Каюк бы Пафнутьеву, если б не вы! – Так вы поняли?! – воскликнул Александр Первый. – вы все-таки разобрались в том, как все это было! – Конечно, поняли, Александр Павлович. Иначе б я не смог вас так легко отпустить. Дело начинает проясняться. Вы не поверите: кикимора оставила в квартире Пафнутьева свою юбку! Это серьезная улика! Кроме того, есть следы в замке и еще кое-что… Немая сцена была ему ответом. Воспользовавшись минутой затишья, Павлов звонком вызвал дежурного милиционера и со словами: «Купи, пожалуйста, булочек или пирожков к чаю», дал ему пять рублей, а сам тем временем включил электрический чайник. За чаем они сидели долго. Сначала Павлов сказал о новой версии в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Рассказ выглядел примерно так: Действующий в городе преступник (на нем убийство Семеновой и покушение на Пафнутьева) орудует в маскарадном костюме кикиморы. Готовиться к преступлению он начал еще до Нового года – в это время он снял с веревки стираную суконную юбку Федоры Маркеловны Безухиной, сделав ее основной частью своего костюма. 14 января он при странных обстоятельствах с неизвестной целью убивает Семенову, а еще через несколько дней совершает покушение на Пафнутьева. Покушение тоже могло закончиться убийством – его предотвратил Соргин. По всей вероятности, в обоих случаях имела место неудачная попытка ограбления. О преступнике известно уже немало. Во-первых, с большой долей вероятности можно утверждать, что он живет в преподавательском общежитии. В пользу этого говорят следующие факты. Первое. Когда Соргин его оттолкнул от Пафнутьева, он побежал к двери. Но из коридора на шум в квартиру уже входили другие жильцы. Преступник зашел в туалет, сбросил юбку, платок и маску. Маску и платок он, вероятно, спрятал на себе, а вот юбку (она толстая, суконная) не сумел никуда запихнуть – времени уже не оставалось. И он бросил ее на тумбочке в туалете, а сам вышел. То, что никто не обратил на него внимания, свидетельствует о том, что это человек в общежитии привычный, один из проживающих здесь. Есть и второе подтверждение этому. Дверь в коридор была заперта с одиннадцати часов. Открыли ее, только когда приехала «Скорая». В этот промежуток извне преступник проникнуть в дом не мог! А он еще, прежде чем зайти в квартиру, выбил пробки во всем доме – тоже время надо. Это все можно было сделать при условии, что человек здесь живет. И третье. Преступник выбрал для незаконного проникновения ночь, когда квартира пустовала. Лучше всех об отсутствии жильцов были осведомлены соседи. Пафнутьев же вернулся случайно, никто из соседей этого не знал – неудивительно, что не знал и преступник. Квартиру Пафнутьевых он выбрал для ограбления, потому что соседям было известно, что Геннадий Иванович давно собирает деньги на автомобиль. Грабитель открыл замок подобранным ключом (замок несложный, ключ подобрать легко), прошел с фонариком к столу и, не зная, где лежат деньги, начал их искать в столе. Пафнутьев проснулся и кинулся к вору. Завязалась борьба. Дальнейшее нам известно со слов уважаемого Александра Павловича. Все трое повернули головы к Соргину. От выпитого чая с булкой не спавший всю ночь узник посвежел. Когда он заговорил, голос его звучал бодро: – Будучи согласен с Алексеем Ивановичем по основным положениям его версии, я позволю себе возразить относительно только одной детали. У нас с Александром Николаевичем имеется предположение о предмете, за которым охотится преступник, – начал он. – Это не деньги. Это тетрадь, которую доверил в 1942 году беженцу Федору Двигуну сосланный из Москвы в Ворск инженер Игорь Черняев. Мы провели собственное расследование и пришли именно к этому результату. Что там, в тетради, мы, к сожалению, не знаем. Почему она так необходима преступнику – непонятно. Однако из обстоятельств преступлений в пользу нашей версии говорят некоторые факты. Во-первых, оба пострадавших (и Семенова, и Пафнутьев) не были богатыми людьми. Оба они являлись старшими преподавателями без ученой степени – всем хорошо известна их зарплата, она меньше средней по стране. Так что выбор грабителя