Павлов уверенно и быстро прошагал по общежитскому двору, однако, выйдя за ворота, остановился. Две узкие дорожки вели от ворот в разные стороны. Дорожка влево постепенно расширялась. Она шла мимо пятой школы и выводила на улицу Свободы. По ней майор мог отправиться домой, ведь был уже поздний вечер. Дорожка влево, напротив, сужалась и в конце концов приводила в тупик. По этой дорожке ходили в основном жильцы преподавательских коттеджей и их гости. Больше она была не нужна никому. Майор подумал, взглянул на часы. Почти девять. Окна ближайшего коттеджа светились. Вот окно Соргина – кабинет, наверное. Дальше, с другой стороны, светятся окна Астровой. Павлов решительно шагнул влево. Он сам не очень ясно представлял себе, что именно он хочет выяснить и даже куда идет. К Соргину? К Астровой? В принципе, у него были вопросы к обоим. И все вопросы были недостаточно важными, чтобы идти вот так, поздно вечером. В принципе, он мог и вообще их не задавать. Для чего же он идет? Неужели он, подобно Александру Первому, поддался интуиции, этим жалким фантазиям, возникающим помимо логики? Шторы в окне Соргина были задвинуты неплотно. Майор увидел часть склоненной над бумагами головы. Соргин старательно делал вид, что работает. Ну-ну. Все равно он никого не дождется. Тетрадка беженца в этом деле ни при чем, это выдумки Александра Павловича. Обойдя дом, Павлов подошел к крыльцу Астровой. Немного поздновато, однако окна у нее светятся. Значит, можно зайти. Поднявшись на высокое крылечко, он позвонил. Очень быстро узорная шторка в окне веранды отодвинулась, и к стеклу прильнуло встревоженное лицо Астровой. – Кто там? – спросила она. Милиционер стал так, чтобы его в окно было получше видно. – Марья Алексеевна, я майор милиции Павлов. Мы с вами знакомы по заседаниям Горсовета. А также вы могли меня видеть на городских мероприятиях. Дверь приоткрылась вначале на небольшую щелочку. Выглянуло напряженное лицо немолодой уже женщины, намазанное на ночь жирным кремом. Волосы были взяты под косынку. По мере того как Княгиня узнавала Павлова, ее лицо меняло выражение – напряженность сменилась недоумением, затем показной приветливостью. – Ах, какая неожиданность! – воскликнула она с привычным кокетством. – Конечно, я вас прекрасно помню, Алексей… кажется, Иванович? – Так точно! – отрапортовал майор. – Простите, что в позднее время вас беспокою! Опрашивал свидетелей давешнего ограбления в общежитии, и вот, только вас осталось опросить. – Проходите же, холоду напустите! – спохватилась Княгиня. – Простите мне мой вид, я уже ко сну готовилась… Астрова была в ярком шелковом халате. Пока майор проходил в комнату, она успела сбросить косынку и даже стереть крем с лица. Комната была довольно большая и уютная. Книжные стеллажи, диван, низенький столик с креслом, зеркало, какие-то дамские штучки… Громко работал телевизор. – Алексей Иванович, вы такой редкий гость, что я должна непременно вас угостить! У меня прекрасная вишневая наливка, я сама делаю! – Княгиня помедлила. – А можно и водки! – Нет-нет, – решительно возразил Павлов, – уже поздно, я очень спешу. Я вам просто задам пару вопросов. Слышали ли вы какой-нибудь шум в ночь, когда пытались ограбить Пафнутьева? Астрова, придвинув стул, тоже села к столику. – Нет, у нас не было слышно… Все же общежитие не так близко. Она протянула руку с ярким маникюром, оттеняющим тонкую, чуть голубоватую, мелко-морщинистую кожу кисти, и выключила телевизор. Увы, маникюр еще подчеркивал старость этой руки. – Так он нам не будет мешать! – воскликнула Княгиня. – Может быть, чаю? – Нет-нет, спасибо, Марья Алексеевна! Общежитие и впрямь находится на расстоянии. И если вы не слышали шум, мог ли его услышать Соргин?! Княгиня пожала плечами. – Не уверена. Может, у него сон чуткий, все ж он не так молод. А я очень крепко сплю! У меня сон как у молодой девушки! – Так ведь вы действительно молоды, – серьезно добавил Павлов. Он был искренен. – Здесь главное – душа. – И спохватился. – А вы и выглядите замечательно! Это у вас с Соргиными стенка? Там у них кухня? Княгиня оживилась, настроение у нее улучшилось. Она была женщиной до мозга костей. Она очень любила такой стиль общения – с комплиментами в ее адрес и с обсуждением чужих личных проблем. Это была ее стихия. – Ну уж и замечательно! – заулыбалась она. – вы меня застали совершенно по-домашнему… А у Соргиных там коридор, так что мой телевизор им не мешает. Но вы знаете, я не уверена, что он пошел на шум, как он это рассказывает. Он пошел туда до всякого шума. Ведь у него роман с Верой Пафнутьевой! – Что вы говорите! – оживился и майор. – Никогда бы не подумал! – Да! – Княгиня уверенно вела беседу в направлении, нужном майору: это было самое приятное для нее направление. – Я бы тоже не подумала: она ведь совершенно неинтересная. Зачуханная какая-то. Но он увлекся! Надо же! Это бывает! И он тогда – когда ограбление было – пошел к ней ночью… Он думал, что ее там застанет, а не Гену. А может, он просто хотел забрать свои письма. – Какие письма? – Любовные, конечно! Какие же еще?! Мне так неловко, что я ничем не могу вас угостить. Может быть, хоть чаю выпьете? – Спасибо, – майор