не совсем понятен. Во-вторых, оба преступления связаны с домом Летуновского. Не будем забывать, что теща Пафнутьева проживает в том же доме, что и ставшая ранее жертвой преступника Ольга Васильевна. В-третьих, в квартире Пафнутьева преступника интересовал именно письменный стол. Да, все в общежитии знали, что Геннадий Иванович собирает деньги на машину. Но крупные суммы жители Б. никогда не хранят в столе, их прячут в комод или даже в более укромные места. Грабитель же перерыл письменный стол. Я думаю, что в поисках тетради: ее легко спрятать среди бумаг. Тетрадь он найти не успел или же ее у Пафнутьева не было. Где она может быть сейчас? Я предполагаю, что если не в квартире Пафнутьева, то у его тещи Козодаевой. Павлов заволновался. – Александр Павлович, в этом флигеле уже провели обыск – нету там ничего! – Нет значит нет, – примиряюще сказал Александр Второй. – Может, в доме Тамара держит… А может, и у Пафнутьева… недаром же эта кикимора к нему полезла, она знает что-то! – Если версия с тетрадью верна, Козодаева и Вера Пафнутьева находятся сейчас в опасности: преступник, как мы знаем, уже совершал убийства ради этой тетради, – продолжил Александр Первый. – В квартире Пафнутьева еще и ребенок! Таня – пятиклассница, она тоже может пострадать! – ахнула Мария Борисовна. Шура печально кивнул. – В связи с этим у меня есть план, – сказал он. – Мы возьмем его на живца! В качестве живца я предлагаю себя. Все посмотрели на него. Не слишком высокого роста, худощавый Соргин с командирскими усами и эйнштейновской шевелюрой на роль живца подходил. Однако Маше эта идея сильно не понравилась. Она открыла рот, чтобы возразить, но остановила себя: еще неизвестно, как решат. Остальные сидели тихо, ожидая завершения речи. – В моем плане каждому из вас отводится своя роль. Важнейшая – Софье Мефодьевне, – Сковородникова зарделась. Она была в полном восторге от происходящего. И она, она участвует в этих событиях! А будет участвовать еще больше! – Софья Мефодьевна, вы расскажете всем в общежитии, что видели лично, как я украл в комнате Пафнутьева какую-то тетрадку! – Что-о-о? – изумилась Соня. – Как вы могли украсть тетрадку? Во-первых, там народу много было. Во-вторых, вообще… – Что касается второго пункта («вообще»), то он даже не обсуждается. А по первому отвечу: молча. Просто подобрал на полу, там она валялась, и спрятал под одежду. Все были так напуганы, что не заметили. А вы стояли рядом и увидели. И вы, как бы между прочим, рассказываете об этом. Ну, например, Астровой… и Прасковье Ивановне обязательно… и еще кому-нибудь, на ваше усмотрение. Одновременно Маша собирается в Москву навестить сына… Маша удивленно вскинула бровь. – Шура, я собиралась поехать в феврале… – Ну, и поедешь в феврале… Однако расскажешь всем, кому только можно, что едешь сейчас. А сама одну-две ночи у Евлампиевых проведешь, с Ириной пообщаешься – Ирина ведь уже послезавтра приедет. Саша, ты не будешь возражать, если Маша у вас переночует? – Не буду, – кивнул Евлампиев. – Тем более что я уже понял твой замысел. И, скорее всего, мне в это время предстоит сидеть в засаде. Я согласен на этот план лишь в том случае, если буду рядом с тобой! – Именно так! – вскричал Соргин. Обычно сдержанный, он иногда все же проявлял сильное волнение. – Ты будешь сидеть в засаде вместе с майором Павловым. – Позвольте, – осторожно заметил Павлов, – я своего согласия не давал… Извините, уважаемый Александр Павлович, но высказанные вами предположения о наличии некоей тетради и тем более о связи преступника с событиями времен войны не доказаны. Это всего лишь предположения, – он усмехнулся. – Полет фантазии! Наступило молчание. Павлов задумался. И Александр Первый, и Александр Второй были уважаемые в городе люди, большого ума люди, прекрасные специалисты и благороднейшие. Однако эти умнейшие люди один раз уже вовлекли его в сомнительное дело. Он уже ругал себя один раз, что пошел у них на поводу. Обыск во флигеле дома Летуновского начальству не понравился, да и подчиненные шушукались. После того обыска он чувствовал иронические взгляды у себя за спиной. Было очень неприятно, когда полковник, начальник Б-ской милиции, отпустил язвительное замечание насчет излишней активности и странных фантазий майора милиции. «Нехорошо милиционеру иметь такое бурное воображение», – сказал полковник. И Павлов был с ним совершенно согласен: логика – хорошо, воображение – излишне. Но с кем поведешься, от того и наберешься. Эти друзья – Александр Первый и Александр Второй – действовали на него магнетически. Майор еще со студенческих лет уважал их способность к жесткой логике. Однако порой они начинают фантазировать, особенно Александр Первый. – Нет, – твердо сказал Павлов. – Извините, Александр Павлович, но ваш план никуда не годится. Наличие тетради – всего лишь предположение, очень сомнительное к тому же. Еще менее доказана связь с событиями тридцатилетней давности. К чему эти фантазии? Имели место две попытки ограбления. Это очевидность. Остальное – фантазии. Если же предположить, что дело и впрямь в тетради, ваш план опасен: что это за ловля «на живца»? Это из художественной литературы… Если тетрадь существует и вы объявите, что она у вас, это крайне опасно для вас. Единственное, что меня успокаивает, – никакой тетради нет и ваших слухов просто никто не заметит! Он немного помолчал и решил смягчить свои слова. – Не лезьте вы, пожалуйста, в это дело! – сказал он проникновенно, глядя на обоих математиков. – Каждому свое. Преступников должна ловить милиция. Вы, Александр Павлович, уже сильно рисковали один раз, когда в окно к Пафнутьеву прыгнули. Ну, тут поступок смелый, я не спорю. И вы человека, конечно, спасли… – майор замялся. – Однако в другой раз так не делайте! Если б не эта юбка, оставленная в туалете, да не царапины свежие в замке, сидеть бы вам в тюрьме, и я ничем не смог бы помочь! В общем, давайте подписывать бумаги. Вы, наверное, хотите отдохнуть, ведь не спали всю ночь! Намек был понят, бумаги подписали быстро. Учитывая пижамные штаны Соргина, майор предложил отвезти его домой на милицейской машине. Однако Шура отказался и предпочел вызвать такси. Мотивировал он тем, что не желает в очередной раз привлекать внимание соседей к своей персоне, раскатывая на машине с приметной синей полосой. Павлов все же решил, что доцент обиделся на него. Ладно, на обиженных воду возят. Потом сам поймет, что неправ был. Выпроводив гостей, майор тяжело вздохнул и сел писать отчет. Отчет дался легко – обнаруженные улики убедительно свидетельствовали о невиновности доцента пединститута Соргина… Напротив, его вмешательство спасло пострадавшего Пафнутьева. Было очевидно, что кто-то раньше его проник в квартиру, используя отмычку. Но кто? И вроде найти преступника теперь не трудно: всего одиннадцать квартир в общежитии, кто-то из жильцов, конечно…. Павлов под номерами выписал все семьи. Прасковья Ивановна была вычеркнута сразу. Ей и юбку не нужно было воровать, у самой такая же. Сковородникова… Три месяца всего работает, не местная… Длинную юбку у себя нашла бы, зачем ей с веревки снимать. А главное, ростом невелика, худенькая. Вряд ли она могла Пафнутьева мордой об стол колотить… С другой стороны, чего она приперлась-то к нему с Евлампиевым? Ей-то какое дело, она с Павловым едва знакома… Но все ж ее не стоит подозревать. Дальше Заболотский. Приехал три года назад из Ленинграда, там не смог устроиться. Про этого вообще мало что говорят, молчун, докторскую пишет… А чего его Котяра орал еще до совершения преступления? На всякий случай галочку поставил. Родионовы. Он педагогику преподает, вроде хорошие отзывы, ни в чем не замечен. Жена на почте работает. Но все может быть, совсем их снимать с подозрения нельзя. Поставил возле них точку. И так Павлов проанализировал возможность участия в преступлении каждого из жильцов. В той или иной степени подозрительны были почти все. Из мужчин он вообще никого не исключил. Наиболее подозрительным казался Безухин. Во-первых, подозрения вызывала история про снятую с веревки старушечью юбку. Не так легко украсть что-либо с веревки во дворе общежития: здесь все про всех все знают и находятся под постоянным наблюдением. Всем известно, что