замялся. Его сильно интересовало, что же происходит за стенкой. Но там было совершенно тихо. – Пожалуй, не откажусь! – сказал он. И в это время за окном послышался тихий стук. Стучали по стеклу у соседей – то есть в окошко Соргина! Это был не просто стук, а пароль: один удар, пауза, потом еще два удара. Майор напрягся: – Что это? Княгиня тоже услышала стук. – Ну вот! Я же вам говорила! Это Верка к нему пришла! Его жена сегодня уехала в Москву, а любовница тут как тут! Астрова негодовала. Судя по всему, ее обуревали сложные женские чувства. Павлов даже не попытался вникнуть в их суть, чтобы понять. Ему было не до того. Он прислушивался. За стенкой было слышно, как открылась дверь, а потом тихо загудел что-то невнятное голос Александра Павловича. Майор быстро взглянул на часы. – Простите, Марья Алексеевна! Чай придется уже в другой раз! Не буду вас затруднять. Время позднее, я не вовремя явился. В другой раз приду пораньше. И он торопливо откланялся. Спустившись с крылечка, Павлов оглянулся. Княгиня запирала за ним дверь, слышен был звук защелки. На всякий случай он помахал в темное окно. Потом по той же тропинке, по которой пришел сюда, обогнул дом. Дойдя до крыльца Соргиных, он посмотрел в ту же щелку между шторами, в которую он уже подглядывал пару часов назад. Александр Первый все так же сидел за письменным столом в раздумье или в ожиданье – его позу можно было истолковать по-разному. Павлов протиснулся в узкую калиточку и, пригнувшись, чтобы его нельзя было увидеть из окна, прокрался в палисадник. Кроме развесистой акации там росли только несколько маленьких кустиков. Они располагались у высокого крыльца, недалеко от входной двери. Павлов вздохнул и, подложив папку с бумагами и планшет, опустился прямо в снежный сугроб позади кустов. Револьвер он переложил поближе, спрятав под теплую форменную куртку. Теперь его нельзя было разглядеть и с улицы – он был скрыт и высокой стенкой крылечка, и кустами. Сидеть пришлось долго. Уже давно стали темными окна на половине Астровой. Наконец, погас свет и в кабинете Соргина. Лег спать? Нет, Соргин тоже ожидает, конечно. И Евлампиев сидит тихо где-нибудь в ванной, тоже ждет. Майор догадывался, что тайный стук в окошко, который он слышал от Астровой, был знаком прихода Евлампиева. Друзья устроили засаду. Но вот дождутся ли они преступника? Майор сомневался. И все-таки он тоже ждал. А вдруг на этот раз Соргин окажется прав? Александр Павлович был из тех людей, кому хочется верить. Майор не признавался себе в этом, но чувствовал, что ошибается Александр Первый редко. В отличие от друзей, устроивших засаду в теплом помещении, Павлов сидел по пояс в снегу. «Такова солдатская доля, – философски думал он. – Милиционер почти что солдат. Всегда на страже порядка!» Он усмехнулся: этот лозунг висел на стене его кабинета в отделении. Выбирал и вешал, конечно, не он. Ночь уже не казалась Павлову темной. Серп месяца выглядел совсем слабым, однако небо было усыпано звездами. Возле общежития горел фонарь, его свет отчасти достигал коттеджей. Много света давал и снег – белый, плотный, мягкий. Майор рассеянно смотрел на дорожку. Гладкий, слегка бугристый вследствие неравномерной утрамбованности, затоптанный снег. Хотелось спать, но Павлов хорошо знал, что этот номер стал бы смертельным: в морозную ночь, сидя в снегу, если заснешь, то уже вряд ли проснешься. И вдруг… По дорожке шел человек. Мужчина, среднего роста, среднего сложения… В москвошвеевском укороченном пальто, какие в том 1972 году носили в городе Б. почти все мужчины, и в темной вязаной шапке, надвинутой низко на глаза. Конечно, это мог быть случайный прохожий – припозднившийся гуляка возвращается домой… Однако мужчина остановился возле соргинских окон и осторожно, чтоб не скрипнуть, поднялся на крылечко. Павлов вжался в снег. Теперь он не видел незнакомца: тот стоял высоко над ним, стена крылечка загораживала его. Майор замер, стараясь не шевелиться. Ему было слышно, как скрипел ключ, как осторожно незнакомец проворачивал его в замке… Щелчок! Еле слышно скрипнула дверь. Павлов осторожно выбрался из снега и поднялся на крыльцо. Передвигать ноги было трудно. Во-первых, заиндевевшее тело плохо подчинялось, во-вторых, в ботинки набился снег. Майор дотронулся до ручки двери, дверь легко поддалась – преступник не запер ее. В доме было тихо. Что там происходит? Неожиданно из спальни пулей вылетел Александр Первый в спортивном черном костюме. Послышался шум из кабинета. Тотчас из ванной выскочил Александр Второй и тоже кинулся в кабинет. Павлов достал пистолет, сделал шаг и оказался в кабинете. Глава 37 Арест Майор Павлов, похожий на слегка подтаявшего Деда Мороза (снег, клоками покрывающий его одежду, начинал таять, отчасти впитываясь в форменную ткань, отчасти опадая каплями), стоял в дверях, наставив пистолет на злоумышленника. Евлампиев и Соргин глядели на него расширенными глазами, не понимая, откуда он здесь, все еще не опуская рук. Дмитрий Яковлевич Акиньшин в москвошвеевском пальто и промокших спортивных тапках, опустив на грудь голову в черной вязаной шапке, тоже держал руки поднятыми. – Дайте какую-нибудь веревку! – бросил майор Соргину.