Прасковья Ивановна смотрит в окно не только днем, но нередко и ночью – старушечий сон короток. И Заболотский не спит ночами – типичная сова, он работает по ночам над своей докторской, до утра сидит. И не только сидит. Иногда он выходит ночью во двор, нарезает круги, обдумывая свои гениальные идеи. Вот он и мог снять юбку, кстати… Однако у него комплекция не та – хлипкий, не справился бы с Пафнутьевым. Вряд ли он. Дальше Акиньшин. Ну, этот покрепче Заболотского, однако идейный очень и карьерист. Осторожный к тому же, не станет рисковать. Шофер Виталик – вот кто подозрителен. Грубый и очень себе на уме. Может проявить жестокость. Теперь Безухин. Крупный, сильный мужчина. Он мог пустил слух о пропавшей юбке, а сам припрятать ее от матери и использовать. И вообще, выглядел он сегодня утром очень подозрительно. Когда майор ему юбку предъявил, он неестественно как-то оживился – удивлялся, ахал… В общем, надо проследить за Безухиным. А для начала допросить его еще раз. Ну, и других тоже, конечно… Не так их и много. Глава 28 Тетрадь Весть о случившейся беде застала Тамару Козодаеву врасплох. Сообщила ей соседка, мать Вовы Бескоровайного. Тот дежурил ночью, ему и пришлось отправлять Гену в больницу. Утром пришел, матери велел сходить к тете Томе, по-соседски ей рассказать – мол, лежит ваш зять Гена в реанимации, побили его сильно… А сам спать лег. Тамара взглянула на часы – уже одиннадцатый. Вернулась ли в Б. Вера? И с кем подрался зять? Выпил, наверное, лишнее на дне рожденья брата в Грибановке. А почему сюда привезли? Обычно он тихий был, не дрался. Скорее всего, и сейчас не виноват. Вечером она Вову расспросит, что там случилось, в подробностях. Он и заступится, если в чем Гену обвинят. Хорошо иметь соседа милиционера, Вова тем более безотказный. Подхватилась быстро и побежала к дочери. Веру она нашла спокойнее, чем ожидала. Дочь рассказала, что уже была в больнице, Гена в реанимации, к нему не пускают. Состояние его тяжелое. Но врач говорит, что перспективы хорошие, должен прийти в себя. Таня пока в Грибановке, пусть там еще пару дней побудет – в школе Вера все объяснит. – А что ж случилось-то? – робко спросила Тамара. – Кто его так? В Грибановке, там пьяниц хватает… – Это не в Грибановке, это здесь. Гена вчера вернулся – проверить, выключил ли утюг. Он перед отъездом галстук свой гладил и мог в спешке забыть. А ночью к нам в квартиру грабитель залез! – начала рассказывать дочь. Дальше она сообщила все, что знала. По мере ее рассказа Тамара мрачнела все больше, лицо сделалось испуганным. Когда Вера дошла до юбки, сброшенной грабителем в туалете, Тамаре стало плохо. Приняв валокордин и полежав некоторое время на диване, она поднялась и сказала дочери: – Вера, иди-ка ты пока у меня поживи. Боюсь я тебя тут оставлять. Уж больно похоже на то, как Ольгу убили: в длинной юбке, в маске… Кикимора та же бродит. Однако Вера категорически отказалась. Она была очень печальна, но старалась не распускаться, держаться твердо. – Нет-нет! Я дома буду. Тут и школа рядышком и в больницу близко ходить. Мне сейчас крутиться сильно надо будет, Гену выхаживать. А кикимор я никаких не боюсь, я в них не верю. Тамара расстроилась еще больше. «Что ж делать-то… – подумала она. – Ведь кикимора эта не успокоится, пока не получит что ей надо…» И сказала вслух то, о чем с самого начала беседы думала, но произнести вслух не решалась. – Верочка, я за тебя боюсь и за Таню. Таня-то в чем виновата? Кто б она ни была, кикимора эта, ей нужно что-то получить, что у Ольги было, а потом у вас… Ты поняла хоть, догадалась, что ей нужно? И вдруг Верочка упала с ней рядом на диван, обняла, заплакала… Как в детстве делала, если кто обидит, уткнулась лицом в шею матери… – Мамочка, я сама знаю: это шпион какой-то иностранный, который за тетрадкой беженца охотится. Он нас теперь не оставит. Что ж делать-то? Ах, зачем мы ее взяли?! И толку-то от нее никакого не было, не сумел Гена воспользоваться… Мудрено очень, говорит. Если и разберусь, не смогу доказать, что это я сам придумал. Не поверят мне. Может, в милицию пойти, признаться во всем?